Так и есть, англичане — по докладу сигнальщика, на мачте развевался белый флаг с красным прямым крестом Святого Георгия. Британцы повернули нам наперерез — они чувствовали и вели себя в Средиземном море как дома. А раз так, нам нужно подготовится к встрече.

За следующий час, пока происходило неспешное сближение, все, кто расслабился и снял турецкие одежды, вернул себе вид османов. Я напялил тюрбан и с сожалением огладил то, во что превратились мои замечательные бакенбарды, известные всей Европе. Ради маскировки в дополнение к бритой голове я покрасил баки хной и заплел в косички, что служило поводом для неисчислимых шуток моего ближнего круга. Но чего не сделаешь ради победы!

Еще издалека английский броневой корвет «Боадицея» поднял сигнал «Лечь в дрейф, принять досмотровую партию» — во всяком случае, наш капитан сбросил скорость и поворачивал пароход боком, готовясь принять шлюпку с британцами.

Командовал ими совсем мальчик, вряд ли двадцати лет, но уже лейтенант — наверное, сынок какого-нибудь лорда Адмиралтейства или как там у них называется. Пристроил папаша ценз зарабатывать, вот его и послали попрактиковаться на мягоньком, на мирном торговом пароходе. Может, это у него вообще первое задание, уж больно он задирал нос и пытался скрыть неуверенность под высокомерием. Во всяком случае, «паломники» его интереса не вызвали, а когда офицер-осетин сунул ему какие-то бумаги, и вовсе поскучнел. Оживился лишь при разговоре с капитаном, сетовавшим на далекий путь в обход Пелопоннеса, через россыпь островов и скал:

— Вам нужен канал через Коринфский перешеек.

— Это долго и дорого, эфенди.

— Мы же прорыли Суэцкий канал, хотя это дольше и дороже! — через губу отрезал бритт и отбыл.

Дождавшись, когда английский баркас или как его там отойдет от парохода подальше, капитан утер вспотевший лоб, расправил усы и с усмешкой заметил мне, поднявшемуся на мостик:

— «Мы прорыли», надо же! Пришли на готовенькое, просто выкупили акции у хедива в удачный момент. А строили канал, как знает весь свет, французы! И на Коринфе тоже собираются французы, да поможет им Николай-Чудотворец, только когда это будет!

В отличие от владычицы морей, австрияки вели себя не столь высокомерно, хотя винтовой фрегат «Радецкий», настигший нас невдалеке от Дурреса, был куда опаснее.

Едва вдали замаячил красно-бело-красный флаг Императорского и Королевского флота, как мы снова кинулись изображать турок, но капитан помрачнел и сказал, что так просто мы не отделаемся, австрийцы куда дотошнее в досмотрах.

— Что же делать?

— Сейчас полдень, — он хитро прищурился на солнце, потом еще хитрее на наши наряды, — значит, время творить зухр.

Для полуденной молитвы мы застелили ковриками весь ют и расселись на них, офицер-осетин, посланный с нами Кундуховым, завел речитатив молитвы. Так нас и застали австрийцы — на коленях, лбами в коврики. Капитан всеми силами показывал, что идея проводить досмотр пришла к венским колбасникам весьма некстати, поскольку его пассажиры — благочестивые паломники, возвращаются в Боснию и Санджак из хаджа в Мекку, и молитва для них священна и обязательна. Но это не помешало офицеру с полутора десятком матросов осмотреть трюмы и кубрки. Наконец, они убрались восвояси, а мы получили возможность разогнуться и размять затекшие ноги.

Ближе к полуночи мы дошли до Бара, но разрешение войти в порт ночью не давали, и пароход встал на рейде, дожидаясь рассвета. Однако, от суматохи нас это не избавило — стоило пароходу бросить якорь, а отряду выбраться на палубу поглазеть на близкий берег, как среди добровольцев возникло замешательство:

— Ты еще здесь откуда? — громко ахнул Дукмасов, удерживая за шкирку темную фигуру.

Фигура молча извивалась, пытаясь вырваться из руки, привычной усмирять норовистых коней, но тщетно.

— Что там еще, Петя? — спустился я с мостика.

— Извольте видеть, юный герой нашелся! — Петя вздернул фигуру и моему взору явился крайне насупленный Николенька.

— Ах ты ж стервец! Я же приказал — в Москву! К маменьке и папеньке!

— Убежал и снова убегу, — уперся гимназист.

— Вот Колобок недоделанный!

Да уж, и куда его теперь? Отправлять с конвоем — так у меня каждый человек на счету, отпускать одного — так он вернется!

— Выпороть тебя, что ли…

— Я дворянин! — вскинулся Николенька.

— О, я тебя, пожалуй, сдам князю Николе на воспитание. Нравы тут суровые, вгонят тебе ума.

— Убегу! — решительно возразил парень.

— Ну да, от горцев по горам бегать самое дело, точно убежишь, — хохотнул Дукмасов.

Действительно, что же с ним делать? Мысли метались между желанием утопить и поиском приемлемого решения.

— Пойдешь с обозом. Малейшее нарушение приказа — прикажу бросить.

Развернулся и ушел спать.

Разгрузку начали поздно, по вине портовых властей, вернее, их отсутствия. Турки уже свалили, черногорцы еще толком не вникли, никто ничего не знает, но все хотят бакшиш. Особенно повылезавшие из всех щелей жучки и контрабандисты, ловившие момент заработать. Спровадив очередного деятеля, приказал выставить на берегу караул из членов отряда и начинать разгрузку, невзирая на местных. Когда на берегу выросла изрядная гора ящиков и тюков, примчался наиглавнейший генерал от таможнерии и заявил, что наше самоуправство остановило работу порта! Я только обвел рукой бухту — одно название, что порт, всего два причала, у которых уже стояли корабли, а мы таскали грузы шлюпками прямо на галечный берег. Собственно город Бар находился в двух верстах, за стенами крепости выше на горе.

Когда градус спора повысился до близкого рукоприкладства, вздрогнула земля. В первый момент я решил, что это от слишком громкого ора, но следом по ушам ударил гром, какой бывает при подрыве мины под крепостной стеной.

Над Баром вставало черное облако и сполохи огня, а мимо нас просвистел и плюхнулся в воду одинокий камешек. Я сразу же принялся прикидывать, что же там такое взорвалось, если добросило осколок до моря.

— Складиште барута… — потрясенно выговорил черногорец, и умчался, позабыв про нас с грузом.

После нескольких минут шока вокруг началось сущее сумасшествие — крики, выстрелы, куда-то скакали меж ближайших холмов, размахивая саблями, четники и гайдуки, на что мистер Иск среагировал странной цитатой:

— Бежали робкие грузины при виде диких кабанов…

Робость демонстрировали турки, суетливо покидавшие остатки древней крепости.

— Да уж, зашли, что называется, с ребятами в бар — вроде бы, еще и не пили!

Я не понял, что этим хотел сказать мистер Икс, но выпить бы точно не помешало. Кажется, от Бара мало что осталось.

Мы закончили перевозку нашего имущества на берег и уселись на ящики слегка передохнуть, как на берег с криками и воплями банда озверевших черногорцев выгнала изрядно помятую толпу. Кого только в ней не было! Среди шаровар и гуней мелькали синие мундиры, фески турок и тюрбаны арнаутов смешались с капами герцеговинцев и шайкачами сербов…

Усач в расшитых золотом сверху донизу одеждах выдернул из толпы двух турок, швырнул их на гальку, выхватил из-за пояса кремневые пистолеты и застрелил обоих! Все произошло настолько быстро, что я даже рот не успел открыть.

Рот я открыл, когда усач, засунув дымящиеся стволы обратно, вытащил здоровенный ханджар и… отрезал убитым носы, прихватив губы с усами!!!

Николеньку затошнило, Дукмасов увел его подальше от этого зрелища.

Усач, грозно скалясь, воздел кровавую добычу, показывая ее товарищам налево и направо, а потом уставился на нас.

— Турци! — ахнул он. — Узми их!

Несколько черногорцев рванулось к нам, а я замер в оторопи — переодеться-то мы не успели! Я даже свои щекобарды не расплел! И хуже всего — оружия при нас почти нет, так, пара пистолетов! И все слова застряли комом в горле — пока нас прислоняли к нашим же ящикам, я выдавил только нечленораздельное мычание.

— Ово е кое-запалио барут! — тыкал в нас ятаганом усач. — Смрт им!