— Эй… — я опускаю телефон, склоняюсь чуть ближе. — Ты меня слышишь?

Медленно она открывает глаза. Сначала — ничего не фокусирует. Потом взгляд цепляется за меня, и… чёрт, как он меня режет. Ни слова, только молчаливая боль и паника в этих глазах. И ненависть.

Я не касаюсь её. Просто замер.

Она делает глухой вдох, ещё один — натужно, как будто воздух даётся ей с трудом. Тело дрожит. Она прижимает к себе руки и садится, как будто боится, что я снова что-то сделаю

Я… не двигаюсь. Словно меня прибили к полу.

Вдох. Выдох.

Мои плечи опускаются, напряжение уходит рывком, как после долгой драки. Я сажусь рядом. Не близко. На самый край кровати. Спина согнута, локти на коленях, ладони свисают.

Просто сижу. Молча.

Слышу, как она дышит. Уже ровнее.

— Я… — пытаюсь сказать, но язык не поворачивается. Какое, к чёрту, «я»? Сейчас не про меня.

Катя.

— Ублюдок, — вырывается у меня ещё до того, как я успеваю собрать мысли в слова.

Он сидит на краю кровати так, будто только что выиграл ставку. Спокойный. Холодный. В комнате пахнет перегаром и дешёвым одеколоном, в ушах гул от сердца — громче слов. Я вижу его лицо и растёт только ярость.

— Ты что, охренел? — голос рывком вырывается из горла. — Ты меня зачем запер?! Отвечай!

Он медленно поднимает глаза, смотрит на меня ровно, но можно ли в них увидеть хоть капельку вины?

Не знаю. Даже если есть, то я от злости на него не замечу!

Ведь взгляд у него твёрдый, как у человека, который давно вычислил правила игры и не собирается их менять под мои эмоции.

Я не даю ему говорить. Первым ударом наношу кулак в грудь — от злости, от ужаса, от того, что со мной сделали. Он принимает удар и даже не двигается. Второй — по плечу, третий — по рёбрам. Кулаки горят, дыхание рвётся. Он не отступает. Не защищается. В его глазах мелькает короткая вспышка вины, но она быстро гаснет под маской безукоризненной самообладания.

— Ты думал, что это игра? — рыдаю я. — Ты думал, что я твоя чертова игрушка?

Он говорит тихо, ровно, как приговор:

— Я сделал, что считал нужным. Я не знал, что будет так...

Слова ледяные. Я бью ещё, потому что его речи не должны звучать так спокойно. Хочу, чтобы хоть на миллиметр треснула его непоколебимость.

Он выдерживает — не потому что слаб, а потому что уверен: признание слабости здесь ни к чему. Он считает, что поступил верно, и в этом убеждении нет жалости.

Чертов ублюдок!

Я толкаю его ладонями в грудь, чтобы выпустить пар. Он отшатывается, но не падает. Он берет на себя все последствия. Весь мой гнев принимает безукоризненно, но обычного «извини» не говорит.

Это действует на меня как соль на открытую рану — злит ещё сильнее.

Я рвусь к двери, каблуки громыхают по ступеням, как выстрелы. Почти касаюсь свободы — и в этот момент Марк догоняет меня. Его ладонь с глухим щелчком захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Останавливаюсь. Разворачиваюсь.

Он рядом. Слишком рядом. Нависает, как туча грозовая.

Высокий. Красивый. Спокойный, как будто ничего не произошло. В его взгляде — ни капли раскаяния. Только холодная, твёрдая решимость.

И голос такой же — не просьба, не оправдание.

Решение.

— Я отвезу тебя домой.

В этой фразе — и приказ, и обещание. Он не просит. Не оправдывается. Не отводит глаз.

Он уверен, что поступает правильно.

— Иди к чёрту. Постарайся больше никогда не появляться у меня на пути. Исчезни, – я почти срываюсь. Дыхание сбивается, будто кто-то сжал мне грудь в тисках. Сердце колотится...

Иду. Прочь. Куда угодно, лишь бы от него.

Здравый смысл орёт, чтобы я остановилась. Но я бегу. Наощупь. На злости.

Снова отталкиваю его. Мгновение — и я снаружи. Вылетаю из особняка, каблуки утопают в идеальном газоне, застревают в почве.

— Чёрт! — шиплю сквозь зубы, срываю туфли, хватаю их в руки и бегу босиком.

Ворота. Свобода. Дорога — пустая, чёрная, безлюдная. Ни машин, ни людей. Только я и ночь.

Сколько идти до города? Час? Два?

— Ты совсем больная?! Куда ты собралась?! Я отвезу тебя! Домой? В больницу? Ты ведь в отключке была! Что случилось? Обо что-то ударилась?

Он пытается понять. Задает вопросы. Слишком много. Слишком поздно.

А я не ударилась.

Я просто перестала дышать.

Паника накрыла, как волна. И всё — провал.

— Поскользнулась на твоём шикарном кафеле, упала, вырубилась. Всё, допрос окончен? Теперь отвали! — срываюсь на крик. Только потом вспоминаю...

Сумочка.

— Где мой телефон и сумка?

— У меня, – он спокойно вытаскивает мои вещи из-за спины и протягивает мне. Без шуток. Без комментариев. Просто отдаёт.

Достаю телефон. Вызываю такси.

Твою мать! Три тысячи до города?! Почему так дорого? Днём было в два раза дешевле!

Сжимаюсь от жадности, но всё равно нажимаю «заказать» Делать нечего.

Жду. Минут десять. Мотаюсь вдоль обочины — туда-сюда, туда-сюда. А он всё стоит. Молчит. Смотрит. Как охранник. Или как проклятие.

Молчит, и от этого злит ещё больше.

Шел бы домой, чего тут стоять, а?

Такси подъезжает. Я пулей запрыгиваю в салон. Закрываю дверь. И тут — его голос:

— Спокойной ночи.

Бесит!

Открываю окно и показываю ему средний палец.

Пусть будет прощальным жестом.

Надеюсь, мы больше никогда не встретимся.

Катя.

Прошло три месяца. Три моих спокойных, беспроблемных месяца.

Я его не видела, не слышала. Думала ли я о нем? Иногда, если честно. Но на этом всё. Соколов – не тот человек, с которым я бы хотела связываться, и то, что он со мной сотворил… Это даже в голову не укладывается.

– Я тебе булочку купила, будешь? – Лика присела рядом в университетском буфете, подкидывая мне свой жест как маленькую компенсацию за всё. Она чувствовала вину за то, что оставила меня одну в том доме, за то, что поверила, будто между мной и этим уродом может быть что-то настоящее.

Нет! Нет! И еще раз нет!

– Спасибо, – ответила я ей, улыбнувшись, но едва ли с искренностью.

Я её ни в чем не обвиняла. Наоборот, она сама себя изводила. Видимо, моя соседка оказалась слишком совестливым человеком для своего же бестактного поведения.

– Девочкииии! – завизжала приближающаяся к нам девушка.

Она была как массовик-затейник в нашем университете. Без неё не обходилось ни одно мероприятие, не было ни одного праздника, который не стал бы "её" праздником.

Мы с Ликой переглянулись, словно в унисон, подумав одно и то же.

«Сейчас нас запросят».

И мы не ошиблись.

– Наш драмкружок совсем скоро покажет восхитительный спектакль.

– И? – отозвались мы с интересом, хотя и с настороженностью.

– Выручайте! – продолжила она, делая театральные паузы. – Денег дали кот наплакал, а перед спонсорами отчитались, что будет феерично! Все хотят деньги, а никто не хочет работать за спасибо… Но я могу договориться о хороших отметках за семестр!

– Я в деле! – тут же радостно сказала Лика, поняв, что её спасают от учёбы по сопромату.

– Не знаю… Я и сама все сдам, – улыбнулась я, хотя уже начинала подозревать, что это не так просто.

– Нет! Ты не можешь отказаться! – В её голосе появилась паника. – Потому что… Потому что ты уже в списке участников, я его подала в деканат и в отдел культурно-массовых мероприятий! Ты в главной роли!

– Что?! – удивленно выдохнула я.

– А кого ещё? Ты идеально подходишь! У вас с героиней даже глаза одинаковые!

– Господи, что за сценарий-то вообще?

– Я сама написала! – гордо хвасталась она.

– Так перепиши! Меня жаль! – ответила я, поежившись от мысли быть героиней какого-то страшного сюжета.

– Нельзя! Всё уже утвердили! Пожалуйста! Пожалуйста! – она не успокаивалась, глядя на меня с такими глазами, что невозможно было отказать.