Последовавший за этим треск прозвучал до того громко, словно сломалось не где-то сверху, а прямиком в моих барабанных перепонках.
Скрючившись на мокрой земле в позе эмбриона, закрыв руками уши и зажмурив глаза, я ждала, пока весь этот ужас закончится и можно будет выдохнуть. Сердце истерично барабанило в висках, бедро стонало от боли, но хуже всего был страх, подгоняемый адреналином.
Вспышка молнии, чуть запоздалый раскат грома, нарастающее постукивание капель усилившегося дождя. В царящей вокруг какофонии я даже не сразу сообразила, что камушек переговорного устройства вспыхнул и стал теплее.
Сжав его в дрожащей от холода ладони, я услышала голос господина Медного, нашего декана и командира розыскных групп:
«Всем адептам факультета ядожалов. Мы на территории детского оздоровительного лагеря. Семь часов назад двенадцать детей и пять инструкторов отправились в сплав по реке. Гроза и порывистый ветер перевернули несколько лодок. Это заставило оставшихся причалить к берегу и передать сигнал бедствия. Руководство лагеря направило им в помощь группу из двух взрослых и двух подростков. В данный момент мы не можем связаться ни с кем из них и располагаем лишь приблизительными координатами. Звездокрылы и небовзоры отправились на облет и поиск пострадавших. Наша задача спуститься вниз по течению, обыскать прибрежную линию, найти и вытащить группу, что сплавлялась на лодках. Приказы для командиров десяток…»
Камень погас, тактично намекая, что приказы командиров меня не касаются. Приподнявшись, я оглядела полумрак непогоды и позвала:
– Власта?
Справа закопошились сразу два тела. В одном я без труда опознала белую макушку подруги, в другом с секундной заминкой признала Хезенхау. Парень крепко сжимал Власту, для надежности прикрыв ее своим телом от опасности. Внезапно!
Старательно давя широкую улыбку, я не удержалась от комментария:
– Большой и сильный Эрик всегда прикроет слабую девочку?
«Слабая девочка» пришла в себя и спихнула тушу северянина. Перекатилась и по-пластунски поползла наружу. При этом ругалась красная от смущения Власта так выразительно и замысловато, что даже Эрик впечатлился. А может, его впечатлило совершенно другое. Например, подсознательное желание защитить Подгорную. Кто ж разберет этих парней?!
Решив, что сейчас не лучшее время для анализа, я выползла из-под брюха Дурмана и устало плюхнулась на свой брошенный рюкзак. Ядожал раскрыл крыло, заботливо прикрыв нашу десятку от настоящего ливня.
Пахло озоном, мокрой землей и древесиной. Поваленный рыже-серый ствол сосны валялся в стороне. Возле него стоял Кристен с неестественно прямой спиной и сжатым в руке переговорником.
Я покрутила головой, оглядывая место, куда нас выкинуло из межпространства, и внезапно узнала территорию. Это был не какой-то детский оздоровительный лагерь. Это был мой лагерь!
До сих пор помню «Галчонок», где много лет подряд проводила летние каникулы, пока была беззаботной школьницей. Помню отрядные песни, которые мы учили и пели по ночам вокруг костров. Помню игры, многих ребят, воспитателей и стену лодочного сарая, которую все называли стеной Отчаянных…
Кристен разжал руку, выпуская камень, и, легко перекрикивая грозу, скомандовал:
– Проверить снаряжение. Надеть плащи. Подготовить средства связи и фонари. Делимся на тройки. Наш сектор семь. Идем вдоль русла. Я и еще двое плывем на Дурмане по мелководью. Остальные двигаются берегом. Адриана…
Я вздрогнула, никак не ожидая, что мне будут отдельные поручения, и с готовностью вскинула голову.
– Ты идешь в лагерь и остаешься там, – припечатал Кристен.
Чувствуя, как сердце начинает стучать чуть громче от ощущения дикой несправедливости, я на секунду замерла, осмысливая сказанное, а после вскочила с рюкзака и решительно похромала к Кристену.
Нет!
Он не может удалить меня из поисковой группы!
Лекция двенадцатая
О несправедливости и темных силуэтах
Я редко психую, но в такие дождливые и полные обид дни понимаю, что без этого никак.
– Кристен, я могу помочь!
Арктанхау сурово глянул на приближающуюся, точнее, прихрамывающую в его направлении меня и, кажется, вздохнул. Нет, а он чего хотел? Что я молча смирюсь с отстранением и с опущенным носом поковыляю в лагерь? Наивный.
– Да пойми, – набивала себе цену, – я же знаю этот лагерь как свои пять пальцев. Я четыре года подряд ездила сюда на все летние смены!
Северянин коснулся моего лба кончиками указательного и среднего пальцев, показал мне. Они были красными от крови.
– Ты ранена.
И только теперь я почувствовала, что лоб разрывается от тупой боли, по виску бежит вовсе не теплая капля дождя, а что-то другое. Вот и когда только успела? Неужели на земле валялась палка, а я не заметила?
Я вцепилась в его широкое запястье, как в спасительный круг, и посмотрела в глаза командира.
– В нашей группе я единственная фаорка. Будучи ребенком, я излазила здесь все, что можно и нельзя, и знаю эти места даже лучше воспитателей. Ты не можешь отослать меня из-за пустякового пореза.
Кристен бросил на меня долгий взгляд, в котором читалось очевидное: все он мог. И не только мог, но и вот прямо сейчас планировал сделать. К его чести, он даже пару секунд поколебался, прежде чем я услышала неизбежное:
– В пятидесяти метрах отсюда одноэтажное здание столовой, там разместили временный штаб. Иди туда, Адриана, пусть тебя осмотрят лекари.
В груди, подобно недавнему грому, взорвалось чувство глубокой несправедливости. Захотелось кричать, грозя кулаками небу, в сердцах пнуть ветку упавшего дерева, но я поступила лучше. Я сконцентрировала все это в глухую холодную ярость, сделала шаг навстречу Кристену и отчетливо и ровно сказала:
– Я не нуждаюсь ни в твоей жалости, ни в особом к себе отношении.
Сказала и едва не отшатнулась. Просто мои слова подействовали на Кристена, как приказ трансформации на оборотня. Северянин дернул уголком губ и преобразился. Его черты утратили юношескую мягкость и привлекательность. Линии стали грубее, загадочнее, а еще застыли, как смола на ярком солнце.
Но хуже всего тревожное чувство опасности, которое я испытала, когда Кристен Арктанхау сделал шаг и склонился к моему перепуганному лицу.
– Ни первое, ни второе здесь роли не играют. Я действую в соответствии с должностью старшего в десятке. Еще раз подчеркиваю: старшего и опытного. Вы, адептка Нэш, ранены и не в состоянии помогать разыскной группе. Более того, ваше нахождение в наших рядах замедлит продвижение десятки.
Даже не знаю, что удивило меня больше: холодные резкие интонации в его голосе или это внезапное «вы, адептка Нэш».
– Разговор окончен, – и Кристен демонстративно развернулся ко мне спиной.
Я таки пнула в сердцах ветку, мирно валяющуюся на земле, тихо ругнулась, а после уверенно похромала в сторону тропинки. Потом одумалась и вернулась под крылышко ядожала.
Стараясь не встречаться взглядом ни с кем из парней, доковыляла до своего рюкзака, со злым сипом закинула снаряжение, подтянула лямки. Глаза жгло от слез, а в горле застрял ком, но я держалась. Держалась, потому что знала: на меня все смотрят и жалеют. Держалась, потому что чувствовала взгляд Кристена Арктанхау.
Власта заступила мне дорогу.
– Адриана… – она явно не знала, что сказать, но подбодрить хотела.
Не поднимая головы, я сжала ее холодную ладонь:
– Послушай. Они сплавлялись вниз по течению. Там много островов. Ищите на них, а не по берегу. Костер под таким дождем они не разведут, сигнальных маяков в лагере нет. Поэтому ребята будут играть на трубе. Слушай песню.
– Песню? – девушка переступила с ноги на ногу.
– Да, песню. Там подсказка, где их искать. И, Власта… Там дети. Их надо вытащить.
– Сделаем все, что сможем.