молодожёны с ещё тёплыми от загса кольцами

разведённые, пришедшие «закрыть гештальт и начать заново»

одиночки, которые честно признавались:

— Я просто люблю чужие истории. Свои пока не пишутся.

Марина ходила между людей с планшетом и списками так, будто организовывала фестиваль документального кино, а не презентацию книжки, написанной между чужими танцами и моими бессонницами.

— Эти на автограф. Эти на интервью. Здесь бронь на три книги. А вот тут место для прессы.

Она остановилась, посмотрела на меня серьёзно:

— Верь, Вика. У нас пресса. Настоящая.

Игорь, в костюме «я всё контролирую, но просто не кричу об этом», помогал расставлять стулья и как-то умудрялся одновременно разговаривать по телефону, проверять свет и следить, чтобы никто не украл маркеры Веры.

Марина и Игорь рядом выглядели как очень тихая, очень настоящая пара. Никаких показных обнимашек, никаких громких «мы идеальные». Они шёпотом обсуждали совершенно бытовые вопросы:

— Когда твоя мама сможет переехать поближе?

— Если мы будем делить ремонт 60/40, никто не обидится?

— Я нашла рецепт супа, который ты говорил, что любил в детстве.

Слушать их было странно приятно: как будто наблюдаешь, как что-то растёт без рекламы, без обещаний, без лишних слов.

— Это наш первый общий проект, — сказала мне Марина, проводя ладонью по тёплой обложке стопки книг. — И… возможно, не последняя общая ипотека.

Игорь посмотрел на неё не как инвестор, а как человек, который только что понял: «вот она, та самая».

И это было куда трогательнее, чем любые свадебные клятвы, которые мне доводилось слышать.

— Так! — Вера хлопнула в ладоши так громко, что даже стеклянная дверь дрогнула. — Граждане брачной вселенной, перестали помещаться в объектив. Значит, пора начинать!

Она вышла вперёд с видом человека, который родился ведущей вечера, просто перепутал роддом и книжный магазин. Вместо блёсток маркер, вместо коктейлятермокружка с чаем, вместо сценарияуверенность, что импровизация спасёт мир.

— Добро пожаловать в «Софию», — торжественно произнесла она. — Магазин, где мы, не побоюсь этого слова, научились принимать брак как совместный эксперимент. Иногда удачный, иногда химический.

Народ засмеялся, кто-то даже похлопал, будто Вера сейчас откроет лабораторию.

— А сегодня у нас премьера, — продолжила она. — Книга, в которой мы честно рассказали про чужие свадьбы. Автор Вика. Фамилию утаим, чтобы не сглазить. У неё и так жизнь насыщенная.

Меня мягко, но настойчиво вытолкнули вперёд. В прошлой жизни я стояла перед людьми с подносом, балансируя торт и надежды. Сегодня с микрофоном. На табличке рядом «Автор». На обложке моё имя. В голове тихий шепот: «Это не репетиция. Это правда».

— Привет, — сказала я. — Я Вика, и я…

Раньше ответ был бы простым: «…официантка на чужих свадьбах». Но этот период закончился вместе с иррациональной верой, что чужая любовь заразна.

— …человек, который слишком много времени провел рядом с тортами и клятвами, чтобы не начать записывать это как научное исследование.

Зал засмеялся, микрофон потеплел в ладони. Я выдохнула, кажется, впервые за много дней.

Я читала куски книги. Про ДК «Нива», где сказка держалась на изоленте; про клуб «Зависть богов», где любовь пахла блёстками и ментолом; про гусарскую свадьбу, где корсет победила гравитация; про невесту, которая бежала за салфетками, будто за судьбой. Люди то хохотали, то кивали, те самые кивки, когда кто-то узнает собственную историю, просто слегка окрашенную.

Потом начались вопросы, лавина человеческого любопытства:

— Вы сами ещё хотите свадьбу?

— После всего увиденного вы верите в брак?

— А Кирилл сейчас с вами? Он ведь… ну…

Смех в зале стал тише, ожидающий.

Я улыбнулась так, будто держу равновесие на канате.

— Свадьбу я пока не хочу, — сказала я. — Я хочу честную жизнь. Если к ней однажды приложится платье и ЗАГС, я приму подарок судьбы, не откажусь. Но писать книгу про свадьбы и мечтать о своей, две разные профессии.

На вопрос про брак ответила:

— Я верю в человека. В его способность чинить ошибки, расти, меняться. Брак — одна из форм. Кому-то подходит, кому-то нет. Это не обязательство счастья, а договор о взаимной неидеальности.

На вопрос про Кирилла то, чего ждали почти все:

— Кирилл сейчас в другом часовом поясе, — сказала я. — Он снимает чужие семьи, ловит чужой свет. И мы договорились: в этой книге он не герой романтической комедии. Он человек, который умеет видеть. Иногда это романтичнее любой фотозоны с аркой и лампочками.

Где-то в углу Вера вытерла глаз тыльной стороной ладони, сделав вид, что это пыль.

Хотя мы обе знали: пыль в «Софии» не задерживается. Только чувства.

После официальной части начался марафон автографов, тот самый момент, когда ты понимаешь: книга действительно вышла в мир, потому что мир начинает говорить с тобой в очередь.

Люди подходили по одному, по двое, иногда целыми мини-группами, как команды по спасению собственной семейной истории. У кого-то книга была ещё хрустящая, у кого-то уже с загнутым уголком и пятном кофе. Некоторые протягивали мне блокноты, листочки, открытки, будто я была нотариусом смешных судеб.

Истории лились, как шампанское без ограничений:

— Мы поженились через три месяца после того, как развелись… — девушка смеялась, а парень стоял рядом с видом «так получилось, зато теперь живём нормально».

— Я ушла с собственной свадьбы, — сказала другая, — но зато теперь у меня кот и нормальная психотерапевтка. Честно, лучшее решение.

— Мы десять лет живём без росписи, — призналась пара лет под сорок. — Купили книгу, чтобы понять, считаемся ли мы… ну… хотя бы экспериментом?

Я подписывала, чувствовала их тепло, иногда добавляла фразу, которую уже можно было печатать на мерче:

— Главное, не делать из свадьбы KPI.

— И не превращать отношения в CRM, — добавляла иногда. — Там всё равно всё зависнет.

Очередь не кончалась. Она была как река: поворачиваешь голову и там уже новая группа, с новыми вопросами, новыми кольцами, новыми сомнениями.

Где-то ближе к финалу ко мне подошли они. Наша пара «через пятьдесят один год». Сегодня уже в статусе «официальные». Кольца блестели на руках, но важнее было то, как они держались друг за друга спокойно, как за перила своей собственной жизни.

— Нас уже прочитали внуки, — сказала женщина с гордостью, будто речь о научной статье. — Сказали, что это самый смешной эпизод в книге.

— И самый правильный, — добавил мужчина. — Спасибо, что записали. Теперь если что, всё задокументировано. Никто не отвертится.

Я улыбнулась. В такие моменты даже мой внутренний циник садится в угол и пьёт воду с лимоном.

Сбоку Марина уже обсуждала что-то с человеком в костюме и с бейджем «издательство». Размахивала руками, как будто продает не идею, а мини-вселенную.

— Да, у нас есть планы на вторую книгу, — говорила она уверенно. — Серия. Можно про разводы. Можно про родителей. Можно про «чужие дети, я и…». Там место для нового имени, да-да, мы оставили слоты.

Я сделала вид, что не слышу. Правильные авторы так делают, будто случайно, но так, чтобы одно ухо всё-таки ловило. Но честно? Внутри что-то радостно дёрнулось, как кошка, которой принесли пакет с кормом.

Это значит: история правда не закончилась. Она просто сменила зал и ждёт следующую сцену.