Но я видел, что эти слова давались ему с огромным трудом. Пальцы его дрожали, а взгляд не отрывался от лезвия топора. Для человека вроде Грэма отдать оружие было всё равно, что отрезать себе руку. Не удивлюсь, если с этим оружием он не расставался со времен молодости. А тут…отдать…за долги. Причем намного меньшие долги, чем стоил этот топор. Да что там, этот топор явно мог покрыть вообще большую часть долгов, я не сомневаюсь. Этот темный тяжелый металл точно стоит не один золотой. Так почему же он решил его отдать? Я не хотел лезть в такой момент, потому что не мне указывать Грэму, что делать с его имуществом. Я просто не понимал, почему он проигнорировал отвары, как что-то ничего не стоящее.
Тран, тем временем, кивнул и медленно поднял топор. Оружие было тяжелым — его руки задрожали под весом. Но он крепко сжал рукоять и посмотрел на Грэма с выражением, в котором смешались благодарность, вина и что-то еще.
— Я… — Он замолчал, подбирая слова.
Он прекрасно понимал, что такое для Охотника его оружие.
— Просто уходи и ничего не говори. — холодно ответил Грэм, — Дочь мне твою жалко, но тебя нет. Ты всё равно кусок говна. Но для меня жизнь маленькой девочки ценнее железяки, какой бы она ни была. Надеюсь, ей это поможет.
— Но я…
— Ты мог бы продать волков, свое оружие, своих питомцев. Но я не вижу, чтобы ты это сделал. Значит, твое отчаяние еще недостаточно велико. Если тебе дорога жизнь близкого — отдашь последнее. А ты не отдал. Именно поэтому ты — кусок говна.
Тран дернулся от этих слов, как от удара и почти зарычал.
— Без этих волков я не покрою всё остальное лечение! Я не смогу зарабатывать на настойки, которые поддерживают ее.
— Мне без разницы. — ответил Грэм, — Уходи. Мы закончили. А вы, щенки, — посмотрел он на стражников, — Повезло вам, что я сейчас слаб, иначе бы…кха…кха.
Дед закашлялся и схватился за забор. Я придержал его и помог разогнуться.
Тран, стиснув зубы, кивнул стражникам, что все закончено и те расслабились. Волки тоже успокоились, почувствовав, что напряжение спало. Они перестали скалить зубы, а их шерсть опустилась. Однако…они были готовы к бою. Да, сейчас мы с Грэмом просто не в состоянии кому-либо дать отпор. Может он поэтому и отдал топор? Или всё же дело действительно в девочке?
А я даже не знал, что сказать. Влезать сейчас — только испортить жертву, которую принес Грэм. Однако, мелькнула другая мысль: я уже четко знал, что накоплю денег и выкуплю этот топор, кому бы его Тран не продал. Именно этот — это лишь вопрос времени.
Тран напоследок хотел что-то сказать Грэму, оправдаться, но слова похоже застряли в горле. В итоге он не поднимая головы пошел прочь, а за ним поплелись волки.
— Пошли в дом. — сказал я Грэму, который, словно потерявшись, смотрел вслед уходящему приручителю, держащему его топор.
— Да. Пошли. — неожиданно согласился он и оперся на меня своим весом.
Еще несколько раз дед отхаркивал кровь и это меня обеспокоило. Таких симптомов раньше не было. Я понимал, что мне нужен образец его крови, на котором я бы мог провести Анализ. В теории, система должна была быть способна на такое. Разве что моего «доступа» недостаточно.
Усадив Грэма на стул, я быстро заварил чай из мяты и протянул ему. На лице его застыло странное выражение.
— Не припомню я, чтобы кто-то за мной ухаживал…обычно это я всех выхаживал. — вздохнул он с каким-то огорчением.
Я сел на стул. У меня в руках была тоже чашка с таким же чаем. Я ведь только проснулся.
— Дед, отвары. Они неплохие, почему ты даже не предложил Трану их?
Старик вздохнул.
— Это просто восстанавливающий отвар, даже хорошего качества он не будет стоить и двадцати медяков, более того, будь он превосходного качества, возможно его ценность дошла бы до сорока. Трану плевать на отвары — он пришел за деньгами и за тем, что можно продать.
Я поджал губы, обидно конечно, но это правда.
— Я думаю эти три отвара неплохого качества, — сказал я.
Грэм махнул рукой, мол, не в этом дело.
— Но… — осторожно спросил я, — Почему ты отдал топор?
— Потому. — отрезал старик, а потом, втянув аромат чая, уже мягче сказал, — Потому что это сейчас бесполезная вещь. Я его в своем состоянии даже не подниму, а во-вторых…
Он на секунду умолк:
— Во-вторых дочь Трана мне жалко, я знаю эту малютку с самого рождения. Я сам носил ее на ритуал Первого Дыхания…и помню как ей тяжело было. Малышка уже тогда была слабой и задыхалась. Неудивительно, что ее свалила какая-то болячка. Но других детей у него нет.
Я слушал, затаив дыхание. Когда Грэм произнес фразу ритуал Первого Дыхания во мне всплыли воспоминания. Это был ритуал, свойственный только пограничным с Зеленым Морем поселкам и городам. Больше нигде подобного не было. Новорожденного на третий день выносили к Кромке, где он делал первый вдох, насыщенный живой. Считалось, что это определяет его будущую силу Дара. Обычно теми, кто «нес» выступали самые сильные Одаренные, которым доверялось под взглядами всего поселка пронести ребенка на Кромку, дать ему сделать вдох и унести обратно.
Теперь стало понятно, почему он отдал топор — он чувствует ответственность за эту девочку. До этого момента я об этом даже не подозревал, и лишь теперь воспоминания всё расставили по своим местам. Но это-то и логично: жители поселка связаны между собой не только тем, что живут на одной территории, а и воспоминаниями, и вот такими ритуалами.
Грэм с стуком опустил чашку на стол и отвернулся к окну. Я словно бы увидел совершенно другого человека, не сурового охотника, а уставшего старика.
— У меня тоже была дочь, Элиас… -тихо сказал он, — Родилась до твоей матери… Раэль…она сгорела от лихорадки.
Старик поднялся и оперся на стол.
— Без понятия, что за болячка там у дочери Трана. Первый раз слышу об этом, но… я понимаю его как отец. Потому что я когда-то был так же беспомощен и не способен ни на что повлиять.
Я застыл. Это было то, чего никогда не слышал от деда Элиас. Деталей жизни молодого Грэма.
— Я не знал об этом.
— Ты много о чем не знаешь. — фыркнул Грэм.
Подойдя ближе, я с тревогой рассмотрел руки и шею Грэма. Черные прожилки яда стали отчетливее, гуще. И, что особенно пугало, они распространились дальше — теперь темные линии тянулись от запястий почти до локтей, а на шее поднимались выше, приближаясь к щеке.
За один день яд продвинулся как минимум на несколько сантиметров, может, даже больше.
— Как и про черную хворь? — уточнил я, — Ты никогда не говорил о ней. Я хочу знать. Иначе как я могу помочь, если даже не понимаю, что это такое.
Грэм тяжело вздохнул.
— Я ходил слишком далеко, Элиас, в ту часть леса, где есть Чернотропы.
Это слово мне ни о чем не говорило, как и памяти Элиаса.
— Что это такое? — нахмурился я.
— Это места, где лес болен, где гниют Чернодрева.
От слова пробежали мурашки по коже.
— Их отсюда не видно, — сказал Грэм и подошел к окну, — Они далеко, и места, где под землей проходят их корни называют чернотропы. Самые опасные места, в каких я бывал. Но… там есть особые ингредиенты, которые рождаются от столкновения золотинки и гнили. За такое алхимики готовы платить столько золота, сколько и за десять лет не заработаешь обычными походами.
Золотинка…я покопался в памяти и понял, что так старые Охотники называют самую чистую живу, которая падает с Древ и которую видно в солнечных лучах. Надо запомнить. До сих пор это слово ни разу не всплывало в сознании.
— Вот я и полез, — вздохнул Грэм, — Те три недели, когда меня не было…а…ты наверное даже и не помнишь. Не важно… К Чернодревам ходят либо самые отчаянные, либо самые сильные. Я хотел добыть кору такого древа.
— Это…сгнившее Древо Живы? — уточнил я.
— Именно. Не знаю, как они превращаются в «такое», но от старых охотников я слышал, что их раньше было несколько, но со временем стало намного больше. Я даже думаю, что это какой-то особый паразит, пожирающий древа, просто очень…сильный. Мало ли чего водится в Зеленом Море?
