— Ты помнишь такую мелочь?

— Я помню все, Ятта. Все, что связано с тобой и со мной. Для меня наши отношения — не фикция и не дипломатический ход. Для меня это — часть меня. Ты в моем сердце, все, что между нами происходило, в моем сердце. Я…

Он замолчал, а после продолжил:

— Я совершил ошибку. Когда думал, что смогу заменить влечение к тебе Нисой. Я совершил ошибку и по отношению к ней, когда просто использовал ее. Это ужасный поступок, но клянусь, если мы оставим это в прошлом, я не дам тебе ни единого повода это вспомнить. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Так, как ты этого хочешь. Так, как ты это видишь.

Он сотни раз прокручивал в голове слова, которые хотел ей сказать, но сейчас ему казалось, что все это не то. Лишнее, или наоборот, перебор. Ятта молчала, она так и не взяла ничего с тарелки, которую он принес, бокал веоланского в ее руке тоже остался нетронутым.

— Ятта, — позвал Роа. — Что скажешь?

Она прикрыла глаза, словно очнулась. Словно до этого и не слушала его вовсе, а потом сказала:

— Спасибо за честность. Я… я не чувствую в себе сил сказать тебе «да» сейчас, Роа. Но ты прав, ошибки совершают все, — она закусила губу, — поэтому… все, что я сейчас могу предложить — взять паузу. Я отвечу, когда буду уверена на сто процентов. Потому что если я соглашусь сейчас, это будет ложь. А я не хочу больше лжи. Понимаешь?

Это было совсем не то, что Роа хотел услышать, и разочарование сейчас накрыло его с головой. С трудом справившись с ним, он кивнул.

— Хорошо.

— Ты согласен? Потому что если ты не согласен…

— Я согласен, — и чешуйный лишай с ней, с ложью. — Я буду ждать. Столько, сколько потребуется.

Ятта кивнула.

— Тогда, пожалуй, нам стоит сказать об этом остальным. А то я чувствую себя так, как будто от меня зависит судьба мира как минимум.

— Ятта, — он коснулся ее руки. — Но мы же сможем видеться? Просто, как друзья? Как раньше?

— Да, конечно, — она кивнула.

— Тогда давай скажем им, — Роа поставил тарелку на каминную полку и легко сжал ее пальцы. — Потому что я чувствую себя примерно так же.

Ятта снова улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке не было того тепла, которое спровоцировало воспоминание.

Ничего. Шаг за шагом он вернет ее доверие. Как он и поклялся себе этим вечером, он вернет ее.

Только так.

И никак иначе!

Вэйд Гранхарсен

— Твою мать, мне звонит сам Вэйдгрейн Гранхарсен! — В голосе Герты сквозил сарказм, и Вэйд даже мог его понять. Когда-то они с этой девчонкой были очень близки, но близки как друзья, а потом дружба куда-то делась. Вышла вся. Хотя он знал, куда: первый парень Герты расстался с ней из-за него. Со вторым из-за него рассталась она. А в третьего она влюбилась, и, хотя он в принципе был самым адекватным изо всех ее бойфрендов, у него все равно дергался глаз, когда в поле зрения его девушки появлялся «сам Вэйдгрейн Гранхарсен».

Мать Герты была и оставалась по сей день лучшей подругой его матери, видимо, у женщин это как-то проще получается. Дружба. Он вот не был уверен, что дружба — это вообще для него.

— Ты не рада меня слышать? — криво усмехнулся Вэйд.

— Ну не зна-а-аю… мне похвалить твой новый клип? И чего у тебя такая постная морда?

Потому что «она готова меня простить, ей просто нужно время».

Разве не этого он хотел? Услышать что-то подобное от Вайдхэна, перевернуть эту страницу раз и навсегда, забыть и идти дальше? Вот только сейчас почему-то было настолько тошно, что хоть оборачивайся драконом и в пустоши уходи. Навсегда.

Вэйд никогда не считал себя королем драмы, этим термином обычно награждались его знакомые, Ленард, в том числе Вайдхэн, но… сейчас, по ходу, самое время выдать себе корону. Потому что он не мог выкинуть из головы Ятту. Вот вообще. Тот, у кого из мыслей девчонки вылетали раньше, чем выходили за дверь, сейчас не мог перестать думать о той, которая сейчас наверняка его даже не вспоминает.

— Просто есть одна девчонка…

— Погоди, — перебила Герта. — Ты сказал ОДНА девчонка? Мне не послышалось?

— Очень смешно, — фыркнул Вэйд.

— Ладно-ладно, молчу, — Герта вышла на балкон, и за ее спиной раскинулась панорама вечернего Зингсприда.

Они с парнем оба были фрилансерами и часто путешествовали, а поскольку Герта обожала жару («Терпеть не могу эту зиму и слякоть, фе-е-е-е-е»), по понятной причине чаще они оказывались в теплых странах и городах.

— Так что там с одной девчонкой?

— Ты не поверишь. Я ее бросил, но теперь не могу перестать о ней думать.

— В то, что ты ее бросил, поверю. В то, что не можешь перестать о ней думать… — Подруга закатила глаза. — Не-а. И ты решил мне об этом рассказать, потому что…

— Потому что мне больше некому об этом рассказать, — Вэйд посмотрел прямо в камеру смартфона. — Ну и еще потому, что я вел себя как последний…

Он замолчал. Герта выжидающе смотрела на него. Продолжения не дождалась и спросила:

— Ну?

— Что ну?

— Я хочу услышать, как ты назовешь себя наблом. Мудаком. Еще кем-то.

— Ты сейчас серьезно?

— Абсолютно, Гранхарсен. Мне будет приятно.

Вэйд покачал головой и сказал:

— Я вел себя как последний набл. Довольна?

— Да, более чем. — Герта расплылась в улыбке, которая, впрочем, тут же потухла. — Ты так со многими девчонками себя вел, и я тебе об этом говорила. Но ты не слушал.

Впервые за все время Вэйд задумался о том, что, возможно, дело было не в ее парне. То, что касалось их дружбы. В смысле, если он умудрился прочешуебать такое, то что он еще не слышал? Ну и в принципе Герта была права. Но другие девчонки знали, на что шли. Другие девчонки сразу были в курсе, что совместное завтра для них не наступит.

Ятта… он сам нахрен не знал, что это было. Она накрыла его с головой и не отпускала до сих пор. Хотя он должен был ее отпустить, потому что Роа — его друг. Потому что то, что он сделал — мерзость даже по его не сильно критичным принципам.

— Теперь слушаю, — сказал он. — Что можешь посоветовать?

— Не вести себя как гондон дальше? — предположила Герта. — Позвонить ей и сказать все то же самое, что ты сказал мне?

— Не вариант.

— Почему это?

— Потому что она выходит за моего друга.

— А. А…. А-а-а-а… твою мать! Гранхарсен, это Ятта Хеллирия Ландерстерг⁈

У подруги округлились глаза.

— Ну ты е… — Герта закусила губу, чтобы не выругаться совсем грязно. — Ты чешуебнулся, да? Ты ее трахнул⁈

Вэйд скривился. Просто слово «трахнул» совершенно не вязалось с тем, что было между ним и Яттой. Да, нормальное слово, обозначающее то, что оно обозначало, и об этом можно было говорить именно так, но почему-то не хотелось.

Герта покачала головой:

— Ты еще более конченый, чем я о тебе думала. Ты запал на девчонку друга, трахнул ее, а потом бросил?

А потом она упала.

Он до сих пор помнил этот момент, когда Ятта смотрела ему в глаза. Секунда — и вот она уже на льду. Это мгновение он не забудет, кажется, никогда. Потому что он едва удержался на месте, чтобы не броситься к ней на лед, а потом она поднялась и продолжила, как будто ничего не случилось. Как будто все хорошо.

И он до сих пор не мог отделаться от мысли, что упала она из-за него.

Потому что он не нашел лучшего времени, чтобы бросить ее перед соревнованиями. Потому что оказался конченым наблом. Потому что она на него посмотрела…

Этих «потому что» было столько, что ими можно было оклеить все стены его квартиры, как плакатами кумира за пару десятков лет.

Потому что именно в тот момент он понял, что сделал.

Потому что в каком-то смысле он упал вместе с ней.

— Я же сказал. Мне просто не с кем было об этом поговорить.

— Сходи к психологу, — огрызнулась Герта, — или к психиатру. Серьезно, Гранхарсен! Если ты творишь такое, то лучше к обоим сразу. Пусть они вправят тебе мозги. Со мной о таком говорить бессмысленно, я никогда не трахала парней своих подруг.