Ничего ведь не случится, если я возьму себе стаканчик? Как раз по пути в приемную и выпью. До обеда слишком много времени, а башка пухнет от недосыпа, ведь вчера я допоздна читала книгу.
Положив бумаги на черный мигающий ящик, достаю купюру и засовываю в специальное отверстие. Провожу взглядом по названиям напитков.
Беру макиато. Дожидаюсь, пока стаканчик наполнится, вытаскиваю его из держателя. Под мышку засовываю документы.
Черт! Пока вожусь с аппаратом, у лифта собирается целая очередь.
Решаю не дожидаться и бреду к лестнице. Иначе весь этот час проторчу в холле, потом будет неудобно перед руководителем.
Поднимаюсь, делая маленькие глотки кофе, а сама читаю, что написано на верхней бумажке. «Я, такой-то такой-то, в пятницу тринадцатого июля находился на объекте по адресу, — проматываю текст глазами, — и видел с крыши, как к воротам подъехал синий грузовой микроавтобус. К нему направился монтажник Изотов…»
Это же по поводу аварии, что случилась позавчера на объекте, когда сломался и упал строительный кран, при этом зацепив одного из рабочих! Машинист тоже пострадал.
В компании такой скандал разгорелся! Поговаривали, это происки конкурентов перед крупным тендером, чтобы очернить репутацию «Эталон-групп».
Но я не слишком во всем этом разбираюсь.
Спотыкаюсь на последней ступеньке, зачитавшись, стаканчик вылетает из рук и падает. Пластиковая крышка открывается, и весь мой кофе разливается по гладкой плитке прямо у лестничного марша.
Роняю бумаги от неожиданности, наклоняюсь, чтобы их поднять.
Мимо проходят длинные загорелые ноги, обутые в черные лабутены. А потом их обладательница в короткой юбке с истошным криком едет по полу, да еще и с ускорением. Ноги взмывают вверх, раздается крик и звук падения, который повторяется несколько раз.
Плюх, плюх, плюх…
От понимания того, что всему причиной разлитый мною кофе, становится неловко, чувство вины охватывает с головой. Руки мелко дрожат, сжимая документы.
— С вами… все в порядке? — хрипло выдыхаю, бросившись вниз.
Девушка, которая только что проехалась по всем ступенькам, лежит на полу в странной позе. Ее лицо мне знакомо, но пока не до того. Она пытается подняться, однако у нее не выходит. Подаю ей руку, на что она злобно шипит:
— Отвали, поняла?
Но самостоятельно встать у нее не получается.
На звуки сбегаются другие сотрудники. Кто-то вызывает неотложку.
Оказавшись в стороне, сглатываю комок в горле. До меня доходит, где я видела пострадавшую раньше. Это ведь Ксюша, секретарь гендиректора!
Именно ей я должна была отдать злополучные бумаги! А теперь кому?
Хочется подойти и извиниться, но Ксюшу уже уводят в один из кабинетов.
Ладно, потом.
Пожалуй, принесу-ка я эти документы попозже, когда все успокоятся. Заодно и объяснюсь. Хотя самой ой как неловко! Кажется, вокруг меня одни проблемы.
Возвращаюсь к Рогову. К счастью, он куда-то вышел. Кладу объяснительные в ящик стола, ничего не рассказывая.
А у самой на душе кошки скребут лапами. Длинными, когтистыми. И при этом истошно мяукают, припоминая неудачи, преследующие меня с первого дня практики.
Чувство, будто вокруг сгущаются тучи.
***
После поездки на объект и обеденного перерыва наблюдаю, как Рогов мрачнеет при телефонном звонке. Он отходит к окну, чтобы поговорить. Вижу, нервничает, поэтому боюсь признаться в случившемся.
Лера сидит за его компьютером и разносит в таблицу материалы. Ей-то я как раз в обед рассказала о пролитом кофе, выслушав все охи и ахи.
— Алина, а ты отнесла объяснительные, которые я дал тебе утром? — вопрошает Рогов, неожиданно обращаясь ко мне.
Эмм. Опускаю глаза.
— Дело в том, что секретарши не было на месте. Она как раз… упала с лестницы. И я решила сделать это позже.
— Да мне плевать, что ты там себе нарешала! — взрывается наш руководитель. — Босс велел принести их еще утром, а они до сих пор не у него! Бегом наверх!
— А если Ксении не будет?
— Значит, сама отдай их Герману Назаровичу! Тебе понятно? — нависает надо мной грозовым облаком. — Пулей! Одна нога здесь — другая там.
Вообще-то, мог бы и сам отнести, раз они так важны. Но спорить с ним бесполезно. И он еще не знает, по какой причине упала Ксюша…
Делать нечего. Снова направляюсь на верхний этаж, но на сей раз поднимаюсь на лифте.
В приемной пусто. Лишь тихо попискивает факс.
Я была тут однажды, но всего пару минут. Задерживаю взгляд на цветах, что расставлены по углам приемной. Рассматриваю кофемашину, шкафы с прозрачными стеклами, за которыми виднеются толстые папки — в основном белые, черные и красные, в тон отделки кабинета. Замечаю, что компьютер выключен. Выходит, секретарши нет на месте.
А вот это уже не есть хорошо.
Если снова вернусь с этими писульками к Рогову, он меня точно прибьет. Ну или, как минимум, не подпишет практику.
Так. Надо набраться смелости. Надеюсь, за прошедшие две недели босс уже забыл, как выглядит «виновница» инцидента на парковке.
Все будет хорошо.
Выдыхаю и стучу в дубовую дверь, на которой красуется золотая табличка «Генеральный директор Касаткин Герман Назарович».
— Можно войти?
Пару секунд слушаю тишину.
— Входите, — раздается приятный низкий голос.
Осторожно заглядываю в кабинет. За широким столом из мореного дуба посреди респектабельной обстановки сидит тот самый шикарный мужчина.
Владелец компании, Герман Касаткин.
В прошлый раз он показался мне постарше. Сейчас понимаю, что ему лет тридцать пять или даже меньше.
Его синие, словно глубокое море, глаза прожигают в упор. От пристального взгляда меня охватывает дрожь. Губы кривятся саркастической усмешкой. Верно, мой напуганный вид его забавляет.
— Я тут это… принесла объяснительные от Ивана Даниловича.
— Иван Данилович сам их все написал? — поднимается черная бровь Касаткина.
— Нет, в смысле, от его рабочих… — Проклятье, я совсем не знаю, как общаться с такими важными персонами. — Он просил вам их передать.
Пальцы Касаткина ритмично постукивают по какой-то папке, вводя меня в транс. Он беспрестанно смотрит, и я еще сильнее смущаюсь.
— Хорошо, положи здесь, — кивком головы указывает на столешницу.
Опускаю бумаги на стол и уже собираюсь сбежать.
Этот Герман Касаткин пугает меня до икоты.
— Алина Вишня, значит?
Поворачиваюсь, изумленно глядя на него.
— Откуда вы… откуда вы знаете мое имя? — выдыхаю шумно.
Взглядом прослеживаю, куда смотрит Касаткин. И вижу под его рукой свое фото. Встряхиваю головой, ничего не понимая. Меня накрывает озноб.
Эта папка — мое личное дело, которое завели при приеме на практику.
— По твоей вине моя секретарша сегодня получила серьезную травму. Двойной перелом ноги и ушиб копчика. — Он саркастически усмехается. — Теперь она на больничном и пробудет дома, как минимум, два месяца.
— Мне очень жаль. Но с чего вы взяли, что я имею к этому отношение? — спрашиваю уклончиво.
— Видел запись с камеры наблюдения. — обезоруживает он. — Это ведь ты разлила кофе… или что там было. Я тебя еще в прошлый раз запомнил.
— Макиато, — пищу тихо, понимая, что все куда хуже, чем мне казалось.
— Да все равно! Ты как та Аннушка, которая разлила масло. Создала мне проблему! Понимаешь?
Еще бы мне не понимать! Все же моя мама — учитель литературы!
— А недавно из-за тебя пострадала моя машина, — добивает фразой.
Вспомнил? Ох! Так и знала, что затишье бывает лишь перед бурей.
— Как я могу искупить свою вину? — смотрю прямо на Касаткина.
— У меня к тебе есть одно… личное предложение.
— Вы шутите? И что я должна сделать? — Его слова меня пугают.
Однако он довольно симпатичный. Но взгляд такой, хищный, пристальный. Фамилия ему точно к лицу. В белой рубашке и черном пиджаке этот синеглазый брюнет действительно напоминает убийцу из океана.