Стены зала украшали трофеи, собранные предками Тадессе и им самим: копья с костяными наконечниками, отполированными до блеска, щиты из шкуры буйвола, усыпанные серебряными заклёпками, и старинный меч в позолоченных ножнах, принадлежавший, по слухам, одному из предков Тадессе, воевавшему при царе Теодросе. Над камином, выложенным чёрным мрамором с прожилками белого кварца, висела картина маслом — портрет самого Тадессе, изображённого в парадной шамме тёмно-синего цвета, расшитой серебряными нитями. Его орлиный взгляд и величественная осанка излучали власть, словно он был рождён править. Полки вдоль стен были заставлены книгами в кожаных переплётах, свитками с древними текстами на гээзе и арабском, а также бронзовыми статуэтками, изображавшими воинов в доспехах и львов с оскаленными пастями. В углу стояла резная ширма из красного дерева, расписанная сценами охоты на антилоп, где воины с копьями преследовали добычу на фоне золотых закатов. За ширмой скрывалась небольшая дверь, ведущая в личный кабинет Тадессе, где хранились его самые ценные документы и карты, запертые в сундуке из кедрового дерева, украшенном бронзовыми пластинами.

Тадессе стоял у окна, глядя на раскинувшийся внизу город. Его высокая статная фигура в тёмно-синей шамме, расшитой серебряными нитями, излучала уверенность и солидность. Смерть Раса Кассы, потрясшая Аддис-Абебу, не вызвала в нём ни малейшего волнения. Для Тадессе это было лишь очередное событие в шахматной партии, которую он вёл годами. Рас Касса был героем для народа, но для Тадессе — лишь фигурой, чьё падение открывало новые возможности. В тронном зале император Хайле Селассие поручил ему найти виновных в взрыве на базаре, но Тадессе видел в этом не приказ, а шанс — шанс укрепить свою власть, пока Лев Иуды слабел под тяжестью войны и заговоров, а слухи о его возможном бегстве в Лондон подтачивали его авторитет.

Дверь зала отворилась, и слуга — молодой парень в белой тунике с золотой каймой — низко поклонился.

— Господин, гость прибыл.

Тадессе кивнул, не отрывая взгляда от города, где огни факелов и масляных ламп мерцали, словно звёзды, упавшие на землю.

— Проводи его сюда. И принеси ещё тэджа. Пусть подадут тот, что из мёда с высокогорья, выдержанный три года.

Через минуту в зал вошёл мужчина, чья осанка и уверенные движения выдавали прирождённого лидера. Это был Зэудиту Вольде-Мариам, новый вождь народа тиграи, сменивший убитого Менгесху. Зэудиту был высок, худощав, с резкими чертами лица, напоминавшими хищную птицу. Его тёмные проницательные глаза словно пронзали собеседника, а тонкие губы, слегка изогнутые в полуулыбке, скрывали смесь уверенности и хитрости. Длинная шамма цвета слоновой кости, расшитая чёрными и золотыми узорами, подчёркивала его статус, а на поясе висел изогнутый кинжал в ножнах, инкрустированных бирюзой и яшмой, чьи камни переливались в свете ламп. Его имя, редкое и звучное, означало «коронованный» на языке тиграи и идеально отражало его амбиции, которые он не скрывал. Его появление в Аддис-Абебе было событием: лидеры тиграи редко покидали свои земли на севере, где горы и долины служили им крепостью, но хаос после взрыва на базаре и слухи о бегстве императора заставили его действовать.

— Фитаурари Тадессе, — произнёс Зэудиту. — Я пришёл, как ты просил.

Тадессе повернулся, его взгляд встретился с глазами Зэудиту. Он указал на кресло у стола, обитое тёмно-красным бархатом с золотыми кистями, чьи нити слегка покачивались от лёгкого сквозняка.

— Садись, Зэудиту. Нам есть что обсудить.

Зэудиту опустился в кресло, его пальцы небрежно коснулись рукояти кинжала, словно проверяя его наличие. Этот жест был почти бессознательным, но Тадессе заметил его, как замечал всё, что могло выдать намерения собеседника. Он сел напротив, наполнив два серебряных кубка тэджем. Аромат мёда с высокогорья наполнил воздух, смешиваясь с дымом сандаловых курильниц.

— Смерть Раса Кассы, — начал Тадессе, его голос был ровным, лишённым эмоций, словно он обсуждал погоду, а не трагедию, унёсшую десятки жизней. — Это ход в игре, которую кто-то ведёт против нас. Я вижу в этом руку иностранцев. Немцы, возможно, итальянцы. Они хотят, чтобы мы перегрызлись.

Зэудиту сделал глоток тэджа, его брови слегка приподнялись, а в глазах мелькнула искра интереса.

— Ты говоришь о врагах снаружи, но что насчёт врагов внутри? Народ неспокоен, Тадессе. Рас Касса был символом сопротивления, его победы над итальянцами в горах вдохновляли всех. Его смерть — не просто потеря, это сигнал. Император слаб, и ты это знаешь. Ходят слухи, что он собирается бежать в Лондон. Если это правда, кто удержит Абиссинию от падения?

Тадессе улыбнулся, но его улыбка была холодной, почти насмешливой, как у человека, который знает больше, чем говорит.

— Ты веришь в эти разговоры о бегстве, Зэудиту? Или просто используешь их, чтобы подтолкнуть меня к тому, чего хочешь ты и твой народ?

Зэудиту не отвёл взгляд, его глаза сузились, а полуулыбка стала чуть шире.

— Я верю в то, что вижу. Хайле Селассие говорит о сопротивлении, но его советники всё чаще говорят о Лондоне. Его трон шатается, и ты это видишь не хуже меня. Если он уедет, страна останется без лидера. И кто тогда встанет у руля? Ты, Тадессе? Или кто-то другой, кто воспользуется неразберихой? Мои люди в Тиграе уже говорят, что Абиссинии нужен новый вождь. Сильный. Тот, кто не боится ни итальянцев, ни предателей во дворце.

Тадессе знал, к чему клонит Зэудиту. Тиграи всегда были амбициозны, а смерть Менгесхи, их прежнего лидера, только разожгла их жажду власти. Зэудиту, с его силой, ресурсами и харизмой, был опасным союзником — и ещё более опасным врагом. Его слова были не просто предложением, а вызовом, проверкой, насколько далеко Тадессе готов зайти.

— Ты предлагаешь мне предать императора? — спросил Тадессе. — Захватить трон, пока Хайле Селассие ещё сидит на нём?

Зэудиту поднял руку, словно останавливая его. Его жест был уверенным, но не агрессивным, как у человека, привыкшего вести переговоры на грани.

— Это не предательство, Тадессе. Это реальность. Если император уедет — а он уедет, это лишь вопрос времени, — кто-то должен взять власть. Лучше это будешь ты, чем марионетка немцев или итальянцев. Но мои люди не поддержат тебя просто так. Тиграи — это сила, которую ты не можешь игнорировать. У нас лучшие воины, лучшие разведчики. Мы можем держать север, пока ты укрепляешь центр. Но за это я хочу гарантий.

Тадессе прищурился, его пальцы медленно вращали кубок с тэджем, отражая свет ламп. Он знал, что Зэудиту играет в сложную игру, где каждый шаг был просчитан.

— Каких гарантий? — спросил он, хотя уже предвидел ответ.

Зэудиту наклонился вперёд, его глаза горели решимостью, а голос стал твёрже.

— Ключевые посты. Мои люди должны занять места в новом правительстве: министр обороны, губернаторы провинций, командующие армией. Тиграи проливали кровь за Абиссинию, и мы не останемся в стороне, когда будет делиться власть. Если ты хочешь, чтобы мы стояли за тобой, дай нам то, что мы заслужили.

Тадессе молчал, его взгляд скользнул по мозаике на потолке, словно он искал ответ в звёздах, мерцающих в стекле. Предложение Зэудиту было дерзким, но ожидаемым. Тиграи всегда держались особняком, их лидеры видели себя равными императору, если не выше. Но Тадессе знал, что уступка Зэудиту означала бы раздел власти, а это могло привести к новым конфликтам. Амхара, Оромо, Сомали — все регионы захотят своей доли, и Абиссиния, и без того ослабленная, развалится на части.

— Ты просишь слишком многого, — сказал Тадессе. — Если я дам твоим людям ключевые посты, другие регионы взбунтуются. Мы не можем позволить себе раскол, Зэудиту. Не сейчас, когда итальянцы дышат нам в затылок, а немцы плетут свои интриги.

Зэудиту рассмеялся.

— Раскол? Он уже и так случился, Тадессе. Смерть Раса Кассы — не просто убийство. Это сигнал. Кто-то хочет, чтобы мы перегрызлись, пока итальянцы маршируют в сторону столицы. Если ты не дашь моим людям то, что они хотят, Тиграи может решить, что лучше договориться с врагом, чем сражаться за трон, который вот-вот рухнет.