— А если мы их найдем, а они… не захотят с нами говорить?

Капитан посмотрел на стажера. В этом вопросе было что-то, что задавал себе каждый в экипаже.

— Тогда мы хотя бы будем знать, что они есть.

В машинном отделении Сэм Грант ползал между трубами и панелями, как паук в собственной паутине. Он проверял каждое соединение, каждый датчик. Шипение вентиляторов, жужжание генераторов, тихое потрескивание реле — симфония работающего корабля.

— Сидни, — сказал он, откручивая очередную панель, — покажи статистику по главному двигателю.

— Двигатель работает на восемьдесят семь процентов номинальной мощности. Топливо — в норме. Ресурс — еще на двенадцать лет непрерывной работы.

Сэм хмыкнул. Запас был, но небольшой.

— А если что-то сломается?

— Тогда вы почините, Грант. Разве не поэтому вас взяли?

Инженер усмехнулся. Сидни умела подколоть.

Он добрался до основного генератора. Металл был теплым, вибрация — ровной. Нормально. Но одна из контрольных ламп мигала желтым.

— Что за предупреждение?

— Микротрещина в корпусе реактора номер три. Не критично, но требует наблюдения.

Сэм записал в блокнот. Задач накапливается уже достаточно.

В медблоке Ребекка Стоун проверяла запасы лекарств и работу диагностических систем. Белые стены, стерильный запах, тихое жужжание оборудования — знакомая атмосфера.

Она включила сканер и прогнала тест. Все работало. Открыла шкафы — медикаменты на месте, сроки годности в порядке. Анестетики, антибиотики, стимуляторы, успокоительные. На все случаи жизни.

Или смерти.

— Ребекка, — послышался голос Сидни, — хотите услышать забавный факт?

— Какой?

— За время анабиоза каждый член экипажа потерял примерно два килограмма мышечной массы. Это нормально, но требуется восстановительная терапия.

— Сколько времени на восстановление?

— Для полного восстановления — три недели регулярных тренировок.

Ребекка кивнула. Она уже чувствовала слабость в ногах. Анабиоз не проходит бесследно.

Она открыла еще один шкаф — психотропные препараты. Пусть они никогда не понадобятся. Но в замкнутом пространстве, среди звезд, люди иногда ломаются.

На кухне Ли Вэй разбирался с продовольственными запасами. Консервы, сублимированные продукты, витаминные комплексы. Еды пока хватит, хотя она и однообразная.

— Ну что, Сидни, — сказал он, открывая очередной контейнер с консервами, — ты помнишь, как готовить что-то вкусное из этого?

— В базе данных содержится две тысячи триста рецептов, оптимизированных для космических условий, — ответил ИИ.

— А что-то такое, чтобы люди не вешались от скуки?

— Для этого есть Ребекка Стоун.

Ли Вэй рассмеялся:

— Ты циничная, Сидни.

— Я реалист.

Повар прошел к морозильным камерам в дальнем отсеке кухни — массивные блоки, способные поддерживать стабильную температуру годами. Внутри — замороженные продукты, мясо, овощи, даже немного специй. А в соседнем отсеке уже зеленели первые всходы в гидропонных установках — свежие овощи и травы, которые станут настоящим праздником после анабиоза.

— Ладно, — пробормотал он. — Попробую сделать что-нибудь особенное.

В научном отсеке Дэн проверял телескопы, анализаторы, системы поиска сигналов. Здесь была сосредоточена вся мощь экспедиции — оборудование, которое должно найти следы чужой цивилизации.

Главный телескоп был огромным. Его зеркало собирало свет далеких звезд, а компьютеры анализировали каждый фотон. Рядом — радиотелескопы, улавливающие сигналы из космоса.

— Сидни, статус всех систем поиска.

— Телескопы откалиброваны и готовы к работе. Радиоприемники настроены на стандартные частоты. Базы данных обновлены.

— Уже есть что-то интересное?

— Пока стандартный космический шум. Но мы только начали.

Дэн посмотрел на экраны. Графики, диаграммы, спектры — язык науки. Где-то в этих данных могут скрываться следы других миров.

А может, и нет.

— Даниэль, — сказал он сам себе, — самое время быть терпеливым.

На мостике Кэм Брукс проверяла навигацию. Звездные карты, координаты, курс — все должно быть точным. В космосе ошибка в расчетах означает потерю в пустоте.

— Сидни, текущие координаты.

— Сектор семь-семь-альфа, расстояние от Земли — двадцать один световой год. Направляемся к системе Kepler-442.

— Сколько лететь?

— До системы Kepler-442 — три недели.

Кэм кивнула. Это была их первая цель. Планета в зоне обитания, где могла существовать вода. А где вода — там, возможно, жизнь.

— А что мы знаем об этой системе?

— Звезда типа К, немного холоднее Солнца. Планета Kepler-442b в зоне обитания. Есть вероятность наличия атмосферы и воды.

— Вероятность жизни?

— Статистически — около двенадцати процентов.

Кэм усмехнулась. Не очень много, но лучше, чем ничего.

Экипаж собрался в кают-компании через три часа. Это была центральная комната корабля — небольшая, но уютная. Круглый стол, мягкие кресла, иллюминатор с видом на звезды.

Ли Вэй поставил на стол тарелки с чем-то, что пахло удивительно аппетитно.

— Что это? — спросила Ребекка.

— Курица в китайском стиле. Из консервов, но с душой.

— Пахнет как в ресторане, — сказал Итан.

— Секрет в специях, — усмехнулся повар. — И в том, что после анабиоза все кажется вкуснее.

Они поели в тишине. Первый настоящий прием пищи после пробуждения — почти ритуал.

— Итак, — сказал наконец Хейл, — отчеты.

— Машинное отделение в порядке, — доложил Сэм. — Один мелкий дефект, но не критичный. Лететь можем.

— Медблок готов, — добавила Ребекка. — Всем нужны тренировки для восстановления после анабиоза.

— Кухня работает, — сказал Ли Вэй. — Есть будем хорошо.

— Навигация в норме, — отчиталась Кэм. — Курс правильный, время до цели — три недели.

— Научное оборудование проверено, — сказал Дэн. — Можем начинать поиски.

Хейл кивнул:

— Хорошо. Значит, мы готовы к работе.

— А в чем именно заключается работа? — спросил Итан.

— В поиске ответа на главный вопрос, — ответил капитан. — Есть ли кто-то еще во вселенной.

— А если есть? — продолжил стажер.

— Тогда все изменится, — сказала Кэм.

— А если нет?

— Тогда тоже все изменится, — добавил Дэн.

Повисла пауза. Каждый думал о своем.

— Знаете, — сказал Ли Вэй, — когда я был мальчишкой, я смотрел на звезды и думал: там, наверное, живет кто-то, кто тоже смотрит на наше Солнце.

— Красивая мысль, — согласилась Ребекка.

— А я думал наоборот, — сказал Сэм. — Что мы одни. И что это делает нас особенными.

— Почему особенными? — спросил Итан.

— Потому что тогда мы — единственные во вселенной, кто может задавать эти вопросы.

— Философы, — буркнула Кэм. — А я думаю проще: лучше знать правду, какой бы она ни была.

— Но правда может оказаться сложнее, чем мы думаем, — заметил Дэн.

— То есть? — уточнил Хейл.

— А то есть, что разум может быть не таким, как мы представляем. Может быть, мы ищем не там и не то.

— Это как? — не понял Итан.

— Ну, например, — Дэн поправил очки, — мы ищем радиосигналы. Но что если их цивилизация общается не радиоволнами, а чем-то еще? Или что если они настолько развиты, что наши методы поиска для них — как попытка найти самолет при помощи подзорной трубы?

— Мрачная мысль, — сказала Кэм.

— Но реалистичная, — добавил Сэм.

— А может быть, — сказала Ребекка тихо, — они уже нашли нас. И наблюдают.

Все посмотрели на нее.

— В смысле?

— В смысле, что высокоразвитая цивилизация могла бы следить за нашим развитием, не вмешиваясь. Как мы наблюдаем за животными в заповедниках.

— Тогда получается, мы — зоопарк? — спросил Итан.

— Или заповедник, — поправила она.

— Весело, — пробормотал Ли Вэй.

— Но это все гипотезы, — сказал Хейл. — А мы занимаемся фактами. Наша задача — искать сигналы, анализировать данные, исследовать планеты. Что найдем, то найдем.