— Мы по записи, — говорит женщина. — Нас Вера сама звала.

И тут Вера вылетает так, как не вылетала ни к одному инфлюенсеру, ни к одной стеснительной невесте, ни даже к журналистам.

— Мои любимые! — она распахивает руки. — Это они! Те самые!

Мы садимся за стол, и время слегка делает паузу.

— Мы вместе… — мужчина бросает на женщину тёплый взгляд. — Пятьдесят лет.

— Скоро пятьдесят один, — уточняет она без пафоса, как будто поправляет рецепт пирога. — Пожениться всё руки не доходили. Работали. Ремонт делали. Двое детей, потом родители… Потом снова ремонт…

— Мы даже кольца не носим, — признаётся он, показывая ладони. — Но все всё понимали. Оно как бы и так было.

Женщина кивает:

— А потом прочитали в газете про вашу книгу. Про свадьбы. И подумали: ну сколько можно тянуть резину? Надо уже как люди.

— Внуки смеются, — добавляет он. — Говорят: «Вы что, сожительствуете?» Нам стыдно стало. Решили реабилитировать репутацию.

Вера сияет так, будто только что доказала существование кармы лично.

— Вы хотите… свадьбу? — спрашиваю я, почти шёпотом.

— Хотим ЗАГС, — спокойно отвечает женщина. — Без платья. Без цирка. По-честному. Но вы… — она кладёт руку на мой блокнот, — запишите нас. В вашу книгу.

«Свадьба через пятьдесят один год». Чтобы дети знали: поздно — это миф. Если вместе, то вовремя.

Я записываю. Пальцы дрожат так, будто это не интервью, а что-то вроде благословения. Вера наклоняется ко мне и шепчет в ухо, не скрывая восторга:

— Ты понимаешь? Это всё мы устроили. Мы! Магазин и книга. Мы дали людям идею — и они дошли до ЗАГСа!

И впервые за долгое время я с ней полностью согласна. Иногда книга — это не про прошлое. Иногда книга — это про то, что ещё только решится случиться.

Проект начинает пахнуть деньгами так очевидно, что это чувствуют даже стеллажи, они будто начинают стоять ровнее, как люди на собеседовании. Игорь почти переселился в «Софию»: ходит с ноутбуком, отвечает на звонки, переговаривается с какими-то «потенциальными партнёрами», иногда даже забывает пить воду.

Марина ночами шлифует презентации для инвесторов:

— Уникальный проект. Петербург, свадьбы, честные истории. Живой бренд-контент, который сам себя несёт…

Говорит так уверенно, будто вот-вот продаст концепцию Минкульту, а потом ещё и соседнему дому.

И вот в один из таких «деловых» дней дверь звякает, и входит Кирилл. И сразу понятно: что-то не так.

Не растрёпанный. Не в свитере «я художник, я так вижу». Не с камерой, болтающейся на ремне. А собранный: выглаженная рубашка, аккуратный рюкзак, на лице выражение человека, который наконец нашёл момент «надо поговорить» и теперь сам этого боится.

— Нам надо поговорить, — говорит он.

И я внутренне добавляю ещё один пункт в свою коллекцию тревожных предчувствий.

Мы садимся за маленький столик между «Психологией» и «Юмор». Ирония судьбы: где ещё обсуждать решения, которые могут изменить жизнь.

— Ко мне пришли ребята с платформы, — начинает он. — Делают документалки, сериалы, большие проекты про людей. Про настоящих. Они видели наши материалы. Им понравилось всё: свадьбы, стиль, наша подача. И… как мы работаем вместе.

— Звучит хорошо, — осторожно отвечаю я, потому что знаю: хорошие новости он приносит не в глаженной рубашке.

— Им нужен фотограф. И автор. — Он смотрит прямо, не отводя взгляда. — Но проект — в Китае. На год.

Китай падает, между нами, с таким звуком, будто кто-то уронил чемодан без колёс.

И без ручки.

— Год? — уточняю я, хотя слово уже никуда не денется.

— Минимум. Съёмки, монтаж, подготовка… Это огромный проект. Сильная команда. Хорошие деньги. И… да. Я сказал «да».

Он говорит спокойно, но я слышу под слоями уверенности его собственное биение: страх ошибиться и восторг, который он даже прятать не пытается.

— И они хотят… меня? — спрашиваю я.

— Они хотят нас, — поправляет он, слегка улыбается. — У них линейка проектов: про новые семьи, переезды, смешанные браки, дистанционную любовь… Всё то, что мы уже делаем, только в масштабе. Им нужен твой голос. Я сказал, что без автора, половина истории. Они готовы подождать твоё решение. Ну… пару дней.

Пара дней. Я человек, который две недели выбирает продвинутую зубную щётку, чтобы она была «и функциональной, и не давила на мой внутренний эстетизм». Но он смотрит, и я понимаю, ответ нужен быстрее, чем мой мозг умеет.

— Я… подумаю, — говорю я.

— Конечно, — кивает он. — Я не давлю. Но… Вика, это шанс. Не просто работа. Окно в мир.

Марина в углу уже строит таблицу:

«Китай — да/нет», «расходы — выгоды», «риски — возможности».

Она будет менять цвета ячеек до ночи.

Игорь шепчет кому-то в телефон:

— Да-да, международка, перспективы, глобальный рынок…

Вера ходит по магазину, как шаман у костра, и приговаривает:

— Континент! Новые свадьбы! Новые истории! Я всегда мечтала, чтобы наша книга уехала в большой мир. Пусть сначала уедете вы!

А внутри у меня тишина. Та самая. Перед решением, которое может ничего не изменить… или изменить всё.

Вечером мы сидим у меня на кухне. Лампа тусклая, чай остывает быстрее мыслей. За стенкой Марина и Игорь. Они шепчутся, смеются, спорят о процентах, KPI и планёрках. Их «мы» звучит уверенно, ровно, как новенький договор, где всё прописано мелким, но понятным шрифтом.

Наше «мы» не оформлено ни в одном ЗАГСе, ни в одной таблице, ни в одном пункте «ответственные лица». Наше «мы» существует где-то между строчками, как сноска, которую видят только двое.

— Я не знаю, — говорю я честно, честнее, чем хотела. — Лет пять назад я бы собрала чемодан за ночь. В Китай, в Перу, в Приморск… куда угодно. Лишь бы рядом был человек, под которого можно подстроиться.

Режим, биение сердца, расписание всё.

— А сейчас? — спрашивает Кирилл тихо, будто боится спугнуть мысль.

— А сейчас у меня… жизнь, — говорю я, и сама удивляюсь, насколько непривычно это звучит. Будто впервые заявляю права на собственную территорию. — Квартира, «София», книга, мама, Марина, Вера, лимон в чате.

Все эти маленькие несерьёзные вещи вдруг стали моими фундаментами. Я только этим летом начала её чувствовать, как свою, а не как черновик к чужой истории.

Он молчит. Не обижается. Не предлагает решения. Просто слушает.

— Я хочу, чтобы ты поехал, — говорю я. — Правда. Это твоё. Ты всегда мечтал о большом проекте. О незнакомых городах, о людях, о том свете, который у всех разный, но в объективе становится единым.

Это твоя мечта, не моя.

— Я хочу, чтобы ты была рядом, — спокойно отвечает он. Не драматично, не умоляюще, просто как факт. — Но если ради этого тебе придётся снова жить в чьём-то графике… я не уверен, что это правильно.

Раньше в наших диалогах такого не было. Раньше он хватался за идею «мы», я за идею «не потерять». А сейчас… он тоже учится отпускать. Не только меня. Свою картинку будущего тоже.

И в этот момент я понимаю: мы оба выросли. Разными траекториями, но в одном направлении, к честности.

Ночью мы лежим на моей кровати. Не как пара, не как бывшие, не как почти-любовники, а как два человека, которые наконец перестали играть в бесконечную партию «кто первый произнесёт серьёзное вслух и не убежит в ванну».

Комната полутёмная, за окном редкие машины, где-то вверх по трубам идёт тёплая вода, и всё это почему-то звучит как фон к нашему самому честному диалогу.

— Я не поеду, — говорю я в темноту. Не громко, но окончательно.

— Точно? — уточнять он не пытается — просто спрашивает, чтобы услышать мою уверенность.