Быстро одеваю Марка, спускаюсь с ним вниз, укладываю его в уютный кокон качелей. Сын смотрит на меня своими большими синими глазами, и я заставляю себя улыбнуться ему, спрятав за этой улыбкой весь бушующий внутри ураган.
Пока жду Авдеева, хожу по гостиной из угла в угол, как зверь в клетке, и мысленно репетирую. Я буду спокойной. Сдержанной. Вежливой. Надену свою лучшую маску — маску сучки, у которой все под контролем, есть своя жизнь, планы и дела. И ей абсолютно, категорически плевать на то, что какой-то там Авдеев думает о какой-то там ночи.
Когда слышу щелчок замка — замираю посреди комнаты, зачем-то дергаю вверх подбородок.
Он входит. В темно-сером костюме, как обычно идеально сидящем на его мощных плечах. Волосы падают на лоб, на лице — ни тени усталости после перелета. Чертов Авдеев как всегда выглядит так, будто только что сошел с обложки Forbes — собранный, непроницаемый, контролирующий даже воздух вокруг.
Этот мужик точно не стал бы трахать бывшую предательницу, разве что очередным договором. Например, о том, что я обязуюсь не разглашать наш спонтанный секс, который он — очевидно же! — считает ошибкой.
Возможно, я уже загоняюсь, но проклятый Авдеев не делает ровно ни-че-го, чтобы дать понять — ему та ночь тоже спать не дает.
У него точно никаких проблем со сном — вон какой свежий и цветущий, чтоб ему провалиться!
— Привет. — Его спокойный и ровный голос режет тишину и укладывает в могилу остатки моего здравого смысла.
— Привет, — отвечаю я.
Даю себе десять из десяти за абсолютно спокойный, даже немного безразличный голос.
Первым делом, Вадим, конечно, идет к сыну. Что-то тихо ему говорит, и Марк в ответ издает радостный, булькающий звук. Вадим улыбается — той самой, редкой, настоящей улыбкой, которая предназначена только его детям. И никогда — мне.
Мне нужно просто уйти. Принять два факта — он приехал к сыну и, кажется, не собирается давать никакие «официальные комментарии» по поводу нашего секса — и подняться наверх. Нужно собираться на свидание с Ариком, даже если часть меня уже изо всех сил ищет вежливую отговорку. Но я продолжаю наблюдать за тем, как мое Грёбаное Величество играет с наследником, и как они оба гармоничны в этот момент, и мои ноги наливаются свинцом, перестают подчиняться законам физики, намертво прилипая к полу.
Поэтому, когда Вадим, наконец, поворачивается ко мне, секунду или две по инерции продолжаю пялиться на него влюбленными овечьими глазами. А он в ответ смотрит серьезно и сосредоточенно.
— Нам нужно поговорить, Кристина, — произносят его идеальные губы, пока я представляю этот рот между ног. — О том, что случилось.
Блять. Вот оно.
Момент истины.
Казнь.
Сейчас он скажет: «Это ничего не значило, не воображай ничего такого, маленькая грязная Таранова»
Я просто, блин, сдохну, если он произнесет вердикт вслух, даже если морально давно к этому готова. Пусть «казнь» случится только в моем воображении. Но черта с два я дам ему произнести смертельное для моего сердца заклинание.
— О, боже, Вадим, прости, — действую на опережение, бросая преувеличенно панический взгляд на часы. — Совсем забыла про время. Давай поговорим потом, хорошо? Я сейчас уже и так сильно опаздываю.
Он смотрит на меня долго и изучающе, как будто пытается заглянуть под маску. Но я держусь. — не даю ни единого повода думать, что моя спешка — она специально для него.
— Хорошо, — говорит он наконец. Медленно. Спокойно, блять! — Как скажешь.
Даже не пробует узнать, куда же это я могла намылиться в пятницу вечером.
Не пытается остановить. Бесит до зубного скрежета.
Поэтому, чтобы не ляпнуть ничего разоблачительного, быстро поднимаюсь к себе.
Захлопываю дверь, тяжело дыша, прислоняюсь к ней спиной. Получилось. Я отсрочила приговор.
И… что дальше?
Подхожу к гардеробной. Меня трясет от ярости, но еще больше — от бессилия и унижения.
Он даже не поинтересовался, куда я иду!
А зачем, если ему плевать, если я просто «мать наследника» — священная корова. Которую он по ошибке трахнул, а теперь жалеет об этом и оттирает член с мылом, наверное, раз сто на дню.
Не знаешь, как закрыть гештальт, Авдеев?!
А я что — должна сидеть и покорно ждать, пока ты вынесешь вердикт?
Да пошел ты к черту!
На встречу с Аркадием я собиралась надеть что-то простое удобное — брюки, свитер, в таком стиле. Точно ничего, что могло бы быть истолковано как приглашение к действию. Но сейчас это кажется абсолютной глупостью.
Какого, блин…?!
Я молодая, красивая и чертовски свободная женщина!
Но, конечно, главная причина моего демарша «Даешь секс вагине!» сидит внизу.
Хочу чтобы он, увидев меня, подавился своим хваленым спокойствием.
Мой взгляд падает на тонкое струящееся платье в пол из шелка цвета ночного неба — с открытой спиной и глубоким, почти неприличным вырезом вдоль по ноге. Я купила его в тот свой первый день свободы и ни разу не надела. Оно ждало своего часа.
И этот час настал.
Я срываю с себя домашнюю одежду, подумав секунду, тянусь за комплектом красивого белья. Но беру только трусики — к черту бюстгальтер, он только испортит вид под такой тонкой тканью. Ныряю в платье и шелк холодной, ласковой змеей скользит по коже. Добавляю необходимые для завершения образа штрихи — высокие каблуки, собранные наверх волосы, чтобы открывали шею и ключицы. Немного макияжа — я и так офигенно выгляжу.
Из зеркала на меня смотрит уже не испуганная брошенка, собирающаяся отлично поохотится хищница.
Пальто намеренно бросаю на руку, чтобы оно не скрывало платье.
И спускаюсь вниз.
Вадим сидит на полу, спиной ко мне. Марк лежит рядом с ним на мягком коврике — слышу, как Авдеев что-то тихо ему говорит, а сын в ответ как будто даже осознанно агукает.
Кажется, я могу спокойно выйти — а он меня даже не заметит.
На долю секунды проскальзывает такая трусливая мысль, но потом я вспоминаю, что твердо решила перестать быть жертвой обстоятельств, и обозначаю свое присутствие парой шагов, чуть сильнее необходимого постукивая каблуками.
Он оборачивается. Не сразу. Медленно.
Синий взгляд скользит по мне снизу вверх — оценивающе. Задерживается на моем бедре в вырезе платья, на груди по тканью. Желваки на покрытых темной щетиной скулах, напрягаются.
— Прекрасно выглядишь, Кристина. — Его голос по-прежнему убийственно спокойный.
Хочется просто уже послать его на хуй — вот так, без купюр.
Я ждала чего угодно — злости, ревности, вопроса: «Куда ты так вырядилась?».
А вместо этого получила вежливый комплимент. Таким же тоном он мог бы похвалить тумбочку за то, что она красиво стоит и не шевелится.
Чтобы не выдать раздражение, опускаю демонстративный взгляд на часы.
— Спасибо. Елена Павловна будет до десяти, так что если хочешь — можешь остаться с Марком.
Как будто, блин, ему нужно мое разрешение, чтобы проводить с сыном столько времени, сколько он захочет, когда и где ему приспичит.
— С кем ты встречаешься? — Он встает, перекладывает Марика в качельку и, еще раз окинув меня пристальным взглядом, скрещивает руки на груди.
Ждешь, что я отчитаюсь?
— У меня деловая встреча, — произношу ровно тем тоном, который нельзя прочитать кроме как: «Не твое сраное дело».
В какой момент в моей голове рождается план об этой самоубийсвтенной выходке — сама не понимаю. Просто подхожу к нему еще ближе, почти впритык, так что чувствую жар тела даже через одежду.
Глядя прямо ему в глаза — хоть это чертовски сложно! — запускаю руку под платье, цепляю пальцами резинку кружева и стаскиваю по ногам.
Медленно и демонстративно.
Чтобы видел. И понял. И больше не задавал свои долбаные вопросы с таким видом, как будто свидание — это что-то невозможное для таких, как я.
— Очень… очень… — вкладываю скомканное черное кружево ему в ладонь, — деловая встреча. И важные переговоры.
Вадим смотрит сначала на мой «подарочек», потом — снова на меня.