Крыльцо было широкое, бетонное, с металлическими перилами, выкрашенными зеленой краской. Тяжелая двустворчатая дверь, обитая дерматином, с большим стеклом посередине, за которым виднелся освещенный холл с дежурной, тетей Таней, пожилой женщиной, которая вязала спицами что-то длинное, подслеповато щурясь через толстые очки. Над дверью висела табличка «Общежитие № 2 Колокамского Металлургического Комбината».

Айгуля толкнула дверь и вошла в холл, готовая к тому, что дежурная сейчас поднимет голову, бросит на нее внимательный взгляд, а узнав — снова вернется к своему вязанию.

— Наконец пришла! — услышала она и обернулась.

— Анвар! — она моргнула от неожиданности. Что ее старший двоюродный брат делает в холле общежития? Ее ждет? Но зачем?

— Айгуля, ты где шляешься по ночам? — говорит ее брат, и делает шаг вперед: — ты что делаешь? А ну, пошли домой! — и он хватает ее за руку. Она инстинктивно тянет руку на себя, но не получается, Анвар старше и сильнее, пусть даже ростом ниже.

— Никуда я не пойду. — твердо говорит она: — а ну пусти!

— Айгуля! — он повышает голос и дежурная в своей кабинке — поднимает голову, с любопытством глядя на разворачивающуюся перед ней сцену. Анвар тут же — понижает голос и кивает на дверь: — давай поговорим снаружи.

— Отпусти. — она выдергивает руку из его пальцев.

— Все, отпустил. — примирительно говорит он, поднимая руки: — все, пошли, поговорим. — он выходит первым, толкая дверь. Айгуля разводит руками в стороны, как бы извиняясь перед тетей Таней за сцену. Та кивает и снова возвращается к своему вязанию. Айгуля же следует за своим братом, толкая дверь и выйдя наружу.

На улице свежий воздух, над крыльцом горит фонарь, об него бьются ночные мошки, стремясь к свету. Лавочка, на которой курили молодые люди из училища — пуста. К ней и направляется ее брат, засунув руки в карманы и слегка сутулясь. Она следует за ним.

Возле лавочки брат останавливается. Мнется на месте, переступая с ноги на ногу. Вздыхает. Наконец поворачивается к ней.

— Вот что. — говорит он: — ты бы домой вернулась, а? Тетя места себе не находит.

— Ну да. — фыркает она и садится на лавочку, закидывает ногу на ногу и скрещивает руки на груди: — конечно. Она меня и выгнала.

— Не выгоняла она тебя. — говорит Анвар: — чего ты сразу? Просто ты себя ведешь как…

— Как я себя веду? Она меня шалавой называет! И говорит, что терпеть такое у себя дома не собирается! Ну вот пусть и живет сама по себе в своем доме!

— Тетя Хадиджа волнуется. — настойчиво повторяет Анвар: — за тебя же переживает, Айгуля. И… ну местами она права. Сам понимаешь, что тетя Хадиджа сюда не от хорошей жизни перебралась, когда она с твоим папой встречаться начала, ей на родине жизни бы не дали. Только поэтому вы и переехали. Ей трудно по-другому жить.

— Тебе-то хорошо говорить, тебе никто ничего не запрещает! Хочешь спортом заниматься — занимайся. Хочешь со своими дружками по ночам песни горланить и с местными драться — пожалуйста! А мне она запрещает из дому без платка выходить и позже десяти гулять!

— Так ты же девушка. — тихо говорит Анвар: — я парень, а ты девушка. Вот и вся разница. Была бы ты парнем, Айгуля, тетя Хадиджа и слова не сказала бы, делай что хочешь… но ты девушка. Кто тебя замуж возьмет после того как…

— Ой, вот только от тебя я такого слышать не желаю! — Айгуля вскакивает с лавочки и упирает руки в бока: — с маминого голоса запел⁈

— Кутиб тур! Погоди! — брат поднимает руки перед собой: — ты чего завелась, singlim? Хадиджа-хон дело говорит. Ладно ты вот сейчас играешь в свой волейбол, на площадке прыгаешь в одним шортиках и майке, но что потом? Если на родине узнают, то где мы потом тебе такого мужа найдем, чтобы смирился с тем, что его жену все мужчины тут видели в нижнем белье почти?

— Это спортивная форма!

— Да купальники больше закрывают чем эта ваша спортивная форма! Мужики на ваши соревнования ходят не для того, чтобы за ваши мячи там болеть, кто кому забил и чего! А для того чтобы попялиться на вас вдоволь! Да вы бы голышом играли и то меньше скандалу было бы! Ты видела нашу форму в боксе? У нас шорты до колена и майка сверху все закрывает, вот что значит спортивная форма! А у вас специально шорты так подрезают, что половина задницы видна! Видел я на вашем последнем матче как ваша двадцать третья прыгает, а у нее все вываливается, все в обтяжку! — машет руками Анвар, показывая, как именно у номера двадцать три все в обтяжку и все вываливается.

— Ну… — Айгуля чешет голову, вспоминая: — это ж Валька Федосеева, а у нас на матч новая форма пришла, красно-черная. А Вальке шорты эти явно маленькие… и майка в обтяжку, угу. Но это только раз такое было!

— И по всему городу слухи ходят что этот ваш новый тренер вас всех как своих наложниц пользует, чтобы вы результаты давали!

— А это вовсе бред! Бред сивой кобылы! Нашел кому верить, сплетникам городским!

— А то, то ты с ним и еще двумя девками из малярной бригады на озера ездила — тоже бред? И что у вас палатка только одна была⁈

— Витька снаружи спал в спальнике!

— И что ты к нему в комнату сбежала и жила там два дня пока тебе комнату в общаге не выделили — тоже бред?

— … три дня.

— Что?

— Три дня, говорю. — Айгуля складывает руки на груди: — три дня, если поездку на озера считать. В отделе кадров на выходных закрыто было. Кроме того, если хочешь знать, Витька меня замуж звал, вот. Как честный человек.

— А? Правда, что ли? — лицо Анвара светлеет: — так а чего ты молчала? Наши и правда тебя такую уже не возьмут, а тут такая удача! Давай я все тете Хадидже объясню, когда у вас свадьба?

— Никогда. — мстительно прищуривается Айгуля: — отказала я ему, потому что бабник. И кобель, совсем как ты.

— Ай, женщина! Ты чего творишь⁈ Он может быть бабником, потому что мужчина! Мужчина когда бабник — значит хорошо! Есть мужская сила! А если женщина по рукам пошла, значит шлюха и шалава, чего тут непонятного⁈ Все, давай, соглашайся, будете жениться. А если он слова своего не сдержит или там заднюю включи, я сам с ним поговорю, по-мужски!

— Знаешь что, Анвар, иди-ка ты в пень. — говорит Айгуля, неожиданно успокаиваясь: — вот сам иди и маме передай. Я — свободная женщина Востока, как товарищу Сухов говорил, а вы со своими феодальными замашками и мужским шовинизмом идите в пень. Строем, под барабаны и с развернутыми знаменами.

— Singlim, ты не понимаешь еще за жизнь… если этот твой Витька согласен тебя порченную в жены взять, так и хорошо! Давай я поговорю с ним, он у меня быстро согласится!

— Ты как будто меня не слышишь. — вздыхает Айгуля: — не пойду я за него. По крайней мере пока. У него с Лилькой роман… или что там между ними двумя. И вообще, замуж пока не собираюсь. Мы в первую лигу вышли, у нас первый матч в Ташкенте через три недели, готовиться нужно. Если выйдем в плей-офф, то нас заметят. Я вообще хочу на Олимпиаду попасть в составе национальной сборной, а не детей нянчить да пеленки гладить. Мастера спорта международного класса хочу. Ты вон в боксе выше разрядника не поднялся.

— Да ты чего вообще в боксе понимаешь, женщина⁈

— Ничего не понимаю. Но у тебя третий взрослый, а я — мастер спорта.

— Ты женщина!

— А ты мужчина. И что?

— Слушай, singlim, я сейчас тебя просто за шкирку возьму и домой притащу силой! И заставлю тете Хадидже извинения принести! — Анвар выпрямляется и встает перед ней, глядя ей в глаза: — думаешь не смогу?

— А ты попробуй! — Айгуля делает шаг вперед, они почти сталкиваются лбами: — попробуй! Я тебя потом никогда не прощу!

— Слушай, ты! — Анвар хватает ее за руку, он силен, он мужчина, но она — быстрая и гибкая, она легко стряхивает его руку и делает шаг назад.

— В последний раз говорю, singlim, возвращайся домой! — повышает голос ее двоюродный брат: — или я тебя сейчас приволоку!

— Насильно? — фыркает она ему в лицо: — вот так, на веревке⁈

— Надо будет — насильно. — кивает он: — надо будет и на веревке. Ты совсем от рук отбилась! И никакого Ташкента, ты что не понимаешь, что тебе туда нельзя, дура⁈