На мгновение мне даже захотелось подшутить над Адель, слегка подзолотить магией кончики моих волос. Вот бы изменилась ее физиономия. Но порыв остался порывом. За мной и без этих шалостей, вон, уже целый отряд соглядатаев следит.

Когда наши взгляды встречались, Адель тут же отворачивалась, делая вид, что увлечена происходящим на сцене.

А на сцене шло то, что театральные критики называли комедией.

Пьеса о ловкаче-островитянине по имени Джек, который, покинув родной остров, высадился на материке. Там он тут же попал в какую-то забавную передрягу, затем в еще одну, и еще…

В общем, веселися Джек-островитянин по полной. А в это время на далеком родном берегу его ждала жена Брунгильда и семеро спиногрызов. Все это действо сопровождалось разнообразными спецэффектами, которым я и научил моих друзей комедиантов.

Сказать по правде, у труппы Бризо отлично получалось претворять в жизнь как мои, так и собственные наработки. Механизмов стало заметно больше, и сам коллектив вырос. Примерно раза в три или четыре. И неудивительно: наверняка к мэтру Бризо выстроилась целая очередь из театрального и циркового люда. Ему было, из кого выбирать.

Новую пьесу Бриджитт, которую она явно написала совсем недавно и специально, чтобы привлечь внимание кое-кого, зрители приняли на ура. Толпа смеялась, хлопала, а принцесса даже пару раз прикрыла рот веером, чтобы скрыть свой громкий смех.

Вот бы она удивилась, если бы узнала, кто стал прообразом ловкача Джека.

Когда актеры вышли на поклон, я почувствовал на себе взгляд Бриджитт. Она стояла чуть впереди, бледная, с застывшей словно искусственной улыбкой. Рядом стоял Этьен. Мой «сын» кланялся зрителям, скрывая в уголках губ еле заметную усмешку. А еще периодически посматривал в мою сторону. Он явно надеялся, что я подойду к ним.

И его ожидания не обманулись. Адель привычно потащила свою свиту, включая и меня, к сцене. Я думал пообщаться с Бризо без лишних глаз и ушей, но что вышло, то вышло.

К тому моменту, когда мы оказались рядом с декорациями, вся труппа, как ее старые члены, так и новые, уже стояли, склонившись в почтительных поклонах.

О как же они смотрели на меня. Мэтр Бризо, его сестра Микаэла и ее супруг Жан. Их дочери и внуки тоже были здесь. Смотрели не веря. Словно пытались сравнить образ Джека Тодда в своей памяти и маркграфа де Валье, стоявшего прямо перед ними.

Нужно отдать должное, они были настоящими актерами, как взрослые, так и малыши. Никто из труппы не позволил себе ни жеста, ни слова, которые могли бы раскрыть мою тайну.

Зная мэтра Бризо и Микаэлу, у них уже состоялся внутрисемейный совет, на котором они приняли правильное решение. В этом мире люди от мала до велика прекрасно понимали, что такое субординация.

Впрочем, сказать по правде, даже если бы кто-то из них вдруг начал прямо сейчас утверждать, что я и есть именно тот самый Джек из их пьесы, как мимнимум, им бы никто не поверил, а как итог, для труппы все закончилось бы серьезными проблемами.

Я видел, как в их глазах боролись любопытство и понимание: тот самый Джек, с которым они пережили столько всего, вовсе не бродяга-наемник, а тот самый героический маркграф, о подвигах которого они сами же сочиняли пьесы.

Нет, в семействе Бризо даже среди малышей дураков не наблюдалось. Они все уже давно поняли, как себя нужно вести в этой ситуации.

Однако все-таки кое-кто из семейства мое перевоплощение воспринял по-своему. Бриджитт… Взгляд, которым она смотрела на меня, казалось, проделает во мне дыру. Хорошо, что откровенно веселящаяся Адель, находившаяся под впечатлением от пьесы, не замечала взоры, бросаемые украдкой на нее юной сценаристкой.

Когда всем разрешили поднять головы, я приблизился к Бриджитт.

— Браво, мадмуазель, мне сообщили, что именно вы являетесь автором этой пьесы, — сказал я, открыто улыбаясь. — Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь… У вас хороший слог. Получилась довольно забавная вещь, и самое главное — очень жизненная. Складывается впечатление, будто вы списали своего главного героя с вполне реального персонажа. Уверен, как только он увидит вашу пьесу, то будет польщен. Еще и своим, как там у вас, ах, да, спиногрызам будет рассказывать об этом. Ведь такая возможность выпадает лишь раз в жизни, неправда ли, мадмуазель? Полагаю, именно благодаря вам имя этого Джека-островитянина теперь будет у всех на устах!

По мере того как я говорил, щеки Бриджитт наливались алым румянцем, а когда я практически процитировал ее собственные слова, брошенные мне перед отъездом, от лица девушки можно было прикуривать трубку.

Все вокруг умильно улыбались. Ведь они видели перед собой засмущавшуюся юную актрису, которую только что похвалил тот самый маркграф де Валье. Такое действительно случается раз в жизни. А вот члены семейства Бризо, зная истинное положение вещей, следили за раскрасневшейся Бриджитт с опаской. Но девушка смогла взять себя в руки и под их дружный облегченный выдох изобразила учтивый книксен и произнесла, улыбаясь:

— Благодарю вас, ваше сиятельство, для меня честь услышать похвалу от вас.

Несмотря на показное спокойствие и учтивость, в глазах Бриджитт сверкали искры. Я видел, что в будущем, если наша встреча состоится, я услышу все, что она обо мне думает. И мои титулы не станут для нее помехой.

— Обычно полагается в таких случаях дарить цветы, но у меня есть другая идея, — произнес я и под восхищенными и удивленными вздохами стоявших вокруг нас людей достал из внутреннего кармана камзола небольшую брошь.

Лицо Бриджитт в одно мгновение переменилось. Она немигающим взглядом ошарашенно таращилась на точную копию того самого цветка, который я подарил ей в лагере убитых мной бандитов. Только сейчас этот цветок был выполнен из золота и драгоценных камней. Михаэль Рупп, мой ювелир, создал эту брошь по моему рисунку.

— О, маркграф! — всплеснула ладошками Адель. — Какая прелесть, теперь Бриджитт обязательно запомнит этот день на всю жизнь. Давайте я помогу вам…

Принцесса ловко выхватила брошь у меня из пальцев и быстро приколола ее на грудь Бриджитт. На мгновение пальцы той дрогнули, коснувшись броши.

Она подняла глаза на меня, и в них, казалось, мелькнуло все: растерянность, недоумение, а затем понимание и благодарность.

— Благодарю, мессир, — прошептала она, склонившись. — Я буду бережно хранить ваш дар…

Остальные актеры почтительно склонились. Я кивнул им и незаметно подмигнул Этьену, лицо которого тут же расцвело. Адель же привычным маневром задала нашей процессии новое направление, и мы двинулись в сторону пиршественного стола.

Пока публика шумно обсуждала представление, я мельком взглянул на группу вестонских аристократов, обступивших принца Генриха.Герцог и маркизы де Онжес, чета Краонов, несколько астландских страйкеров, что ранее мелькали в свите Верены.

Чуть позади принца маячила знакомая фигура барона фон Герварта. Видать, Генрих сменил гнев на милость и снова приблизил страйкера к себе. Астландец сейчас разговаривал с одним из Краонов, Дэмиеном. Причем складывалось такое впечатление, что Герварт служит не принцу, а банкиру. Вон, как внимательно слушает и покорно кивает на каждое слово финансиста.

Я уже было хотел отвернуться, но мой взгляд упал на правую ладонь страйкера. Он аккуратно поправлял массивный золотой перстень с большим рубином на указательном пальце. Не столько золото оправы, сколько сам камень заставил меня задержать взгляд.

А ведь я уже видел этот камень. Только вот где и у кого?

Мысль мигнула, как вспышка света в темноте. Парный портрет в доме Клермона… Кристина и Готье… На руке парня был точно такой же камень, только вот оправа была иной. Отчего перстень казался совершенно другим. Обычный человек никогда бы не обратил внимание на сходство. Только вот Плут — не обычный человек…

Краоны, значит… Мысль мелькнула, и в голове осталась зарубка на будущее. Будто что-то почувствовав, Дэмиен Краон поднял на меня взгляд. Холодный, расчетливый. Меня только что, словно рыбу, разложили на холодном столе и разделали, выбросив все ненужное в помои.