Машина тронулась, поднимая клубы пыли, и направилась к центру города. Улицы Асмэры оживали: торговцы раскладывали фрукты, специи и ткани на деревянных прилавках, итальянские офицеры прогуливались в тени пальм, попивая лимонад, а дети в рваной одежде бегали между домами, выкрикивая что-то на смеси итальянского и тигринья. Бастико смотрел в окно, погружённый в мысли. Он вспоминал свои первые годы в армии, кампании в Ливии, где он командовал отрядами в пустыне, и мечты о великой Италии, которые вдохновляли его тогда. Теперь, в шестьдесят лет, он чувствовал, что время ускользает, а война в Абиссинии может стать его последним шансом оставить след в истории.

«Санта Лючия» находилась на узкой улочке, в двух шагах от центральной площади. Это было небольшое здание с белёными стенами и зелёными ставнями, над входом висела выцветшая вывеска с изображением святой Лючии, покровительницы Сиракуз. Когда машина остановилась, Бастико вышел первым, глубоко вдохнув аромат кофе, витающий в воздухе. Он любил это место за его простоту: никаких вычурных украшений, только деревянные столы с клетчатыми скатертями и пожилая хозяйка, синьора Мария, готовившая лучший эспрессо в Асмэре. Мария, итальянка, переехавшая в Эритрею ещё в молодости, была душой кофейни. Её тёплая улыбка и умение поддержать разговор делали «Санта Лючия» излюбленным местом офицеров.

— Доброе утро, синьор генерал! — воскликнула Мария, увидев Бастико. Её лицо, покрытое морщинами, осветилось улыбкой. Она вытерла руки о фартук и подошла к столику. — Как обычно? Эспрессо и корнетто?

— Да, Мария, — кивнул Бастико, снимая фуражку и садясь за столик у окна. — И добавь пару sfogliatelle, если есть. Сегодня мне нужно что-то сладкое, чтобы прогнать тоску.

Мария рассмеялась.

— О, синьор генерал, тоска не любит сладкого, и я сделаю всё, чтобы она вас покинула! — ответила она и поспешила на кухню.

Флавио и охранники сели за соседний столик, чтобы не мешать генералу, но оставаться рядом. Джованни заказал только кофе, его взгляд внимательно осматривал помещение. Марко, всё ещё с любопытством оглядывая кофейню, попросил то же, что и генерал. Антонио остался у входа, прислонившись к стене и закурив сигарету. Его тёмные глаза следили за прохожими, словно он ожидал чего-то необычного.

Мария вскоре вернулась с подносом, на котором дымились чашки эспрессо, лежали тёплые корнетто с хрустящей корочкой и пара sfogliatelle, источающих аромат ванили и рикотты. Бастико взял чашку, вдохнул горьковатый аромат кофе и сделал маленький глоток. Вкус был насыщенным, с лёгкой кислинкой, как он любил. Он разломил корнетто, намазал его апельсиновым джемом и откусил кусочек, запивая кофе. На мгновение ему показалось, что он не в Асмэре, а в Неаполе, сидит в кафе на набережной, слушая шум моря и крики чаек. Это воспоминание, яркое и живое, заставило его улыбнуться.

— Синьор генерал, — тихо сказал Флавио, наклоняясь к нему. — Вы уверены, что стоит так часто бывать здесь? После поражения в ущелье… слухи ходят. Абиссинские шпионы могут быть где угодно. Или даже советские агенты.

Бастико отмахнулся, не отрывая взгляда от окна. За стеклом мелькали прохожие: итальянские солдаты, местные женщины в ярких платьях, мальчишка, продающий газеты с заголовками о войне.

— Флавио, если я начну бояться каждого человека, как я буду командовать дивизией? — ответил он с лёгкой насмешкой. — Кроме того, Мария знает всех в этом городе. Если здесь появится кто-то подозрительный, она первая мне скажет.

Флавио кивнул, но его взгляд остался насторожённым. Он оглядел кофейню: несколько итальянских офицеров сидели за дальним столиком, обсуждая что-то вполголоса, пара местных жителей пила чай у стойки, а Мария о чём-то спорила с помощником на кухне. Всё казалось спокойным, но Флавио не мог избавиться от чувства тревоги. Поражение в ущелье подорвало моральный дух армии. Слухи о шпионах и диверсиях распространялись как пожар, и Флавио знал, что даже в Асмэре, вдали от линии фронта, опасность могла подстерегать за любым углом.

Бастико тем временем наслаждался завтраком. Он откусил кусочек sfogliatelle, хрустящее тесто рассыпалось во рту, а кремовая начинка оставила сладкое послевкусие. Он запил её кофе, закрыв глаза от удовольствия. Его мысли вернулись к телеграмме из Рима. Приказ Муссолини был ясен: никаких наступлений, только оборона. Но Бастико, как и многие командиры, ненавидел бездействие. Он знал, что его дивизия — одна из лучших в Эритрее — могла бы изменить ход войны, если бы ей дали шанс. Он представлял, как его солдаты маршируют к Аддис-Абебе, как танки снова врываются в бой, как красные стрелки на карте оживают, указывая путь к победе. Но приказ есть приказ, и он, как солдат, был обязан подчиниться.

— Синьор генерал, — снова начал Флавио, понизив голос. — Я получил сообщение от разведки. Говорят, что в окрестностях Асмэры замечены подозрительные группы. Возможно, это абиссинские партизаны или даже советские советники. Мы должны быть осторожны.

Бастико нахмурился, но не ответил сразу. Он допил кофе, поставил чашку на стол и вытер губы салфеткой. Его пальцы, слегка дрожавшие, аккуратно сложили салфетку.

— Разведка всегда видит шпионов, Флавио, — сказал он наконец, его голос был спокоен, но в нём чувствовалась усталость. — Если мы будем реагировать на каждый слух, то никогда не выйдем из казарм. Но… — он сделал паузу, его взгляд стал серьёзнее. — Усиль патрули вокруг города. Проверь склады с боеприпасами и госпитали. Если кто-то планирует диверсию, я хочу, чтобы мы были готовы.

Флавио кивнул и сделал пометку в блокноте. Бастико поднялся, оставив на столе несколько лир для Марии. Он надел фуражку, поправил китель и направился к выходу. Охранники и Флавио последовали за ним. Антонио, затушив сигарету, открыл дверцу машины, и группа снова села в Fiat. Бастико смотрел в окно, его мысли были далеко — в ущелье, где его товарищи попали в засаду, в Риме, где Муссолини ждал от него чуда, в Аддис-Абебе, которая оставалась недостижимой. Машина подпрыгивала на неровных дорогах, пыль оседала на стёклах, а солнце начинало припекать.

Когда они подъехали к штабу, Бастико внезапно почувствовал лёгкое головокружение. Он нахмурился, списав это на жару и усталость. Его возраст давал о себе знать — в шестьдесят лет сердце уже не то, что в молодости, а африканский климат только усугублял усталость. Он вышел из машины, но ноги неожиданно подкосились. Флавио, заметив это, подхватил его под руку.

— Синьор генерал, вам нехорошо? — обеспокоенно спросил он.

— Ничего, Флавио, — ответил Бастико, пытаясь улыбнуться. — Просто жара. Пройдёт.

Но с каждым шагом ему становилось хуже. Грудь сдавило, дыхание стало тяжёлым, словно кто-то сжимал его лёгкие. Он остановился, опершись на стену здания, его рука дрожала. Джованни и Марко подбежали к нему, их лица выражали тревогу.

— Генерал, вам нужно к врачу! — воскликнул Джованни, пытаясь поддержать Бастико.

Бастико хотел ответить, но слова застряли в горле. Его лицо побледнело, пот выступил на лбу, а глаза, ещё недавно горевшие решимостью, теперь были полны боли. Он схватился за грудь, пальцы судорожно сжали китель. Флавио закричал, зовя врача, который, к счастью, находился в штабе. Солдаты вокруг засуетились, кто-то побежал за носилками, кто-то требовал воды.

Бастико рухнул на землю, его дыхание стало прерывистым, хриплым. Он пытался вдохнуть, но воздух, казалось, не доходил до лёгких. Его взгляд метался между Флавио и небом над Асмэрой, где солнце поднималось всё выше, равнодушное к его страданиям. Флавио опустился рядом, держа его за руку.

— Держитесь, синьор генерал! Врач уже идёт! — повторял он, но его голос дрожал от страха.

Врач, пожилой итальянец по имени доктор Феррари, прибежал через минуту. Его лицо, обычно спокойное, стало мрачным, когда он приложил ухо к груди Бастико. Он быстро ощупал пульс, проверил зрачки и нахмурился.

— Отравление, — пробормотал он едва слышно. — Возможно, цианид. Нужно немедленно везти его в госпиталь.