Последнее я говорю с затаенным чувством разочарования. Как было бы всё просто, если бы жизнь была обычной сказкой. Вот только меня с Саяном не ждет долго и счастливо, как у диснеевских принцесс на современный лад.

– Ее бы к логопеду, но она вся в Родиона, упирается и не хочет, – вздыхает сзади Ульяна, когда егоза убегает встречать новых гостей. Детей не сказать что много, но почти все из окрестных домов, с кем Уля успела подружиться сама и свела дочь с их детьми.

Сколько ее помню, в отличие от меня, она всегда была коммуникабельной и в любой ситуации могла найти общий язык почти со всеми, с кем бы ни сталкивалась.

Все эти дни я Ульяну избегала, а когда пришла в гости, ныкалась по всему дому, стараясь с ней не пересекаться. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и я оборачиваюсь, встречаясь со старшей сестрой взглядом.

Она смотрит на меня изучающе, прикусывает губу, как делает всегда, когда переживает о чем-то и чувствует себя неуверенно. Я не собираюсь облегчать ей задачу, сжимаю кулаки и стараюсь дышать ровно.

Каждый раз, когда я смотрю на сестру, на меня обрушиваются неприятные воспоминания, от которых я не могу избавиться. И вдруг со всей ясностью понимаю, что так теперь будет всегда.

– Не нужно, Ульян, – выдыхаю я и качаю головой. Делаю шаг назад, не обращая внимания на ее измученное лицо. Вижу, как оно искажается, как в ее глазах усиливается боль и чувство вины, но облегчать ей задачу не стану.

– Люба, не делай этого с нами. Мы ведь сестры.

Она лучше других понимает меня и чувствует, что это то единственное, чего я никогда не смогу ей простить. Не смогу переступить через преграду и общаться как и прежде. Будто не было между нами предательства. Молчания. Ножа в спину.

– В чем моя вина, Люба? Разве я… Разве это я…

Она сипит, не договаривая, но не может сказать то, чего хочет. Мы ведь обе понимаем, что она сыграла свою роль. И как бы не хотела обернуть время вспять, а именно она привела в мою семью ту, что ее разрушила.

– Не гадай, Ульян. И не обманывай себя, – усмехаюсь я, но за меня говорит горечь. – Я не прощу тебе молчания. Ты водила меня за нос полгода и всё подыскивала момент, чтобы не просто открыть мне глаза на неверность мужа. Ты ведь хотела, чтобы я отошла в сторону и уступила свое место твоей протеже.

Сестра прикусывает губу и отводит взгляд, но молчит. Ей просто нечего на это сказать. Ведь я права. По всем пунктам права.

– Я уезжаю в другой город, – спустя минуту молчания снова заговариваю я. – Номер телефона сменю, адреса тебе оставлять не стану. Не ищи меня… На этом… всё.

Больно вот так разворачиваться и уходить, но я не нахожу в себе сил остаться даже ради племянницы.

Не знаю, что двигало моей сестрой, могу лишь гадать о причинах. Она всегда была сердобольной, помогала нищим и обездоленным, даже Ермолаеву пристроила к нам в клинику из чувства жалости, но в этот раз она превзошла себя.

– Ты сильная, Люба, ты справишься, а Лизе нужна поддержка, настоящий мужик рядом, – вот те слова, которые она не решилась сказать мне в лицо.

Я выхожу во двор, слышу за спиной, как Ульяна запоздало спохватывается и спешит за мной, но едва не утыкается носом в мой затылок.

Я же замираю и затравленно наблюдаю, как во двор входит Саян.

Мы должны были приехать в коттеджный поселок, где живут Родион с Ульяной, вдвоем, но даже ради племянницы я не смогла пересилить себя и дождаться его приезда. Не уверена, что смогла бы выдержать даже полчаса в одном салоне с мужем. Так что сама я приехала раньше, а сейчас понадеялась уехать до того, как сюда приедет Саян.

Вот только не судьба.

Наши взгляды скрещиваются, и я упрямо сжимаю зубы, вздергивая подбородок и всем видом показывая, что притворяться парой не стану.

У меня было время подумать, и я вдруг осознала, что пора перестать переживать о чужих чувствах и мыслях. Какая разница, кто и что подумает, если я твердо намерена получить развод, что бы там не считал этот чертов Саян.

– Люба, ты еще найдешь себе нового мужа, а я… Я же твоя сестра, одумайся и не обижайся на меня. И… прости меня… – слышу я покаянный голос Ульяны у уха, а затем до меня доходит, за что именно она просит прощения.

Сбоку замечаю, как открывается дверь гостевого домика, а затем оттуда выходит та, кого я совсем не ждала увидеть на дне рождения Карины.

Ермолаева.

И не одна, а со своей более старшей копией.

Мои губы искривляет горькая ухмылка, когда я перевожу взгляд на родную сестру.

– За что ты извиняешься, Уля?

Она тушуется, когда оглядывается на шум. Ее глаза расширяются, а рот приоткрывается. Видно, что она огорчена, что я увидела то, что не предназначалось для моих глаз.

Становится горько от мысли, что на этот праздник она позвала любовницу моего мужа и ее мать. Это о многом мне говорит, и грудную клетку сжимает от невыносимой боли от предательства.

Сестра всегда была для меня самым родным человеком, и я буквально слышу, как вдребезги разбивается моя любовь к ней. Я чувствую себя преданной и едва не задыхаюсь, сжимая кулак у груди, чтобы унять эту невыносимую агонию.

– Я не… ты не должна была… это моя вина… – бормочет Ульяна, но запинается, так как не ожидала, что я встречусь с ее приглашенными лицом к лицу.

У меня даже складывается неприятное впечатление, словно она совсем не ожидала увидеть меня на дне рождения моей племянницы. Казалось, надеялась, что я не приду.

Мне будто дают хлесткую пощечину, и я отшатываюсь, когда вижу на лице сестры смятение.

Я знаю это выражение на ее лице.

Она всегда так выглядит, когда что-то идет не по ее плану.

Когда она училась в школе, как-то просила меня прикрыть ее перед одной из ее подруг. Сказать, что она болеет, хотя сама в это время шла на двойное свидание с парнями вместе с другой подругой. Просто она не хотела, чтобы та, третья подруга, знала об этом. И вот именно это выражение лица я увидела впервые, когда ее поймали с поличным.

– Не пытайся мне соврать, Ульян, – с горечью произношу я, не отрывая от нее взгляда.

Хочу, чтобы она посмотрела на меня, но она скользит взглядом по гостям, словно боится увидеть разочарование на моем лице.

– Все не так, как ты думаешь, Люба. Я тебя люблю, ты мой самый близкий человек, и я не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное мнение, что…

Она резко кидается ко мне, хватается ладонями за мои плечи и сжимает их так крепко, словно пытается убедить не только меня, но и себя в своей правоте. Но мы обе понимаем, что в глубине души она знает, что не права, но не может этого признать.

– Слишком поздно, Уля, тебе так не кажется? Только не пытайся соврать, что ты не знаешь, что Ермолаева и ее мать делают на этом празднике.

Я киваю в сторону семейства Ермолаевых, которые застыли неподалеку и переводят взгляды с нас на Саяна. Последний пока их присутствие, казалось, не замечает.

Я чувствую, как он сверлит взглядом мою спину. Словно весь его мир сузился до одной точки в виде меня.

Пару раз я оглядываюсь, так как позвоночник покалывает от его пристального внимания, но радуюсь, что он не подходит. Не знаю, как бы отреагировала, вздумай он прикоснуться ко мне при всех. Мне кажется, что сейчас меня бы просто стошнило от его прикосновений, и мне было бы уже неважно, что подумают о нас гости и наши знакомые.

– Я пригласила их еще несколько месяцев назад, Люба, не могла же я отменить свое приглашение. Это было бы невежливо с моей стороны, – скороговоркой протягивает Ульяна, но в ее голосе я слышу отчаяние, так как она слишком хорошо меня знает.

Как бы она не пыталась убедить себя в обратном, она прекрасно понимает, что этот финт ушами я ей не прощу. Но она до сих пор цепляется за надежду и ждет, что я закрою глаза на ее предательство. Ведь мы родные сестры, и в прошлом ей всё сходило с рук.