— Иногда работа — это и есть наслаждение, — дергаю плечом, слегка стреноженная этим странным разговором.

— Завидую вам вдвойне, — улыбается, снова поправляет волосы. — Простите за вторжение. Просто у вас было такое лицо… мне стало любопытно. Хорошего вечера.

И… все, он просто разворачивается и уходит, оставляя на моем столе свою книгу, как какой-то непонятный намек. Я провожаю взглядом его высокую, гибкую фигуру, пока она не скрывается за дверью, и только после этого тянусь к книге. Верчу в руках, не очень понимая, что именно хочу рассмотреть. Заглядываю внутрь, почти уверенная, что найду визитку или салфетку с номером телефона, но ничего такого там нет — ни намека на то, что этот красавчик решил вот так оригинально подкинуть предложение о знакомстве. Это просто книга, которую я даже не обязана читать, снова.

Мысленно пожав плечами, откладываю ее на край стола, и возвращаюсь к десерту.

А когда бросаю взгляд на часы и прошу счет, официант говорит, что мой счет уже оплачен.

Кем, догадаться вообще не сложно.

Я привожу сына домой, в мою крепость.

Сын спит в автокресле, которое я установил на заднем сиденье «Бентли» с такой точностью, будто монтировал компонент ядерного реактора. Вынимаю Марка, стараясь не разбудить, и это движение — самое осторожное, самое аккуратно, что я совершал в своей жизни с тех пор, как подросла Стаська. Он легкий, почти невесомый в моих руках, и пахнет сладкой смесью, на которой уже наел себе солидные щеки.

А еще он неуловимо пахнет чем-то… тарановским.

Этот запах оседает в легких как яд.

Я захожу в дом, в тишину, которую сейчас нарушают только мои шаги и цокот когтей на собачьих лапах. Ощущаю себя фокусником, который наполняет пространство невидимым новым смыслом.

Этим маленьким, сопящим смыслом у меня на руках.

— Зевс, отвали, — стараюсь обойти вылетевшего навстречу булли, потому что он тут же начинает путаться в ногах и, конечно, уже по привычке вытирает слюни об мои брюки. Я из дома спокойно выйти не могу, пока эта скотина не «убедится», что как следует вытер об меня морду. — Я вас познакомлю, только сейчас — не лезь, блин…

Но это из области фантастики — слышу, как усердно кряхтит, взбираясь вслед за мной по лестнице. Как он это делает на лапах, которые буквально для этого не предназначены — загадка. Но Стаська эту псину любит, и этого достаточно, чтобы его любил я. Даже если он портит и ломает все, что попадает в поле его зрения.

Стася утром у психолога — в виде исключения поехала с няней, хотя обычно вожу ее туда я.

Решил сделать ей сюрприз, потому что вопрос «когда я увижу брата?» стал номером один в наших с ней разговорах.

О том, что у нее будет брат, я сказал Стасе в тот день, когда прилетели заказанные у немцев коляска и автокресла. Стася увидела — и, конечно, задала логичный вопрос, зачем ЕЙ это кресло, если она в него не влезет. Тогда все и рассказал. Она отреагировала сначала визгом. Потом — горой логичных вопросов. Но в целом — я мысленно перекрестился, что на этом этапе все прошло хорошо, учитывая то, что даже намеки на то, что у меня может появиться женщина, Стаська воспринимает в штыки.

Я останавливаюсь на пороге детской — смежной с моей комнатой. У Кристины детская сделана так, как она сама посчитала нужным ее подготовить к его рождению, и хоть мебель она не заменила, теперь комната мало похожа на ту, которая была с самого начала. Я намеренно не вмешивался в ее проект, оставив полную свободу действий, зная, как это для нее важно. Где-то на том же этапе мысль о том, что она будет плохой матерью, окончательно покинула мою голову. Задолго до того, как родился наш сын и я увидел, как Кристина на него смотрит. Мы можем быть чужими друг другу — хотя, так ли это? — можем не находить точки соприкосновения там, где это удалось бы даже слепому и глухому, но совершенно очевидно, что сына мы любим одинаково сильно.

Эту комнату я готовил как плацдарм к высадке десанта. Здесь все самое лучшее и абсолютно безопасное. Стены выкрашены в нейтральный оттенок голубого, белые полки и стеллажи. Умная кроватка, видеоняня с датчиками дыхания и прямой «трансляцией» в 4К мне на телефон, стерилизатор, увлажнитель. Но доча тоже внесла свою лепту — натаскала братику своих игрушек, налепила на скотч рисунки с приветствиями, алфавитом и таблицей умножения. Благодаря ей комната выглядит так, как должна выглядеть комната для младенца.

Осторожно укладываю Марка в его колыбель. Он кряхтит во сне, смешно морщит нос.

Вертится, как будто собирается проснуться. Присаживаясь на корточки, протягиваю палец и он тут же рефлекторно сжимает вокруг него крохотную ладошку — даже во сне, так крепко, что у меня на роже довольная улыбка. Он будет сильным пацаном — крепким и таким, что хрен прогнешь.

Сумку, которую для него собрала Кристина, я оставил у двери. Возвращаюсь к ней взглядом, мысленно прикидывая, что же она туда сложила. По виду как будто умудрилась впихнуть даже коляску. Оставляю уснувшего Марка и, подумав минуту, все-таки решаю заглянуть в этот баул. Внутри десятки ползунков, смешные шапки с ушами, носки. Бутылочки, соски, кремы. Термос. Достаю крошечный бодик, простой, хлопковый, с улыбающимся грибом на груди (наркоманский какой-то принт, ей-богу). Простой, даже без бирки, хрен знает, где она вообще его взяла. У Марка здесь — полная гардеробная вообще всего (мы со Стаськой выбирали недели три), но этот боди я все-таки забираю. Сумку ставлю в гардеробную, потому что мне больше ничего из нее не пригодится.

Стаська возвращается через полчаса — слышу стук ее ног на лестнице и мысленно скрещиваю пальцы. До сих пор стрёмно, что между ее «я хочу увидеть брата» и «фу, забери его» — окажется ровно шаг. Незаметный жестом поправляю видеоняню, успеваю еще раз проверить приложение в телефоне — все ок.

Стаська уже на пороге — смотрит на кроватку с настороженным любопытством.

— Пап, это он? — спрашивает шепотом.

— Да, Стась.

— Маленький, — говорит с сомнением, приподнимаясь на носочки и пытаясь разглядеть его с порога. Наверное, в ее голове уже существовал план, как они вдвоем и с псиной в сообщниках разнесут к черту весь дом. — А потрогать можно?

Киваю.

Она на цыпочках подходит ближе, заглядывает в кроватку. Не по-детски умные глаза внимательно изучают спящего Марика. Подумав немного, осторожно трогает его щеку пальцем, округляет глаза, когда он в ответ приоткрывает рот.

— Он такой… странный, — констатирует она. — На пирожок похож. И пахнет так же.

Подбирается бочком ко мне, все еще сидящему на корточках возле кроватки, собственнически кладет руку мне на плечо, как будто проверят, ничего ли не изменилось с его появлением. Я в ответ привычным жестом поправляю немного сползшие резинки ее хвостов. Стаська лыбится — все ок, для беспокойства нет причин. И снова трогает Марка — на этот раз смелее, ручки, живот, маленькую пятку.

Слава богу, сон у Марка отличный — он даже почти не реагирует, дрыхнет и сопит.

— А почему он так странно дышит? — Стаська, конечно, не может оставить это без внимания.

— Потому что он еще совсем маленький.

— А я тоже такой была?

— Да.

Вспоминаю, как впервые взял ее на руки — когда еще не до конца зная (и не желая знать, если честно), моя она или нет. Просто вынес этот факт за скобки. Казалось, что я обязательно налажаю — слишком крепко сожму крохотное тельце в своих неуклюжих лапах. Но как-то справился. С Мариком все это было уже на автомомате, но так же охуенно — до жжения в груди.

Теперь по огромному куску моего грубого сердца принадлежит моим детям — все ок.

Стаська продолжает разглядывать Марка, и я, потихоньку подталкиваю ее руку, чтобы вложила палец ему в ладонь. Она секунду медлит, но потом любопытство берет верх — касается его кончиком пальца, и ладошка ту же пытается ее схватить. Доча сначала одергивается, но тут же пробует снова — смелее, на этот раз все-таки дав себя сцапать.