В синих глазах за секунду раскрывается портал в ад.

Кажется, он меня сейчас просто придушит и все — так это ощущается, хотя он даже пальцем в мою сторону не дергает.

Но трусики сует в карман брюк, возможно — или мне просто хочется так думать? — чуть более резко, чем обычно.

— Переговоры… о чем? — В авдеевском голосе наконец-то появляется металл.

— О важном, — мурлычу я, чувствуя, как по венам разливается ядовитый азарт. — Собираюсь договориться о парочке оргазмов. А то знаешь, есть тут один… как собака на сене. И сам не ебёт, и другим не дает.

— С кем. Ты. Встречаешься? — чеканит Вадим.

Вот теперь я почти уверена, что он едва сдерживается, чтобы не схватить меня и не вытрясти признание, если я и дальше буду уходить от прямого ответа.

— Не переживай, — улыбаюсь как сука, получив в конце концов, хоть каплю эмоций от этого камня, — я помню наш договор. Твоя драгоценная репутация не пострадает. Кандидат очень достойный. Холостой, молодой и очень симпатичный архитектор без вредных привычек и финансовых проблем.

Расправляю платье, чтобы не было ни одной складки. Чтобы он заодно увидел, что на мне нет не только трусов. Что на мне кроме этой тонкой тряпки и шиммера на коже, больше вообще ни черта нет.

— Но ты, конечно, обязательно перепроверь, а то вдруг… ну, знаешь… я просто придумываю — я же совсем не похожа на женщину, которую можно пригласить на свидание, а потом трахнуть как королеву. Вы же именно так и думаете, да, Вадим Александрович?

Он щурится еще всего лишь раз — на секунду или чуть больше.

— Хорошо провести время, Кристина. — Улыбается — спокойно, почти по-деловому.

Не знаю, что в этот момент отражается на моем лице, но поскорее отворачиваюсь, чтобы Авдеев не увидел даже намека на разочарование.

Да пошел ты, ясно?!

Просто… иди на хуй!

Быстро иду до двери, радуясь хотя бы тому факту, что мои танцы у шеста оставили после себя не только парочку проблем с головой, но и навык безупречной ходьбы на каблуках в любое время и в любом настроении.

Только в лифте позволяю себе выдохнуть.

Вся моя бравада осыпается как пепел. И ноги становятся ватными, так, что приходится опереться плечом на стенку кабинки, чтобы удержаться в вертикальном положении. На секунду даже возникает крамольная мысль все отменить — написать Арику что-то вежливое, но достаточно прямолинейное, чтобы он больше не писал дуре, которая просто морочит ему голову. Даже расстегиваю клатч, чтобы достать телефон, но… передумываю.

Мне нужно это свидание.

Просто чтобы вспомнить, что я, блять, Кристина Таранова, и я могу иметь буквально любого мужика, какого только захочу!

В начале марта к нам неожиданно приходят морозы и снегопады — как будто зима решила на прощанье отыграться за по осеннему теплый декабрь.

Такие сильные, что прогулки с Мариком в коляске становятся довольно сложными — только по расчищенным дорожкам, которые моментально засыпает свежим снегом.

Мой маленький морковный принц теперь больше бодрствует и каждый раз, когда я возвращаюсь домой после магазина — встречает уже абсолютно осознанным взглядом и беззубой, но самой красивой на свете улыбкой.

И он буквально с каждым днем все больше похож на Авдеева.

К четырем месяцам уже абсолютно очевидно, что его глаза станут такими же синими, как у отца — уже сейчас многие удивляются их насыщенному цвету, пока еще немного светлее, чем у Вадима, но это только вопрос времени. А еще у него такой же подбородок и, кажется, даже профиль, и улыбка, только в отличие от отцовской — она всегда теплая, открытая. Иногда когда мы с ним валяемся на кровати и я читаю ему книжку, активно разыгрывая сюжет в ролях, он смеется так заливисто, как будто хочет компенсировать заодно и холодность Авдеева.

С ним у нас все… прекрасно.

Если считать за прекрасно полное отсутствие выяснения отношений, разговоров на отвлеченные темы и поводов шипеть друг на друга. Он ведет себя как идеальный бывший муж, с которым нам приходится контактировать исключительно по поводу ребенка — всегда вежливый, а когда у него изменения в графике и он не сможет взять Марика на выходные, то мы всегда вместе решаем, когда он заберет сына на неделе. Пару раз я сама привозила Марика к нему домой, чтобы Авдееву после затяжного перелета не пришлось еще раз кататься туда-сюда. Это была исключительно моя инициатива, но Вадим за нее была искренне благодарен.

Если бы десять месяцев назад кто-то сказал мне, что меня от этого «благодарно и вежливо» будет тошнить, я бы рассмеялась в лицо этому умнику. Но я не чувствую ни облегчения, ни покоя, только… пустоту внутри, огромную как кратер Везувия. Кажется, что мы разлетелись друг от друга уже настолько далеко, что обратно нас не притянут даже законы физики.

Поэтому я просто… отпускаю.

Держу в уме, что после всего случившегося, вот такое формальное общение без ядовитых выпадов в адрес друг друга — это лучшее, что могло случиться после… всего. Что впервые в жизни я веду себя как взрослая женщина и что, наконец-то, могу жить именно ту жизнь, которую хочу. Нельзя сказать, что эта мантра спасает в минуты особенно острой тоски, но она помогает держать лицо в те моменты, когда Авдеев оказывается слишком близко.

— Кристиночка, я собрала Марика, — Елена Николаевна спускается вниз, отрывая меня от ноутбука и огромной кучи письменных принадлежностей, в которые я закопалась.

Поднимаюсь, разминаю затекшие после долгого сидения ноги и протягиваю руки к сыну. Он тут же «оживает» — тянется навстречу, радостно раскачиваясь в крепких руках няни и тут же начинает вибрировать в моих, как Капитошка.

В крохотном, но стильном джинсовом комбинезоне и кофточке с капюшоном похож на настоящего модника. В последнее время вся галерея в моем телефоне забита его фотографиями — как улыбается, как спит, как смеется, как деловито хмурится. Лори говорит, что дети растут слишком быстро, и что я должна делать столько фото и видео, сколько смогу. И я делаю — и даже пересматривая те, которые сделала в первые сутки после родов, уже кажутся такими… далекими. Не знаю, смогу ли я стать правильной матерью, но я стараюсь изо всех сил. Отдаю ему всю свою любовь.

Телефон в кармане моего худи вибрирует, прикладываю его к уху, зажимая плечом, пока хожу с Мариком по гостиной, наблюдая за тем, как он уже уверенно вертит головой, жадно поглощая окружающий мир.

— Все в силе, неуловимая деловая женщина? — посмеивается в трубку Арик.

— Кто-то обещал не подкалывать меня на эту тему, — делаю вид, что ворчу.

— Прости, не удержался. Просто хотел перестраховаться. Это великое событие все-таки состоится?

«Великое событие» — это его знакомство с моим сыном.

Я уже дважды его откладывала — цеплялась за любой повод, хотя для этого не никакой причины. Ну кроме разве что моего личного «торможения» наших с Ариком отношений.

Хотя я упорно предпочитаю называть это каким угодно другим словом, как будто так изменится суть. Убеждаю себя, что мы просто «хорошие друзья», что между нами «эмпатия», что мы идем не в близость, а просто идем — без цели.

Марик поворачивает голову в ответ на мой голос, моргает и показывает язык. Как будто чувствует, что прямо сейчас я готова снова все отменить.

— Да, все в силе, — нахожу в себе смелость больше не прятать голову в песок. Знакомство с ребенком — это шаг именно в ту самую сторону. Я могу сколько угодно придумывать дурацкие синонимы, но, кажется, пришло время начать жить с мыслью, что «мы» с Авдеевым не случимся никогда, и что я имею полное право заводить отношения с мужчинами, и даже заниматься с ними сексом.

— Повтори, — продолжает беззлобно подтрунивать Арик.

— Все в силе, вредный ты человек, — немного отпускаю клапан, беззвучно спускаю внутреннее напряжение и позволяю себе улыбнуться. — Только имей ввиду, он у меня очень, просто очень большой собственник.