– Настолько сомневаешься в моей квалификации? – вздергиваю я бровь и возмущенно смотрю на него.

– Пришла в себя, наконец? По первости всегда так, под впечатлением, – ухмыляется Денис и заканчивает с мытьем рук и дезинфекцией первым.

Я же благодарно смотрю на него снизу вверх, догадавшись, что он просто хотел меня расшевелить.

Избавляюсь от операционного халата и перчаток, а уже после присоединяюсь к быстро управившемуся Царёву и выхожу к мужу пациентки.

– Переведем вашу жену в палату интенсивной терапии и будем наблюдать за ее состоянием, – слышу как сквозь вату слова Дениса.

– Как она? Когда я смогу навестить ее? Их? – выдыхает отец семейства, Андрей Феофанов, и проводит рукой по гладкой лысине.

Мужчина он довольно крупный, и первое кесарево его жене, насколько помню, делали из-за узкого таза.

Глаза у него на мокром месте, лицо красное, и о жене он беспокоится с таким трепетом, что у меня сердце колет.

Сколько таких счастливых семей я пропустила через себя – не счесть. Но каждый раз, как по новой.

В этот момент Царёву поступает звонок, и я его заменяю, поясняя Феофанову процедуры.

– Первые два-три часа ваша жена будет находиться под строгим наблюдением. Зависит от того, в каком она будет состоянии, это может занять и до шести часов.

Мужчина мрачнеет, но я пока не могу его обнадежить.

– Мы должны убедиться, что не откроется повторное кровотечение и нет признаков осложнений.

Он даже вздрагивает, и я опасаюсь, что упадет в обморок прямо в коридоре. Судорожно ищу глазами санитаров на всякий случай, но Феофанов опирается рукой о стену и остается на ногах.

– Какого рода осложнений? – хрипит, отчего его бледность остро бросается в глаза.

– Инфекции, тромбоз, – уклончиво отвечаю я, не вдаваясь в подробности. Вон как его шатает даже от моих ответов, не стоит добавлять ему больше стресса.

– Если всё будет в порядке, мы переведем ее в послеродовую палату. Пока можете отправиться домой, я попрошу медсестру, чтобы связалась с вами, как только вашу жену можно будет навестить.

– А ребенок?

– Девять по Апгар, боевая у вас девочка, – улыбаюсь я, не сдержавшись. – Как только неонатолог закончит осмотр, вы сможете глянуть на дочку через стекло.

Феофанов приободряется, а вот я чувствую себя вымотанной и выжатой, как лимон. Быстро принимаю душ, смывая с себя усталость, переодеваюсь и накидываю на себя новый чистый халат.

У Феофановой осложнений пока, к счастью, не наблюдается, и на меня наваливается послеоперационная апатия.

Я держалась в тонусе, так как на мне лежит ответственность, которая для меня не пустой звук, а когда опасность, на мой взгляд, отступает, приходит откат.

Мысли снова возвращаются в реальность, и я волей-неволей думаю о муже и Ермолаевой.

Как только представляется возможность, иду обратно в кабинет мужа, но секретаря его на месте нет.

Заношу руку, чтобы по привычке постучать, но в последний момент передумываю и давлю на ручку.

Дверь закрыта и не поддается, а я вдруг достаю собственную связку ключей, которой обычно пользуюсь только во время отъездов Саяна, когда он оставляет на меня клинику и всю документацию.

Прежде, чем вставить ключ в замочную скважину, я прислушиваюсь, но ничего не слышу.

Наверное, Саян выпроводил Ермолаеву, а сам отлучился. И мне бы уйти, или позвонить ему, а я открываю своим ключом дверь в его кабинет и вхожу внутрь.

Мне нужно просто убедиться…

Даже мысленно не готова признаться, в чем, но нужно…

Кабинет, на первый взгляд, выглядит стерильным. Таким же, каким был час назад.

Немного душно и пахнет алкоголем, но после возлияний Саяна прибрано. Бутылка в мусорном ведре, разбитый стакан там же. Замечаю окровавленную салфетку и хочу уже поднять ее, как меня отвлекает Дарья Николаевна.

– Любовь Архимедовна? Саян Русланович уехал. Сказал, сегодня больше в клинику не вернется. Может, чаю?

Секретарь давно привыкла, что в отсутствие мужа я занимаю кабинет Саяна и работаю, но в этот раз меня никак не отпускает ощущение, что она понимает, что сейчас я здесь не для работы.

– Нет-нет, Дарья Николаевна, я только за документами.

Схватив первую попавшуюся папку со стола, я собираюсь уходить, как вдруг взгляд натыкается на что-то блестящее в углу под столом.

Наклоняюсь и тяну к себе.

А затем с отвращением выкидываю в урну надорванный квадратик от презерватива.

– Любовь Архимедовна, не стоит, я сама выкину мусор после работы, – уговаривает меня Дарья Николаевна и тянется отобрать из рук мусорный пакет.

Я же уворачиваюсь и крепко сжимаю его, не собираясь отдавать ей его.

– Всё хорошо, Дарья Николаевна, мне не трудно.

Понимаю, что выгляжу глупо и странно, пытаясь выполнять не свою работу. Секретарь мужа наверняка еще и заметила, что я вся красная и бледная, если такое физически вообще возможно. Но именно так я себя сейчас и ощущаю.

Меня явно лихорадит, сердце не на месте, пульс зашкаливает, а голова кружится. Но всё, о чем я могу думать – это о гребаной упаковке от презерватива, который я нашла под столом мужа.

По дороге в собственный кабинет меня останавливают коллеги, что-то спрашивают, консультируются, а я отвечаю машинально, сразу же забывая, о чем шла речь, как только разговор заканчивается.

Мне кажется, что до своего логова, где я могу закрыться и выдохнуть, чтобы не показываться всем на глаза какое-то время, проходит целая вечность.

Минуты для меня во всяком случае превращаются в часы, и когда я запираюсь у себя, с трудом из-за дрожащих пальцев проворачивая ключ в замочной скважине, сразу же стекаю по двери на пол.

Ноги меня просто-напросто не держат, и какое-то время я сижу так в полной тишине. И плевать мне, что халат белый и чистый, а пол, несмотря на то, что его регулярно моют, грязный.

В этот промежуток времени мне всё равно и на грязь, и на репутацию, и на коллег.

В груди какое-то сосущее чувство пустоты, которое меня никак не отпускает, лишь усиливается по мере того, как больное воображение подкидывает мне разные варианты, как именно под столом Саяна оказалась квадратная фольга.

Мне даже хочется обмануться и поверить, что он использовал его, как обычный надувной шарик, или налил туда воды и кидался им в кого-то из нерадивых интернов под окном.

Но, как ни крути, я слишком хорошо знаю, что Саян не из тех, кто будет заниматься подобной ерундой.

Конечно, я уже доподлинно видела результат измены мужа. Его любовнице скоро рожать, пузо на нос лезет, а всё равно после его уверений, что связь с Ермолаевой была на один раз, новую измену я воспринимаю куда более болезненно.

Ведь один раз по пьяни – это одно, а повторный секс – это уже нечто большее, чем перепихон на одну ночь.

Я вдруг остро осознаю, что совсем не знаю, как всё случилось на самом деле в подробностях.

Ведь это всего лишь мое предположение, что Саян переспал с Ермолаевой по пьяни. А ведь причин может быть туева туча, и я никогда не узнаю правды. Он будет водить меня за нос и врать, лишь бы сохранить брак.

И, возможно, у него бы всё получилось.

Если бы не упаковка от презерватива, так удачно подвернувшаяся мне под руку.

Ополоснув лицо холодной водой, я беру мусорный пакет и присаживаюсь на собственный диван, высыпая содержимое мусорного пакета на пол.

Обычно я брезгливая, но сейчас меня настолько трясет, что плевать на новый дорогой ковер.

В ведре Саяна было не так уж много мусора, но я изучаю каждую выброшенную вещь, словно сталкерша.

Пустая бутылка от бренди.

Скорее всего, Саян сейчас в дупель пьяный, и я надеюсь, что сам он за руль не садился. Впрочем, такого никогда не было, но теперь я во всем сомневаюсь, чувствуя себя неуверенно и растерянно.

И особенно бесит, что даже после всего случившегося я о нем беспокоюсь. Ну неужели я не могу быть нормальной женщиной? Просто послать мужа и хлопнуть дверью. Стать совершенно к нему равнодушной по щелчку пальцев. Отомстить по-взрослому, в конце концов.