— У тебя косточки тонкие, как у курочки, — удивился Жека и сломал кости лучезапястного сочленения. — Качаться надо!

Кисть гопника повисла на коже и суставах. Правой рукой Жека заехал в нос, отчего он сделался плоским, как у кота из мультика «Том и Джерри», когда мышонок заезжает ему сковородкой в рожу. В этот момент визжавший гопник окончательно вырубился и, как мешок с говном, свалился у подъезда.

— Вы что тут устроили, сволочи? — закричала бабка сверху. — Сейчас милицию вызову! Пьянь позорная! Твари!

«Вот так всегда», — с усмешкой подумал Жека. — «Им же лучше делаешь, но тебе и влетит. Надо валить отсюда».

Пару раз пнув гопника для профилактики, Жека быстрым шагом пошёл от подъезда. Причём пошёл у стены дома, по маленькой асфальтированной дорожке, чтобы никто из дома не увидел, кто именно побил отморозков. По всем признакам это выглядело как причинение тяжкого вреда здоровью — потом перед мусорами не отмажешься.

Однако повезло. Похоже, никто не увидел, а если и увидел, то никак не связал с разборкой — уже было темновато, а освещение, естественно, не работало — лампочки даже из светильников над дверями подъездов тырили себе домой. Ещё предстояло пройти через заросшую кустами и деревьями аллею со стоящими на ней лавочками, где тоже имели привычку кучковаться всякая пьянь, торчки и отморозки, но в этот раз повезло. На лавках, конечно, пацаны сидели, но тихо-мирно бухали или шабили. Жека уверенно прошёл мимо и вышел к автобусной стоянке. Она считалась как местный оазис культуры и развлечения — на стоянке расположены два круглосуточных коммерческих киоска, торговавших всякой дрянью, но основной товар был в ночное время, естественно, спиртное и сигареты. Для совсем уж нищих клиентов продавались лосьоны и всякая химоза вроде полоскателей для рта. У киосков чуть не всю ночь толклась алкашня и бомжи. Иногда приходили пролетарии за спиртным. Часто забредали пьяные подростки из местной гопоты. Одному появляться, конечно, не стоило. Тут же на остановке всё время, в том числе и ночью, стояли 2–3 машины калымщиков-бомбил.

Бомбилы, по виду, ребятки были непростые — сплошь торговали драпом и хмурым. Крыша у них, естественно, была из местных преступных группировок. Поэтому, несмотря на то, что находились на точке всю ночь, да еще и в криминальном районе, никто даже помыслить не мог на них наехать или тем более перевернуть.

Первой стояла тонированная вишнёвая девятка, почти такая же, какая была у Сахара-младшего, Светкиного брата, сейчас живущего в Америке. Жека подошёл и слегка постучал по водительскому стеклу.

— Братан, поедем?

— Куда поедем? — стекло опустилось, и в проёме показалась жирная белая рожа, жующая жвачку. В машине сидел толстый парень лет 25, в спортивном костюме и кепке-восьмиклинке. Весь его вид был донельзя наглый и в то же время тупой.

— Круглосуточный ресторан какой есть? — спросил Жека. Он и в самом деле не знал, до скольки часов тут сейчас работают рестораны. В советское время они закрывались в 23 часа, однако в 1992 году уже появились круглосуточные заведения, но не все.

— «Омуль», «Ленинград», «Гудок» — выбирай, — небрежно ответил парень. — Сейчас все работают до 6 утра.

— Давай в «Омуль»! — сказал Жека и сел на переднее сиденье. — Сколько стоит?

— Тысяча, — ответил жирный и внимательно посмотрел на Жеку — согласится он ехать или нет. Сразу просёк, что парень иногородний, и в местных ценах не шарит.

Естественно, Жека не знал, сколько тут стоит проезд на тачке — с гиперинфляцией ценники в магазинах за пять месяцев, что он не был в России, прибавили лишний ноль. То есть увеличились в десять раз. Но если ты миллионер, тебе пофиг, сколько стоит проезд — лишь бы доехать.

— Поехали! — махнул рукой Жека и положил десять сторублёвых купюр на приборную панель.

Доехали быстро — дороги почти пустые, так же как и улицы. Во Франкфурте 20 часов — самое расхожее время, когда толпы людей слоняются по городу в поисках развлечений — идут в кино, в кафе, рестораны, ночные клубы, просто гуляют с детьми. В родном сибирском Н-ке в это время почти все сидят по домам. Ходить некуда, да и не на что… А если пойдёшь, можно и нарваться гд-нибудь в тёмном углу…

Всё-таки кому надо жить, жили — ресторан «Омуль», как и раньше, горел огнями. Жека поднялся по широким гранитным ступенькам и вошёл в открытую швейцаром большую стеклянную дверь. Швейцар одет в чёрный костюм и белую рубашку с галстуком — странно, когда многие заведения одевали швейцаров в смокинги и фраки с цилиндрами.

Швейцара не смутил Жекин прикид — спортивный костюм и кожаная куртка — в России 1993 года так и ходили большинство коммерсантов и бандитов, в том числе и в ресторан. Поэтому широко улыбнулся — и махнул рукой, призывая внутрь:

— Добро пожаловать! Приятного отдыха!

Жека как был, в кожанке, так и прошёл в обеденный зал, раздеваться не стал.

Во времена СССР попасть в «Омуль» стоило больших трудов, особенно в вечернее время. На двери всегда висела табличка «Мест нет». Впрочем, за 3–5 рублей, сунутых швейцару, места, как правило, находились. Сейчас свободные места были всегда — в дело вступили жестокие рыночные законы, и держать места пустыми для заведения было невыгодно.

Жека сел у окна, чтобы иметь возможность наблюдать за посетителями, и тут же осмотрелся. Здесь ничего не изменилось за прошедшие несколько месяцев. Всё тот же интерьер в стиле советского модерна — отделанные серым ракушечником изломанные контуры стен, потолок из полированного дерева с хромированными вставками, пол из белого и чёрного мрамора, громадные окна от пола до потолка в половину периметра, из-за чего ресторан в народе называли «Акариумом». На каждом столе светильник в виде шара, и самое главное, живая музыка. Здесь играла местная группа, всё тот же старый добрый «Арсенал» — известный в городе коллектив, замечательно и профессионально игравший как каверы, так и собственные песни. Вот и сейчас, повинуясь заказу какого-то жирного мужичка в чёрном костюме, затренькали гитарами, ловя ритм, тронул тарелки ударник, приготовился длинноволосый солист в джинсовой куртке.

«Есаул, есаул, что ж ты бросил коня, пристрелить не поднялась рука…»

Газманов! Ну конечно! В России в последнее время, после падения СССР, в моде стали песни про казаков и российскую империю.

— Что заказывать будете? — официант протянул меню и вдруг широко улыбнулся, узнав Жеку: — Здравствуйте, господин Соловьёв!

— Привет, — поздоровался Жека, посмотрел и отдал меню обратно. — Уха из стерляди, блины с чёрной икрой, отбивная с тушёными овощами, шашлык из оленины. Вино Шардоне розовое.

Официант поклонился и пошёл выполнять заказ, а Жека закурил, оглядывая гостей. Освещение было тусклое, и вроде бы сначала никого из знакомых не увидел. Но потом, у противоположной стены… Знакомый голос…

Жека внимательно вгляделся в посетителей. Народ разношёрстный. Была и молодёжь, одетая пёстро, кто во что — от спортивок до классических костюмов. В одежде полный кавардак — нередко те, кто одеты в спортивные костюмы, обуты в дорогие кожаные туфли, или, наоборот, чёрные классические костюмы сочетались с белыми кроссовками и кепками-аэродромами. Девчонки одеты так же безыскусно, причём одежда сочеталась в совершенно немыслимых комбинациях — олимпийка «Адидас», розовые или зелёные лосины, джинсовая мини-юбка и туфли на высоком каблуке. В таком одеянии эти девчонки походили на московских проституток, но, наверное, такой и была цель подобного гардероба — проститутка и рэкетир, по опросам независимой прессы, сейчас были основными профессиями, которыми хотела заниматься молодёжь.

Однако не на них Жека обратил внимание — в самом углу, по привычке людей, не желающих быть в центре внимания, таких, как Жека, сидела небольшая компания молодёжи. Их голоса Жеке были знакомы! Это же Славян! Точняк! А кто рядом с ним? Походу, Лёха, а напротив… Нет, двое остальных были ему не знакомы… Но, походу, тоже из крутых — все одеты в модные костюмы, клетчатые и в полоску, стрижены коротко, уверенно сидят. Ну что ж, вот и встретил двоих из своей прошлой бригады. Только как они отнесутся к тому, что он возвратился? Надо признать, Жека пошёл фактически, против воли своих пацанов, когда взялся мутить с металлургическим комбинатом и ожидаемо навлёк на себя и на них неприятности. И за границу свинтил по-английски, наплевав на всех. Но… Таков уж он и есть, Евгений Соловьёв…