Вся команда спрыгивала следом: Альберт первым, Саша Мясоедов согнулся, держась за борт, Катя молча проверила оружие. Рожи кислые и напряжённые.

Вздохнул — воздух поцарапал горло. Странный какой-то, будто что-то гниющее оставили под солнцем. Ядро дёрнулось внутри — твари рядом.

Посмотрел вокруг. Форпост… Сначала идёт защитная сетка, что закрывает поселение, такое я уже видел. Дальше — полукруг из бетонных бараков. Тридцать, может больше. Серые, одинаковые, без окон, только узкие щели. Стены в трещинах. Крыши покрыты ржавчиной и чем-то чёрным, похожим на смолу.

Вокруг — месиво из грязи, лужи, ржавая проволока. Фонари редкие, тусклые, половина не работает. Забор из металлических листов, сваренных кое-как. А дальше, метрах в ста, виднеется ещё одна сетка — вторая линия. За ней, в тумане, говорят, есть и первая, у самой Аномалии, но Гиганты стоят уже у второй. Значит, первую прошли? Или отключили? Если вторая рухнет — нас размажут по третьей.

Мы направились к ближайшей сетке, последней, если считать от аномалии. Саша втянул голову в плечи. Катя оглядывалась по сторонам. Альберт обогнал меня, шёл впереди.

Вообще, отлично они придумали. Решили, что я как-то провинился, поэтому мы здесь. Никто не рассматривает варианты хитрожопости нашего руководства. Вон как обо мне «заботятся»… Отправили с командой хрен пойми куда.

Остановился, ветра нет, совсем. Воздух стоит, тяжёлый, пропитанный застоявшимся потом и машинным маслом. Посмотрел наверх — небо низкое, серое как потолок. И повсюду стоял гул. Низкий такой, глубокий. Проникает прямо в кости. Вибрация идёт из-под ног, из воздуха, отовсюду сразу. Не уверен, что слышу его ушами, скорее нутром. Он не останавливается. Монотонный, как работающий мотор, который никогда не глушат.

Подошли к барьеру. Курпатов достал какой-то артефакт, приложил его к защите. Она вспыхнула, запахло озоном.

— Пошли! — махнул он рукой. — Быстрее начнём, быстрее закончим.

Прошли внутрь, хотя тут сложно сказать, где этот форпост начинается и где заканчивается. Двигались к строениям, а за ними — она.

Вертикальная стена, полупрозрачная, пульсирующая. Сине-фиолетовое свечение, яркое, режет глаза. Высотой метров двадцать, уходит вверх и теряется в сером небе. Энергия идёт волнами. Вижу их — медленно бегут по поверхности сверху вниз, как рябь на воде.

И сразу за Сеткой — они.

Гиганты, с десяток, если не больше. Стоят неподвижно, вплотную к барьеру. Прижались к нему, будто пытаются проникнуть, но не бьют, не атакуют и просто стоят.

Каменная кожа: серая, тёмная, покрыта мхом и трещинами. Тела массивные, тяжёлые, руки длинные, до земли. Головы — грубо вырубленные камни, без лиц.

Глаза горят тусклым оранжевым светом. Не яркие, скорее тлеющие, как угли в костре. Они смотрят — на нас, на Форпост, на всё.

И гул. Это давит сильнее любого крика, сильнее любой атаки. Они ждут.

— Твою мать… — прошептал кто-то за спиной.

Голос дрожащий, это Саша Мясоедов. Оглянулся, Саша встал, сгорбился весь. Лицо пепельное, серое, губы бледные. Глаза расширенные, уставились на защиту. Руки дрожат — он засунул их в карманы, чтобы скрыть, но тряслись плечи.

Не один он, Катя молча достала пистолет, зачем-то направила на тварей. Лицо каменное, но губы поджаты. Курпатов поморщился, скрестил руки на груди. Лицо мрачное. Смотрел на барьер, потом сплюнул в грязь.

— Добро пожаловать в жопу мира, — бросил он громко. — Здесь мы все равны и все умрём одинаково. Не выделяйтесь, работайте молча. Местные не самые «хорошие» люди нашей страны… Они на пределе.

Повернулся к Гигантам снова, смотрел на них, анализировал. Если Сетка порвётся… Ядро в позвоночнике пульсировало, и гиганты вдруг все повернули головы в мою сторону. Нахмурился. Они чувствуют меня?

— Большов! — рявкнул Курпатов. — Не спи! Двигай задницу!

Обернулся, командир уже шёл к ближайшему бараку, Саша за ним, кроме Кати — она стояла рядом со мной.

— Это всё из-за тебя, Володя? — прошептала она тихо. — Что же ты такого натворил, чтобы нас сюда сослали?

Голос дрожащий, руки сжались в кулаки.

— Мы же все здесь сдохнем. Если что-то случится, я первой ткну тебя ножом в спину.

— Попробуй, — хмыкнул. — Даже интересно на это будет посмотреть.

Повернулся и пошёл за остальными.

Катя осталась стоять. Слышал, как она тяжело дышала за спиной. Злится, боится, ненавидит. Шагаю по жиже, ядро пульсирует, гиганты смотрят. Гул не прекращается.

Прошли мимо первого барака, жверь открыта настежь, внутри темнота. Кто-то кашлял там, хрипло, надрывно. Потом выругались матом и замолчали.

Второй барак. У входа сидел мужик, лет сорока. Спиной к стене, колени подтянуты к груди, лицо небритое, волосы грязные, одежда рваная. Смотрел в никуда: не на нас, не на защиту — просто в пустоту. Губы шевелились, что-то бормотал себе под нос.

Курпатов прошёл мимо, даже не взглянув.

Третий барак. Оттуда вышли двое, оба худые, изможденные: один хромал, опирался на плечо второго. На лице бинт, пропитанный кровью. Второй тащил его к какому-то зданию дальше. Медпункт? Может. А может просто барак, где лежат раненые.

Они посмотрели на нас и становились. Первый — хромой — покосился на форму командира, потом на меня. Увидел нашивки СКА на моём плече, лицо исказилось.

— Городские крысы, — сплюнул он в жижу. — Приехали оценку ставить? Посмотрим, как вы тут проживёте.

Голос хриплый, злой. Второй дёрнул его за руку, потащил дальше. Хромой плюнул ещё раз и отвернулся.

Курпатов не отреагировал, шёл дальше, не сбавляя шага.

— Весёлое место, — пробормотал Саша за спиной. — Прямо курорт.

— Заткнись, — бросил командир через плечо. — Здесь все так смотрят. Привыкнешь.

Мы двигались к центру Форпоста, мимо бараков, мимо людей. Их было немного — человек двадцать, может тридать. Кто сидел у стен, кто стоял у дверей, кто курил, прислонившись к забору. Все грязные, оборванные, с пустыми лицами. Некоторые глядели на нас, некоторые нет. Никто не подходил.

Один мужик чинил что-то у барака. Деревянную доску прибивал к окну. Молоток стучал тупо, монотонно. Он остановился, когда мы проходили мимо, взглянул на Курпатова.

— Курпатов, — сказал мужик. — Снова тебя сюда закинули? Ты же божился, что больше ни ногой.

— Семёныч, — хмыкнул командир. — Сетка как?

— Держится, — пожал плечами Семёныч. — Пока… На Гамме хреново, вчера опять трещала.

— Посмотрим, проверим.

Семёныч покосился на меня, потом на Сашу с Катей и хмыкнул.

— Молодняк привёз? Жалко их. Хорошие ребята были, наверное… Авось повезёт и уедете целыми, а не в животах переваренные.

Семёныч вернулся к работе, молоток застучал снова. Курпатов ничего не ответил, зашагал быстрее. Саша дёрнул меня за плечо.

— Подожди… — прошипел он.

Повернулся. Катеньке вдруг стало плохо, девочка стояла, блевала, сжимая живот.

— Вот сука! — поморщился наш командир. — Мало того, что девка, следить за ней, чтобы не поимели, так ещё и слабость свою показывает.

— Альберт… — попытался заступиться Саша.

— Заткнись!

Подошёл к девушке.

— Успокойся, — хмыкнул. — А то как ты мне мстить собираешься?

— Прости… — вытерла лицо платком Катя. — Просто я испугалась. Альберт говорит, что это из-за тебя, но я слышала, что это из-за Саши, его делишек.

— Лучше шагай, — огляделся. На нас смотрели.

— Володя, не держи на меня зла, — улыбнулась криво Катя. — Ты мне тогда помог, я… Мы команда?

— Угу, — кивнул. — Мечты.

Направились дальше, к центру форпоста. Площадь, если это можно так назвать. Месиво, лужи, несколько ящиков у стены. Посередине — столб с фонарём. Не горит. И штаб, судя по всему, штаб.

Единственное здание, что отличалось от остальных. Не серое, а тёмно-зелёное. Двухэтажное. Краска облупилась, стены в потёках и трещинах. Окна заколочены досками. Над дверью — железная вывеска, ржавая: «Штаб. Зубов».

У входа стояли двое. Оба в грязной форме, без знаков различия. Один держал винтовку, второй — автомат. Лица угрюмые, смотрели на нас без интереса.