— Как это у тебя получается?

— Получается что?

— Ну вот это… — Оля делает неопределенный взмах рукой. — Сходу столько всего интересного придумывать.

— Просто… мне нравится твоя идея, — пожимаю плечами, даже не пытаясь скрыть, что «нравится» — это мягко сказано. Я просто… зажглась.

Что пока она рассказывала — я живо представила в том магазинчике, который еще в глаза не видела, но уже люблю, и свою посуду. Ту, которая сейчас разбросана по кухне на маленьких полочках. Ту, которую я хотела бы видеть в чьих-то утренних сторис со словами о том, что жизнь удалась.

— Я готова дать тебе деньги, Оля, — наконец, перехожу к самой тяжелой части нашего разговора.

— Я не прошу милостыню, — она, ожидаемо, тут же начинает колоться.

Киваю. Что-то такое я и предполагала, потому что чувствую между нами определенное сходство, даже если не знаю, чем это объяснить. А может мне просто хочется так думать. Хочется представить, что напротив сидит версия меня из какой-то другой вселенной — та, которая не пошла танцевать голой перед богатыми мужиками, и прямо сейчас я помогаю ей плыть против течения.

— Оль, я и не собиралась просто давать тебе деньги. Это было бы неправильно. — Обхватываю чашку руками, делаю глоток и наслаждаюсь вкусом кофе — не такого волшебного, который варит Галина Петровна, но в этом моменте — абсолютно идеального по сочетания крепости и нотки терпкой горечи. — Я хочу стать твоим партнером. Если ты не против.

Она повторяет мой жест — тоже подносит чашку кофе, пьет. Идет дальше — тянет кусок пиццы, откусывает, жует с аппетитом, потому что до этого мы обе смотрели на нее как на предмет декора на столе.

— Я вложу недостающую сумму, — возвращаюсь к нашему разговору после того, как мы «приговариваем» по два куска. И еще немного сверху, на маркетинг и непредвиденные расходы.

— А что взамен? — задает совершенно резонный вопрос Оля.

— Я хочу… ну скажем, тридцать процентов во всей этой истории и одну полочку для своих работ. С официальным юридическим оформлением, разумеется. Раз твоя напарница тебя подвела — я готова занять ее место. Если ты не против.

— Ты… серьезно? — Она хмурится. Явно ждет еще какой-то подвох, но я молчу, потому что мне от нее больше ничего не нужно. — Это же огромные деньги.

Я знаю.

Мне немного не по себе, что эти огромные деньги я сниму со своей «авдеевской» карты. И пока стараюсь не думать о том, что, возможно, меня ждет сложный разговор о том, что я вот так, наобум, вложилась во что-то настолько… рисковое. Но он же сам говорил, что не следит за моими расходами, что я имею право тратит их куда угодно. Вот, я нашла куда хочу их потратить — не на шмотки, не на покупку очередной бесполезной ненужной мне фигни, а в качестве инвестиции.

Я мысленно улыбаюсь и качаю головой.

Мы можем с ним бодаться по любому поводу (хотя после рождения Марка, кажется, стадия бессмысленных споров осталась позади), но мы с ним… похожи. Как минимум в том, что деньги нужно вкладывать, чтобы они работали.

— Я готова вложить шестьдесят тысяч, — озвучиваю сумму своих «серьезных намерений». На самом деле готова и больше, но уверена, что нам хватит и этого.

Оля еще несколько минут изучает меня пристально. Примерно так же она смотрит на каждую свою вазу, прежде чем решит, отправлять ее дальше в работу или выбрасывать как хлам.

— Нет, — озвучивает вердикт. Твердо, явно заранее дав себе зарок не вестись ни на какие уговоры.

— Нет? — переспрашиваю, и теперь наступает моя очередь хмуриться.

— Мы будем партнерами пятьдесят на пятьдесят. Часть суммы, которую я буду должна, я отдам частями в течение… года или двух, как у нас пойдет. Я же говорила, что мне не нужна благотворительность. И раз уж ты хочешь стать полноценным партнером, то только так.

Я широко улыбаюсь, испытывая громадное облегчение и охотно протягиваю ладонь, чтобы скрепить сделку.

Мы договариваемся о партнерстве, пожимая ладони над сиротливым куском пиццы — и это правильно.

— И называться мы будем — «Две из ларца», — заявляет Оля, намекая на двух олухов из старого мультика.

Я смеюсь, киваю — мне нравится.

Разделавшись с пиццей и взяв на «десерт» еще по брускетте, выходим на улицу, в прохладный, но еще абсолютно не декабрьский воздух. Второй день прогноз обещает мокрый снег, но на улице плюс тринадцать и мне кажется, что в этом году Рождество мы будем встречать с набухшими почками.

— Ты серьезно хочешь посмотреть на нее сейчас? — спрашивает Оля, все еще с опаской поглядывая на здоровенный белый «Роллс-Ройс» Я все никак не решусь поднять этот вопрос с Вадимом, потому что мне реально не нужна настолько большая машина. И личный водитель — тоже. Меня устроит любой, даже подержанный кроссовер, лишь бы я смогла сама его водить. Но почему-то кажется, что тему такой свободы поднимать пока рано. — Там… стройка. Пыль, грязь, ничего интересного.

— Мне хочется, — изображаю лицо котика из диснеевского мультфильма. — Если ты не против. Хочу посмотреть своими глазами.

Виктор незаметно материализуется возле машины, и впервые за все время, что он меня возит, его непроницаемое выражение лица сменяется удивленным — так он реагирует на забирающуюся вслед за мной на заднее сиденье Олю, с ее радужными волосами и старыми потертыми кедами. Оля ежится, как будто боится испачкать своим несовершенством идеально белый салон, я в ответ сбрасываю кроссовки и забираюсь на сиденье с ногами, давая вербальный сигнал, что можно просто расслабиться. Она следует моему примеру и напряжение моментально рассеивается.

Мы едем в сердце Молдаванки, и за окном проплывают совсем другие пейзажи. Вместо глянцевых фасадов и дорогих бутиков — старые, обшарпанные дома с ажурными балконами, дворики, увитые уже сбросившим листья диким виноградом, где сушится на веревках белье и на каждой лавочке — по спящему откормленному коту. Здесь воздух пахнет не только морем, но еще историей, жареной мойвой и семечками.

Магазинчик Оли находится в одном из таких двориков, за тяжелой, скрипучей дверью. И когда мы входим внутрь, я понимаю, что она имела в виду. Здесь действительно идет ремонт. Пахнет свежей штукатуркой и краской, на полу — строительная пыль, в углу свалены мешки с цементом. Но сквозь весь этот хаос пробивается магия. Огромные, почти до потолка, стрельчатые окна заливают пространство мягким, рассеянным светом. Старая кирпичная кладка, которую Оля предусмотрительно оставила на одной из стен, добавляет элемент античности. Я бы не могла придумать места лучше, чем честно.

— Как ты его нашла? — Тут и правда пришлось постараться, потому что здание точно не на виду. С одной стороны это минус — найти его вот так сходу может быть проблематично, с другой стороны — это же Молдаванка, здесь направление подсказывают даже кошачьи хвосты.

— Я живу неподалеку. Вот, — Оля обводит пространство рукой. — Здесь хотела поставить стеллажи, там — стойку и кассу.

Оцениваю вид из окна и как падает тень, и свет. Делаюю маленький круг по всему пространству.

— А вот тут, — киваю на маленькую, как будто специально сделанную нишу за дверью, — место для миски с кормом и водой.

— Pet-friendly, — тут же соглашается она.

Мы проводим внутри почти три часа.

Ходим по помещению, спорим, смеемся, строим планы — вот так запросто превратившись из приятельниц по гончарной студии, в двух деловых партнеров. С равной степенью придури — и это идеально. Она рассказывает, что уже пробила поставщиков какой-то особенной глины, которые не дерут втридорога, а я посвящаю ее в мир маркетинга и продаж. Вдвоем придумываем, как превратить это место в центр притяжения для творческих личностей.

Из нашего импровизированного мозгового штурма меня выдергивает вибрация телефона.

Сообщения от Вадима, и я, как всегда, на секунду задерживаю дыхание.

Первое сообщение — фотография. Марк лежит на мягком коврике, а рядом с ним, положив свою огромную морщинистую голову возле его животика, дремлет заметно подросший щенок булли — белый, с черным пятно вокруг левого глаза. Ловлю себя на мысли, что тоже хочу такого. Попросить его у Вадима в аренду что ли? Или просто взять — и завести? Моя квартира, могу там хоть весь свой тараканий цирк выгуливать, в конце концов.