Я чувствую, как кровь отливает от лица. Пальцы дрожат.

— Это шутка? — голос предательски срывается.

— Нет, — отвечает он. — Там таких сцен ещё пять. Примерно.

— Зачем ты мне это показываешь?

Он смотрит на меня спокойно, как будто изучает.

— Просто подумал, что ты захочешь знать, во что ввязалась. Пока не поздно.

И уходит. Без улыбки. Без пафоса. Просто разворачивается и идёт по коридору, оставляя меня стоять с этими листами в руках.

А я смотрю на них. Снова. Слова перед глазами пляшут, как насмешка.

«Он берёт её лицо в ладони, их губы слипаются в поцелуе — долгом, горьком, как прощание…»

Мурашки по спине. И не потому, что написано хорошо.

Потому что я знаю, как это будет. Слишком хорошо знаю.

***

— Ты хоть понимаешь, во что я вляпалась? — я врываюсь в комнату, хлопая дверью так, что она чуть не вылетает с петель.

Лика поднимает голову от ноутбука, она даже не успевает ничего сказать — я уже скидываю рюкзак и бросаю на кровать сценарий, измятый, будто его всю дорогу мяла...

— Я должна его целовать! — почти кричу, будто речь о казни. — Понимаешь? Его. Целовать.

— Кого? — Лика морщит лоб, пытаясь включиться в мою драму. — Соколо...

— Да! — я начинаю расхаживать по комнате, то в одну сторону, то в другую. — Меня никто не предупредил! Я думала — ну, максимум: держимся за руки, стоим в десяти метрах и смотрим друг на друга, как в индийских фильмах. А они — вон что! Это не школьная сценка, это какая-то мелодрама с элементами 18+ без права на переделки!

Лика молчит, но глаза у неё начинают округляться.

Я хватаю сценарий, пролистываю, пока не нахожу нужное. Пальцы дрожат. Голос перескакивает с тона на тон.

— Слушай, просто послушай. Вот. Сцена 12. Читаю:

«Он подходит к ней, убирает мокрые пряди с её лица. Она вскидывает на него взгляд, наполненный страхом и надеждой. Он наклоняется — и их губы встречаются в поцелуе. Сначала осторожно. Потом — с жадностью. Он прижимает её к себе, и она тянется к нему, забывая обо всём на свете...»

Я замолкаю. В комнате тишина. Только за окном слышен лай какой-то собаки и доносится плеск дождя по подоконнику. Очень в тему, спасибо, природа.

Лика моргает. Смотрит на меня, потом на сценарий. Потом опять на меня.

— Серьёзно?.. — шепчет она.

— Абсолютно, – я швыряю сценарий на кровать. Согласилась, бляха муха. — Я не могу. Я просто… Я физически не могу сделать это. Ты понимаешь, о чём я говорю?

Лика кивает. Медленно, очень серьёзно.

— Я думала, это что-то лёгкое. Условное. Ты влюблена, он влюблён, вы смотрите друг на друга сквозь свет софитов, хлоп — занавес. А тут… Это не просто сцена. Это… это… близость. Настоящая. Физическая. На глазах у всех..

Я вжимаюсь в кровать, подминая под себя ноги, кутаясь в плед, как в броню.

— Я не могу даже смотреть на него спокойно. — Голос дрожит. — Я ведь стараюсь держаться. Игнорировать. Быть взрослой, знаешь? Но он… он смотрит на меня, будто знает все мои слабые места.

— Кать... А может забьёшь на это? Всего лишь поцелуй. Вас же не будут просить целоваться в засос. В губы чмокнитесь пару раз и все, – настроение Лики меняется.

Я смотрю на Лику. И выдыхаю.

— Ага, наверное, и правда... Чего я из мухи слона делаю.

Она пододвигается ближе, садится рядом. И тихо говорит:

— Это просто сцена. Обычная сцена.

— Ага, скажи это сценарию, в котором написано, что он прижимает её к себе, и она забывает обо всём.

— Ну… звучит как хороший фанфик.

— Лика!

Мы обе взрываемся — она смеётся, я смеюсь сквозь нервную истерику, и всё это какое-то нелепое, но становится легче.

Я прижимаю колени к груди, утыкаюсь в них лбом.

— Если бы это был кто угодно… но не он. Не Марк.

Катя.

Ночь. Я сплю. Вроде бы.

Но во сне я — на сцене. Прожекторы светят так ярко, что глаза щурятся, а в зале — аншлаг. Люди сидят, замерли. Ждут. Прям вот ждут, как будто знают, что сейчас будет что-то великое. Или позорное. Ставлю на второе.

Я в платье. Длинном, белом, как у невесты, сбежавшей со сцены, но не успевшей. Передо мной — Марк. Такой же пафосный, как всегда, в чёрной рубашке, будто специально пришёл разрушать чью-то самооценку.

Он делает шаг ко мне, и я понимаю: это та самая сцена.

Медленно, как в замедленной съёмке, я тянусь к нему губами. В голове звучит драматическая музыка. Где-то вдалеке, кажется, даже кто-то плачет — наверное, Мира.

Я закрываю глаза.

И в этот момент слышу:

— Подожди…

Я зависаю.

— Ты это серьёзно?

Открываю глаза. Марк смотрит на меня, прищурившись. И… смеётся. СМЕЁТСЯ, мать вашу!

— Ты что, целоваться не умеешь?! — хохочет он, отступая на шаг. — Это был поцелуй или ты пыталась меня укусить?

Зал взрывается. Смех. Кто-то аплодирует.

И тут — БАХ!

Мне в лоб прилетает помидор. Сочный, красный, смачно размазывается по лицу.

— Позор! — кричит кто-то. — Верните деньги!

— Где дублёрша?! — орёт женщина в третьем ряду.

— Моя бабушка в девяносто целуется лучше! — добавляет кто-то с балкона.

Я стою, как истукан, вся в томатном соусе, а Марк уже уходит за кулисы, хлопая меня по плечу:

— Ну ничего, потренируешься на апельсинах!

Ещё один помидор летит, как снаряд. Я пытаюсь увернуться — и…

Просыпаюсь.

Резко. Сажусь на кровати. В холодном поту, тяжело дыша. Сердце колотится. Щёки горят.

В комнате темно. Тихо. Ни помидоров, ни Марка, ни насмешек.

Только реальность. Приятная, спокойная… и… без свидетелей позора.

Я смотрю в потолок.

— Чёрт. Даже во сне мне не даёт покоя, — бурчу в подушку.

***

Утром я выхожу из общежития — сонная, голодная и морально неготовая к очередному дню. Не успеваю даже завернуть за угол, чтобы свернуть на тропинку к университету, как из-за кустов (буквально!) выныривает Мира.

Она что, караулила меня?

— А ты сегодня освобождена от занятий! — сообщает она с заговорщицкой улыбкой и, не дожидаясь реакции, хватается за мой рукав и уверенно тащит меня в противоположную сторону от универа.

— Мира, что?.. — я еле поспеваю за ней, оглядываясь, будто меня похищают при свете дня. Хотя... по ощущениям так и есть.

Не поняла, как, когда и зачем, но следующая сцена: я уже сижу в комфортабельном микроавтобусе. Рядом — вся наша маленькая группа. Все те, кто должен играть в спектакле. Кроме одного человека.

Кроме Марка.

Мира встаёт между рядами сидений как экскурсовод, хлопает в ладоши — внимание-внимание:

— Вчера я почувствовала некое напряжение между нами... Между актёрами! А это недопустимо. Поэтому я придумала гениальный план сплочения! Ребят, мы должны стать одной командой, иначе нам крышка. Полная крышка.

— Поэтому ты нас похитила? — кто-то из толпы (возможно, голос моей души) прошептал на весь автобус.

Я сдержалась, чтобы не зааплодировать.

Потому что да. Похищение в лучших традициях театрального фанатизма.

Мира, как ни странно, абсолютно серьёзна.

— Да нет же! — отмахивается она. — Мы на два дня едем ко мне на дачу. Узнаем друг друга поближе, избавимся от напряжённости, пожарим шашлык и поиграем в Твистер и, возможно, порепетируем наши сцены.

Дача. На два дня. С друзьями.

Звучит не так уж и плохо, правда?

— А Соколов?.. — спрашиваю я, стараясь звучать равнодушно, но выдаю себя с головой. Все оборачиваются. Отлично. Теперь я — подозрительная.

Да и плевать. Это не они будут с ним целоваться под светом софитов.

Хотя клянусь, многие девчонки бы мечтали оказаться на моём месте. Добровольно.

Мира улыбается, как будто знала, что я спрошу:

— Марк уже там! Я его одного из первых отправила. Говорю же — всё спланировано.

Улыбается она, а я понимаю, что он не отказался от роли.

Он согласен репетировать. Делать вид. Играть. Быть рядом.

И почему-то в груди неприятно так сжимается.