Он чудесный. Даже мама с ним подружилась. Мне кажется, если бы не я, она бы утащила его к себе и не выпускала из комнаты.

— Вы с папой столько о нем рассказывали. О пламени, — фыркаю я, — что сложно недооценивать его значимость в моей жизни.

— Потому что мы всегда хотели и хотим для тебя самого лучшего, Ятта. Только не ценой твоего счастья и спокойствия, — мама шагает ко мне. — Я в свое время оказалась в такой ситуации, когда у нас с твоим отцом были недопонимания, и меня поддержала не семья. Это было очень больно. Прости, если ты думала, что пламя для нас важнее тебя. Пламя, репутация, неважно. Твой отец грозился выкинуть его в сугроб, когда узнал. Я просто тебе не рассказывала.

У меня глаза становятся, как у того виаренка, который пищит и всячески пытается привлечь внимание.

— Серьезно? Потому что все это выглядело как…

— Твой отец за тебя убьет. Любого, — мама становится необычайно серьезной, — и да, мне пришлось его останавливать. В том числе напоминать некоторые неприятные детали нашего прошлого, включая тот факт, в какой ссоре мы с ним были… Дири!

Уставший от того, что на него не обращают внимания, зверь растопырил крылышки и пытается стянуть с меня платье. Длинное, в пол. Оно нежно-кремового цвета, такая же нежная ткань словно укутывает меня в объятия. К платью полагаются драгоценности и высокая прическа, и вот пожалуйста — я снова выгляжу старше своих лет. Солиднее, серьезнее, и на первый взгляд даже не скажешь, что в груди у меня теперь кусок льда.

Сегодня у нас ужин с Вайдхэнами, на котором решится наша с Роа история. Завершится или продолжится — а я еще ничего не решила. Просто потому, что сейчас мне, в общем-то, все равно. Если я останусь без пламени или если я все-таки выйду за него.

Дири не оставляет попыток, и мама командует:

— Сидеть.

Малыш плюхается на попу, подчиняясь приказу, и моргает на нас своими огромными глазищами. Эта наша особенность, точнее, это особенность тех, кто с пламенем — отдавать приказы драконам и виарам, приказы, которых они ослушаться не могут. Иногда мне хочется попросить маму «Сделай так, чтобы я забыла Вэйда Гранхарсена, выжги его из моего сердца, из моей памяти, навсегда», но, разумеется, даже если на такое пошла бы я, мама бы на такое никогда не пошла. А в нашей семье случился бы очередной скандал, что совершенно точно лишнее. Хватило уже и того, что было, поэтому Вэйд Гранхарсен останется заморожен там, где раньше билось мое сердце. Возможно, для него слишком много чести, но как есть. Сейчас я смогу вырвать его из себя только вместе с сердцем, а это уже перебор.

— Так что ты решила? — спрашивает мама.

— Не знаю. Решу за ужином.

Каждый день после того визита Роа присылает мне цветы и подарки. Мне их уже складывать некуда, но я отвела им отдельную полку в шкафу в своей городской спальне. Потому что если сегодня я откажусь, они все отправятся к нему. Нераспакованными.

Да, это правда, я ни один их них не вскрывала, разве что примерно представляю, что там. Драгоценности, иногда сладости. Дорогие конфеты тоже лежат невскрытыми, но у них большой срок годности, если это пирожные, я отдаю их маме. Она любит сладкое. Еще там были подарки для Дири, и вот их я как раз открывала сразу. Виаренок был счастлив получить новую пищалку или набор любимого корма с какой-нибудь игрушкой.

Роа писал мне каждое утро и каждый вечер, и я отвечала. Мне казалось, мы оба ходим по тонкому льду, где каждое неосторожное движение — это падение. И хорошо, если подо льдом не разверзнется бездна.

— А что насчет спорта?

Мама нарочно произносит это обезличенное «спорт», наверное, чтобы пощадить мои чувства. К моей огромной радости, я под анестезией имени Вэйда Гранхарсена.

— Ничего, я закончила.

— Ты… решила это окончательно?

— Да. Мне пора сосредоточиться на дипломатической карьере, если я хочу чего-то достичь. Разрываться на части у меня не получится, я и так из последних сил держала учебу на уровне Дракона номер один.

Мама смеется.

— Ты же помнишь, что я тебе говорила про отца? Он примет любое твое решение.

Может быть. Может быть и примет, но я не хочу больше падать. Я это решила точно.

— Мам, я знаю. Это мое решение. Я обещала, что эти соревнования будут последними, никто не виноват, что я облажалась.

— Ты не облажалась! — возмущенно говорит она. — Это просто… на тебя столько всего навалилось, а ты заняла третье место. Драконы, Ятта, я бы там наверное рыдала в углу.

— Ой, вот только не надо, — фыркаю я, — после расставания с папой ты переехала в другую страну и устроилась на работу. Еще и меня рожать собиралась в одиночку.

— Не совсем в одиночку. Я раздумывала над тем, чтобы принять предложение Вайдхэна.

— Фу!

Мы обе смеемся, и лед в груди начинает трескаться. Я тут же запечатываю его обратно: мне это не надо. Уж точно не перед ужином с Вайдхэнами.

Мама такая красивая сейчас. Мне всегда казалось, что у меня самая красивая мама на свете, но сейчас она почему-то кажется мне особенно прекрасной. Алое нам с ней очень идет, и мама сейчас в алом платье. Тоже в пол, и драгоценности сверкают на ее груди и в ушах, на тонком запястье, как капли пламени. Но самая большая драгоценность здесь она, и я ее обнимаю.

— Спасибо за поддержку, — говорю я. — Без тебя я бы не справилась.

— Мне кажется, я слишком мало сделала в этой ситуации…

— Тебе кажется.

Мы уже почти выходим из комнаты, когда я касаюсь ее локтя.

— Ты ничего не забыла?

— Свободен, — говорит мама, и виаренок со всех лап несется за нами, хлопая крылышками на бегу.

— Похоже, придется взять его с собой.

— Только его там и не хватает! — она хмурится, но это показное.

Я знаю, что Дири ей нравится, и вижу, что она тоже наконец-то начинает оттаивать. После ухода Гринни это первый виар, которого она подпустила к себе, и, кажется, мама в него потихоньку влюбляется. Она даже не выпускает его гулять без шлейки, и мне постоянно об этом напоминает. Сейчас же пропускает Дири вперед, и тот топает по коридору вместе с нами в сторону гостиной, где нас ждут Эрвер, отец и Вайдхэны.

И где начнется новый виток моей жизни, что бы я в конечном итоге ни решила.

Роа

Чем дольше затягивалось ожидание, тем сильнее Роа волновался. Отец беседовал с Торном Ландерстергом, одного взгляда которого хватило, чтобы понять, что им еще предстоит серьезный разговор. В случае, если Льдинка скажет «да». Серьезный разговор был и с отцом, и с матерью, и за это время ему настолько навтыкали все, кто только мог, что Роа держался уже на каком-то чистом упрямстве. И на мыслях о ней.

Потому что, кто бы что ни говорил, Ятта была его. Ятта была его мечтой, его вдохновением, он думал о ней…

— Даже когда спал с другой женщиной? — язвительно осведомилась мама.

Да, это, пожалуй, был самый непростой разговор. Потому что на отца можно было рычать, а попробуй объяснить другой женщине, пусть даже это твоя собственная мать, что ты изменил не потому, что не любишь, а потому, что это чистейшей воды физиология!

— У нас с Яттой ничего не было, — произнес Роа мысленно посылая в задницу (Гранхарсена, который все это устроил) всю эту ситуацию, то, что он должен сейчас говорить! Об этом! С матерью! — А я, между прочим, мужчина. И у меня есть свои потребности.

— Да неужели? — Мама сложила руки на груди. — Потребности, сильнее доверия и чувств той, кого любишь?

— Я! Совершил! Ошибку! — Роа невольно повысил голос. — Что мне теперь делать? В окно выйти?

— Ты летать умеешь, — хмыкнула мама.

Роа открыл рот, потом его закрыл. Потому что ничего цензурного в голову в ответ не пришло.

— Доверие — самое хрупкое, что можно себе представить, — произнесла она, шагая к нему вплотную. — Восстановить его сложнее всего.

— Ой да ладно, — огрызнулся Роа. — А то ты не утащила нас с Риа в другую страну и не сказала, что наш отец — Элегард! Как теперь, отец тебе доверяет?