Вадим: Кажется, у нашего сына появился новый телохранитель, только храпит громче охраняемого объекта.

Я разглядываю фото и сердце сжимается от нежности. Мой маленький, беззащитный мальчик. И этот смешной, серьезный щенок. Я близка к тому, чтобы превратиться в «яжемать».

Я: Выглядит добродушно. Марик не испугался?

Вадим: Все ок.

Помедлив секунду, показываю фото Оле. Она лыбится до ушей, и говорит, что у меня офигенный маленький редис — наверное потому, что Марик одет в темно-красный комбинезон с остроконечным капюшоном. И в этот момент я чувствую укол гордости. Настоящей, материнской.

Мы уезжаем из магазинчика, когда город уже погружается в сумерки — уставшие, перепачканные строительной пылью, но абсолютно счастливые. Договариваемся встретиться в понедельник с юристом, чтобы оформить все бумаги.

Но когда я возвращаюсь в свой пустой, гулкий пентхаус, эйфория дня медленно отступает, уступая место привычной, ноющей тоске. После насыщенного дня, тишина здесь кажется особенно оглушительной. Я хожу по комнатам, и одиночество паутиной липнет к коже.

В детской тихо. Кроватка Марика — непривычно пустая.

Желание завести собаку пускает окончательные глубокие корни — я не хочу оставаться одна в те дни, когда Вадим будет забирать сына. С этим придется смириться, мы оба — родители, он имеет такое же право делать его частью своей жизни, как и я — своей.

И на самом деле я благодарна ему за то, что сегодня, в мой первый день без сына, он делает все, чтобы мне не о чем было беспокоиться. Я ужасно тоскую по Марику, но… все не так страшно, как мне казалось в первые минуты, когда за ними закрылась дверь. И в конце концов — один день уже почти прошел.

Чтобы снова не погрязнуть в рефлексии, не даю себе не шанса на раскачку — беру ноутбук, сажусь на диван и создаю папку с названием «Две из ларца». Я не буду киснуть. Я буду работать.

Составляю список фуд-блогеров, которым можно отправить посуду — прикидываю, кому что лучше в зависимости от контента. Продумываю «завлекательные» тексты для постов. Ищу фотографов для лукбука. С головой ухожу спасающий меня от самой себя новый мир.

Телефон звонит около одиннадцати вечера.

Вадим.

Я замираю. Сердце болезненно дергается. Он никогда не звонит так поздно. Что-то с Мариком?!

— Да, — стараюсь не паниковать раньше времени, но голос все равно выразительно дрожит. — Все хорошо?

— Привет. Все хорошо. — Его голос звучит тише, расслабленно. — Не разбудил?

— Нет, я… — Бросаю взгляд на развернутые на экране приложения, таблицы, на блокнот на столе. Секунду медлю. И все-таки рискую сознаться. — Я работаю.

— Работаешь? — как будто даже с искренним любопытством. — В… одиннадцать?

Я не собиралась делать тайну из того, на что собираюсь потратить шестьдесят тысяч его денег, но не думала, что рассказывать об этом придется прямо сейчас. Хотела для начала иметь на руках хотя бы договор и какие-то более четкие ориентиры, чтобы достойно выдержать возможные упреки в бессмысленных тратах. Поэтому поскорее переключаю разговор на другую тему.

— Как Морковка? — Возможно, это просто мое слишком живое воображение, но, кажется, слышу в динамике выразительное сопение нашего сына.

— Спит и пускает на меня слюни. — Вадим говорит это так просто и обыденно, что у меня перед глазами мгновенно возникает картинка: он сидит в кресле, а на его широкой груди спит наш сын.

Хочу попросить еще одно фото, но сдерживаюсь — сегодня все и так настолько идеально, что страшно позволить себе любое излишество.

Я знала, что Вадим без меня с ним отлично справиться — если он в моем присутствии всегда знал, что с ним делать еще до того, как я сама этому научилась, то что должно было измениться? И, конечно, очень замечательно, что первая наша разлука не стала для Марика стрессом, но… В глубине души мне все равно хотелось услышать, что без меня все было не так.

Хочу спросить, как прошло знакомство со Станиславой, но это вообще терра инкогнита, и на эту территорию я без его личной инициативы точно никогда не зайду.

— Завтра все в силе? — спрашиваю — и на всякий случай скрещиваю пальцы. Боюсь, что сейчас он сменит планы, выльет на меня еще один ушат ледяной реальности, в которой сын станет больше его, чем моим.

— Да, привезу его к восьми. — Наверное, я слишком громко выдыхаю напряженный воздух из легких, потому что Вадим тут же добавляет: — Я не собираюсь забирать его, Кристина.

Мои губы беззвучно произносят «Спасибо», а рот зачем-то жалуется:

— Он, наверное, даже не заметил, что меня нет. — Как странно поворачивается жизнь — до новости о своей беременности — и немного после нее — я была уверена, что никогда не смогу никого любить настолько беззаветно и безусловно.

— Нет, все время о тебе спрашивал.

Слышу в его голосе улыбку. Конечно, это спасительная ложь. Но это самая сладкая ложь, которую я когда-либо слышала. И в моменте я позволяю себе в нее поверить.

— Так что за работа? — Вадим так резко переключает тему, что я не сразу понимаю, почему и о какой работе он меня спрашивает. — Расскажешь?

— Тебе правда… интересно?

— Да.

Я иду на кухню, уже не совсем трусливо, а даже почти как хозяйка открываю ящики, чтобы приготовить фруктовый чай. Пока рассказываю про студию — телефон лежит на столе на громкой связи — на какое-то время теряю связь с реальность. Только когда доходит, что за это время чайник вскипел, доходит, как много болтаю. Но Вадим ни разу меня не перебивает, только пару раз задает уточняющие вопросы, видимо, чтобы разобраться в мешанине моих слов.

— Прости, меня занесло, — вздыхаю. — В общем, вот как-то так.

Жду, когда он вынесет вердикт. Должен же хоть как-то отреагировать на то, что я собираюсь внаглую потратить его шестьдесят тысяч. Хотя, наверное, для него это… ну примерно, как текущие расходы по карте, на которые он бы даже не обратил внимания. Но я все равно чувствую себя неловко.

— Звучит интересно, — наконец, говорит он. Без иронии, без издевки. О деньгах — ни слова.

— Я все верну, как только…

— Кристина, это твои деньги, — перебивает с легкой резью в интонациях. Не неприятной, а скорее такой, от которой у меня точно не возникнет желания развивать эту тему.

Наверное, мне нужно еще раз сказать ему «спасибо». Я собираюсь с силами — не знаю почему это так сложно. Но не успеваю.

— Надеюсь, ты уже в кровати и выспишься.

— Как раз собиралась спать, — разглядываю как в заварнике медленно опадают чаинки и ягоды облепихи.

— Спокойной ночи, Кристина.

— Поцелуй за меня Марика, — прошу очень тихо.

— Уже.

Динамик наполняется тишиной, вслед за ним — кухня и вся квартира.

Я могла бы вот так разговаривать с ним всю ночь. Хоть бы даже о фазах луны.

И на крохотную долю секунды даже кажется, будто и он тоже… мог бы.

Сплю я, на удивление, крепко и с наслаждением.

Позволяю себе проспать заведенный на шесть тридцать будильник и выбираюсь из кровати только к семи. Сегодня нет ни Натальи, ни Галины Петровны, так что на кухню делаю забег буквально в пижаме, лохматая после сна и с нечищенными зубами. Делаю себе кофе, разглядывая пасмурный день за окнами — мокрый снег, который пророчили все прогнозы и о котором не было ни намека, кажется, все-таки случился.

Я пью кофе, туплю в телефон, листая то тредс, то пинтерест. Просто так, без особой цели.

Раздумываю, написать ли Вадиму, и когда мысленно даю себе отмашку, отправляю ему пожелания доброго утра и лаконичный вопрос: «Как прошла ночь?» Мне все еще приходится пропускать каждое сказанное ему слово через десяток внутренних фильтров, но теперь этот процесс занимает не так много времени и моральных сил.

Ответ приходит примерно через полчаса — как раз когда я собираюсь в бассейн. Фотка Марка, сладко спящего у него на плече. И короткий отчет: спал хорошо, ел отлично, график не нарушали, «мы молодцы». Я отправляю в ответ улыбчивый смайлик, ловя себя на мысли, что сегодня мое чувство ревности и страха как будто заметно меньше.