— Мне нужны доказательства, — сказал он, отхлебнув чай. Горячий напиток обжигал горло, но помогал держать голову ясной.
Сато усмехнулся, откинувшись назад. Он взял ещё одну лепёшку, пожевал, запил чаем. Его движения были медленными, почти ленивыми, но глаза оставались настороженными, как у хищника.
— Доказательства? — сказал он, ухмыляясь. — Будут тебе доказательства. Но ты должен быть с нами, Ямада. Не играй со мной. Я вижу, когда люди врут.
Кэндзи кивнул, скрывая волнение. Сато не шутил. Если он откажется, Кэмпэйтай найдёт способ избавиться от него — несчастный случай, арест, исчезновение. Но соглашаться — значит предать Москву, а это было равносильно самоубийству. Он был между двух огней, и каждый шаг мог стать последним.
— Я подумаю, — сказал Кэндзи, стараясь звучать убедительно. Он посмотрел Сато в глаза, стараясь не выдать страха. — Но без фактов я не смогу написать. Исикава не пропустит пустую статью, а я не хочу подставлять редакцию.
Сато посмотрел на него, прищурив глаза, словно взвешивая слова. Потом он кивнул, допил чай и бросил на стол несколько иен, звякнувших о деревянную поверхность.
— Хорошо, — сказал он, вставая. — Я дам тебе больше сведений. Но не тяни, Ямада. Моё терпение не вечно.
Кэндзи кивнул, чувствуя, как напряжение немного отпустило. Он встал, поправил шляпу, и они вышли из чайной. Сато повёл его на соседнюю улицу, где оставил автомобиль. Он довёз Кэндзи до ближайшего перекрёстка и остановил машину.
— Думай, Ямада, — сказал он, закуривая новую сигарету. Дым заклубился в свете фонаря. — И помни: я слежу.
Кэндзи кивнул и вышел. Машина уехала, оставив за собой облако выхлопа. Он смотрел ей вслед, пытаясь собраться с мыслями. Сато дал ему имя — Накамура. Это была зацепка, но слишком опасная. Надо было найти способ проверить информацию, не подставляясь.
Кэндзи направился в Асакусу, где они с Тэцуо договорились встретиться в небольшой забегаловке «Красный фонарь». Улицы Асакусы бурлили: уличные актёры выступали у театра, их яркие костюмы мелькали в толпе, торговцы предлагали лапшу, жареные осьминожьи шарики и сладости, а толпы туристов глазели на вывески, украшенные красными фонарями и иероглифами. Пахло жареным тестом, соевым соусом и саке, а издалека доносилась мелодия сямисэна, вплетавшаяся в гул голосов. Забегаловка была тесной, с низкими столами и пропахшими маслом татами. Дым от жаровни висел в воздухе, смешиваясь с запахом рыбы и риса. Тэцуо уже ждал, сидя у окна, где свет фонарей падал на его лицо. Он был таким же, как в университете: худощавый, с растрёпанными волосами и привычкой нервно теребить рукава. Его пиджак был слегка помят, а очки съехали на кончик носа.
— Кэндзи, — сказал он, широко улыбаясь, когда тот сел. Его голос был тёплым, но в глазах мелькала тревога. — Заместитель редактора? Серьёзно? Ты теперь большой человек. В университете ты был тихоней, а теперь — на тебе, правая рука Исикавы!
Кэндзи улыбнулся, заказав саке и миску с жареным тофу. Официант, молодой парень с усталым лицом, кивнул и ушёл, лавируя между столами. Кэндзи отхлебнул саке, чувствуя, как тепло разливается по телу, и постарался расслабиться.
— Неожиданно, — сказал он, пожав плечами. — Я сам не ждал. Но я не за этим, Тэцуо. Ты же в министерстве. Слышал что-нибудь о расколе в армии? Про офицеров, которые против войны?
Тэцуо напрягся, его улыбка потухла, как свеча на ветру. Он оглянулся, словно проверяя, нет ли лишних ушей, и поправил очки. Его пальцы нервно теребили край салфетки, лежавшей на столе.
— Ты что, Кэндзи? — сказал он шёпотом, наклонившись ближе. Его голос дрожал, а глаза бегали по сторонам. — Это опасно. Такие разговоры могут стоить головы. Ты же знаешь, как работает Кэмпэйтай. Они везде.
— Знаю, — ответил Кэндзи, понизив голос. Он наклонился к Тэцуо, стараясь говорить тихо, чтобы их не услышали за соседними столами, где пьяные рабочие громко обсуждали забастовку. — Но мне нужно. Для статьи. Исикава требует, а я не хочу лезть вслепую. Если я напишу без фактов, меня раздавят. Ты же знаешь, как это бывает.
Тэцуо вздохнул, отпил саке и снова оглянулся. Его лицо стало серьёзнее, а пальцы перестали теребить салфетку, словно он принял решение. Он наклонился ещё ближе, так что Кэндзи почувствовал запах табака и пота.
— Слухи ходят, — сказал Тэцуо тихо, почти шёпотом. — Есть офицеры, которые против Тодзио и его планов. Хотят мира с Китаем, боятся, что война нас разорит. Экономика и так трещит, а они толкают нас в пропасть. Но имена? Это самоубийство, Кэндзи. Если я начну называть имена, завтра меня найдут в канаве.
— Мне не нужны имена, — сказал Кэндзи, хотя это было ложью. Он старался говорить спокойно, чтобы не спугнуть друга. — Просто намёк. Что говорят? Кто замешан? Я слышал про Накамуру. Генерал, герой войны. Это правда?
Тэцуо замер, его глаза расширились. Он допил саке одним глотком, словно пытаясь успокоить нервы, и поставил чашку на стол с лёгким стуком.
— Накамура? — переспросил он, понизив голос до едва слышимого шёпота. — Откуда ты знаешь это имя? Кэндзи, ты влез в опасное дело. Да, слышал. Поговаривают, он встречается с офицерами, обсуждает переговоры с Китаем. Хочет остановить экспансию. Но это слухи, понимаешь? Никто не знает точно. Кэмпэйтай за ним следит, это точно. Если ты напишешь про него, они придут за тобой.
Кэндзи кивнул, запоминая каждое слово. Накамура. То же имя, что назвал Сато. Это подтверждало, что Сато не блефует, но и не давало ничего нового. Он решил надавить чуть сильнее, но осторожно, чтобы не отпугнуть Тэцуо.
— А кто ещё? — спросил он, понизив голос. — Не имена, просто… кто может быть замешан? Молодые офицеры? Или кто-то выше?
Тэцуо покачал головой, его пальцы снова начали теребить салфетку. Он выглядел так, будто хотел встать и уйти, но остался сидеть, словно долг дружбы перевешивал страх.
— Молодые офицеры, — сказал он наконец, глядя в стол. — Есть такие, кто недоволен. После инцидента в феврале, когда бунтовщики пытались захватить власть, многие затаились. Но они всё ещё говорят, шепчутся. Хотят реформ, мира, чего угодно, лишь бы не война. Но всё это слухи, Кэндзи. Я не знаю имён и не хочу знать. И тебе не советую.
Кэндзи кивнул, чувствуя, как информация складывается в мозаику, но всё ещё не хватает ключевых деталей. Он решил сменить тему, чтобы не давить слишком сильно.
— Понимаю, — сказал он, отхлебнув саке. — Спасибо, что рассказал. Я просто пытаюсь понять, во что влез. Исикава давит, хочет сенсацию, но я не хочу подставляться.
Тэцуо посмотрел на него, его глаза были полны тревоги, но в них мелькнула искра сочувствия.
— Кэндзи, — сказал он, понизив голос. — Ты всегда был упрямым. Помнишь, как в университете ты спорил с профессором о свободе слова? Все смеялись, а ты стоял на своём. Но это не университет. Это Токио, 36-й год. Кэмпэйтай не спорит, они убирают. Если Исикава толкает тебя на эту тему, спроси себя: кто стоит за ним? Будь осторожен.
Кэндзи кивнул, чувствуя, как слова Тэцуо подтверждают его собственные подозрения. Он решил перевести разговор на старую дружбу, чтобы успокоить друга. Они вспоминали университетские дни: как пили дешёвое саке в общежитии, как Тэцуо однажды проспал экзамен. Они смеялись, но Кэндзи всё время думал о Накамуре, о Сато, о том, как вывернуться из этой ловушки. Тэцуо, допив саке, расслабился, но перед уходом бросил:
— Если решишь копать, Кэндзи, найди кого-то, кто знает больше. Но не лезь слишком глубоко. Я не хочу читать о тебе в некрологе.
Кэндзи улыбнулся, но внутри всё сжалось. Он заплатил за саке и тофу, попрощался с Тэцуо и вышел на улицу. Асакуса всё ещё бурлила, но ночь становилась гуще, и фонари отбрасывали длинные тени. Кэндзи направился к трамвайной остановке, чувствуя, как усталость наваливается на плечи.
Кэндзи вернулся домой за полночь. Ноги гудели, саке кружило голову. Он зажёг свет, сел и достал записную книжку. «Сато Харуки. Генерал Накамура. Встречи офицеров, планы против войны. Требует статью. Тэцуо подтверждает слухи, но без деталей. План: добыть детали, использовать доверие, найти источник вне Кэмпэйтай». Он лёг на татами, но сон не шёл. Игра становилась всё опаснее, но отступать было некуда.
