Края полотенца ослабевают, и когда я пытаюсь отстраниться от мужа, осознаю, как это было с моей стороны опрометчиво. Полотенце скользит вниз, но Саян в этот момент снова сжимает меня крепко в объятиях, на этот раз не встречая сопротивления с моей стороны.

– Злись, кричи, круши всё вокруг, бей меня, но не закрывайся от меня, – шепчет вдруг, жестко фиксируя мое лицо. – Ты моя жена, и я не допущу никакого развода. Дай мне объясниться, и ты всё поймешь.

Его глаза лихорадочно блестят, скулы сжаты, а тело такое твердое, что я бы не рискнула кидаться на него с кулаками. Что-то подсказывает, что я лишь заработаю себе вывих или растяжение, а ему никакой боли не причиню.

– Ничего я понимать не собираюсь, Саян, – хриплю я. – Ты трахал свою ассистентку, пока я истекала кровью в больнице, и никакие твои объяснения этого не изменят.

Лицо Саяна становится жестче, а его хватка судорожно крепчает, словно он боится, что я вот-вот растворюсь в воздухе. Глаза его при этом опускаются вниз, и еще до того, как я прослеживаю за ним, чувствую, что полотенце-таки сползло ниже, оголяя грудь и демонстрируя, как от холода напряглись и встали мои соски.

Раздается гортанный рык, а затем полотенце резко дергают вбок, кидая куда-то в сторону. Я остаюсь в чем мать родила, не имея возможности прикрыться руками, ведь их Саян заламывает и заводит мне за спину.

– К черту разговоры, Люба, в постели я заставлю тебя кричать от наслаждения и напомню, как мы подходим друг другу.

– Не смей, – выдыхаю я в страхе, но его губы снова касаются моих, терзая до боли, в то время как свободной рукой он хватает меня за талию и, не обращая внимания на мое сопротивление, несет к постели.

Отпускает меня ненадолго, кидая на кровать, но не успеваю я опомниться и отползти, как наваливается сверху, выбивая из меня весь воздух тяжестью своего веса.

– Ты мне противен, – выпаливаю я в отчаянии, извиваясь под мужем и впервые не от желания.

– Противен, говоришь? – рычит он мне в лицо, нависая сверху и пугая своим оскалом. В этот момент ничего человеческого в его глазах нет. Его лицо искажено напряжением и каким-то животным возбуждением, от которого меня бросает в неприятную липкую дрожь.

Мои губы кривятся, и его взгляд еще сильнее звереет. Но не это заставляет меня похолодеть. А его слова, прозвучавшие как приговор.

– Ничего, потерпишь.

– Ничего, потерпишь.

Я никогда не видела мужа таким агрессивным. Да, он бывало злился, если что-то шло не по плану, или кто-то в медицинской сфере вставлял ему целенаправленно палки в колеса. Но чтобы вот так терять человеческий облик… Такое с ним происходит впервые.

Или раньше он просто скрывал от меня темную часть своей натуры. Задумываюсь я вдруг с горечью, а сама извиваюсь под Саяном, чувствуя нарастающую панику.

Едва не задыхаюсь от тяжести его тела и в панике хватаю ртом воздух, не веря, что всё это правда.

Что муж готов взять меня силой из-за того, что я не готова его простить. Он будто хочет наказать меня за собственную слабость.

Целует зло, причиняя боль.

Крепко держит одной рукой мое лицо, стискивая щеки пальцами, не дает отвернуться, вынуждает принимать его неприятную агрессивную ласку, от которой меня едва не колотит в истерике.

– Хватит, – хрипло выдавливаю я из себя и ненавижу его в этот момент куда сильнее, чем час назад.

Если он только коснется меня…

Если только посмеет…

– Саян, – выдыхаю я не с первого раза, но произнесенное слабым голосом имя мужа неожиданно действует на него отрезвляюще.

Он перестает терзать меня, а я радуюсь хотя бы тому, что в отличие от меня он всё еще в одежде. Это то единственное, что сейчас не дает мне сойти с ума.

– Стоило один раз оступиться, Люба, и ты нос от меня воротишь, – с горечью рычит Саян, и в этот момент именно он напоминает мне поверженного зверя, хоть из нас двоих обездвиженная лежу я.

Его рука наконец отпускает мое лицо, и я отворачиваю голову в сторону, не в силах смотреть ему в глаза. Хочу, чтобы он исчез. Чтобы всего этого не было между нами, но чуда не происходит.

Саян продолжает придавливать меня своим телом к постели, не давая сдвинуть бедра, лишь слегка приподнимается, позволяя мне сделать глубокий полноценный вдох.

– Что ты делаешь с нами, Саян? – шепчу я и зажмуриваюсь, не сумев удержать в себе слезы. Именно эта пауза ослабляет меня, выпускает наружу рваные ошметки чувств, от которых всё внутри болит, разрывается на части.

Тяжесть сверху пропадает, звучит натужное поскрипывание кровати, но я глаза не открываю, слышу только шаги Саяна, а затем страшной силы удар.

Заполошно подрываюсь, в ужасе глядя на зеркало над моим туалетным столиком, расколовшееся от его удара. Оно трескается, опадая осколками на пол, а я стою у кровати в ступоре, не помня даже, как встала и закуталась в покрывало.

Наши взгляды с Саяном встречаются в отражении разбитого зеркала, а я вдруг вспоминаю, что читала где-то, что смотреть в осколки это тоже самое, что смотреть на свою разбитую треснувшую душу.

Саян оборачивается, загораживая собой зеркало, и я опускаю взгляд на его сжатый кулак. С костяшек стекает кровь, и я прикусываю губу, не в силах сказать ни слова.

Мне впервые становится так страшно, что я теряю дар речи.

– Жду тебя внизу, – глухо говорит Саян, нарушая гулкую тишину, и, не проронив ни единого стона боли, выходит из спальни.

За ним капает дорожка крови, но он никак не реагирует, словно раны – последнее, что его волнует.

Пару минут я стою, не двигаясь с места, а затем медленно, огибая алые пятна на паркете, подхожу к шкафу. Адреналин спадает, и мои руки ослабевают, отпуская края покрывала. Оно падает мне под ноги, а сама я с трудом нахожу, что надеть.

Ни одна одежда вдруг не оказывается подходящей. То колени открывает, то грудь оголяет. А мне как никогда раньше хочется закутаться в закрытую одежду наподобие паранджи, чтобы Саян не смотрел на меня. Не хотел меня.

В груди ворочается отчаяние, и я шмыгаю, зло проводя ребром ладони по щекам. Хочется расплакаться, скрутившись на постели калачиком, но теперь я не могу даже смотреть на нашу кровать без содрогания. Как и на Саяна без животного страха, который течет по венам, циркулируя по кругу.

Та хрупкая ниточка, что еще сохранялась, окончательно рвется, и в моей душе образовывается пустота.

Замотавшись в свитер и спортивные, абсолютно неподходящие под верх штаны, я нехотя спускаюсь вниз.

Мне бы собрать вещи, пока есть возможность, но я чувствую себя такой потерянной и болезненно уязвимой, что на это просто не хватает сил.

До этого мне казалось, что я могу свернуть горы, сделать любой финт ушами и уехать куда глаза глядят, а теперь всё меняется. Меня выворачивает наизнанку, а сама себе я кажусь слабой и ни к чему не приспособленной. Я даже защитить себя не могу, как показала практика, и от этого становится безумно страшно.

Саяна на первом этаже нигде нет, и я не слышу ни единого звука – ни его шагов, ни его голос, ни его дыхания. Сделав несколько глотков воды, я случайно вижу его в окне сбоку.

Он сидит на крыльце, слегка сгорбившись, руки на согнутых коленях свисают вниз, а сам смотрит себе под ноги.

Я медленно открываю дверь и застываю, не в силах сделать ни единого шага вперед. Он ничего не говорит, но что-то в положении его тела неуловимо меняется. Будто он зверь, держащий в поле зрения свою добычу. И в этот раз этой добычей становлюсь вдруг я.

– Я не собирался тебе изменять, Люб. Не с этой потаскухой, – глухо звучит его усталый голос, и он жестко проводит ладонью по лицу.

Не оборачивается и не двигается, но я более чем уверена, что на лице его сейчас злой болезненный оскал. От него ощутимо веет угрозой, и я стою у порога, готовая в любой момент скользнуть внутрь дома и захлопнуть перед его носом дверь.