На берегу я сумел хорошенько оглядеться. Таскали мешки и корзины по очереди, не особо напрягаясь. Кроме нас у причала стояла небольшая лодья. Такие в этом мире называют набойными, то есть имеющими высокую палубу. Судя по экипажу, это были какие-то местные торговцы, пришли по делам. А сам причал с двух сторону в случае тревоги закрывался бронеплитами, что двигались по заранее установленным рельсам. То есть детинец Вихтуйки был закрыт от мира прочно. Настоящий форпост в мире здешнего беспредела.

Я уже слышал от матросов, что в период навигации он становился базой для наемных дружин с юга и севера. Здесь они получали припасы, топливо, могли пополнить зброю, получить медицинскую помощь. Иногда в Вихтуйке оказывалась пришвартована целая военная флотилия. Сейчас же кроме портовой команды я видел лишь сторожевых на башнях. Сверху оглядывали в бинокли воды реки. Отсюда виднелось и большое «Горное» русло. Я даже успел заметить в той стороне проходящий большой пароход, что дымил вверх черной жирной сажею. Он, видимо, шел на угле. Жерла пушек крепости уже уставились на реку.

Затем на пристань вышла целая делегация, им навстречу устремились наши инженеры, Данислав и Рено. Из местных вперед вышли двое в таком же зеленом обмундировании, как у абордажников. Первый — белокурый гигант, второй вертлявый парень, видом смахивающий на Рено. Да никак это его земеля? Ерофей и Вениамин, видимо, решали какие-то деловые вопросы. Их собеседники здорово смахивали на заправских купчин. Федор же о чем-то беседовал с человеком в кожаной зброе. Тот все больше отнекивался. Я уже собирался взять на плечо очередной мешок с мукой, как меня позвали.

Федор указал на крупнолицого крепыша и представил нас.

— Это Торольд, местный воевода, а это Станислав, толмач.

Ушкуй, а судя по имени это был он, уставился на меня с любопытством:

— Ты и в самом деле можешь перевести все?

Я пожал плечами:

— Наверное.

Торольд глянул на Федора, затем на меня и не поверил, но махнул нам рукой.

— Мне недавно привезли знатный цай, выпьем и поговорим.

Каморка у воеводы оказалось крохотной. На островке со свободным местом были проблемы. Потому он и рос вниз и вверх. Даже мостки между помещениями зачастую шли на высоте. Элитарность жилья подчеркивалась его высотой. Кроме самого кабинета в помещении оказалась каморка для спальни и собственный туалет. Им я успел воспользоваться, заметив, что в форте имелся водопровод. Чай вскипятили на керосинке. Пока Торольд и Федор колдовали над чайником, я изучил небольшую карманного вида книжку. Псевдоготический шрифт, хороший немецкий язык. И по смыслу полный бред в духе тайных учений Аненербе. Так это и есть Туле! Тайное общество нацистской Германии. А книжка повествует о чудесном спасении последних рыцарей Европы. Они перенесли сюда целый тайный город!

Пока я пил скупыми глотками чай, не ощущая никакого вкуса, две пары глаз за мной тщательно наблюдали. Пожалуй, от них нет скрывать смысл написанного. Это будет наша общая тайна. А люди эти ворочают в Беловодье большими делами. Так что мне лучше держаться их.

— Ну что, не томи! Теодор, скажи ему!

— Это книга от людей из моего мира. Очень плохих людей. Они убили миллионы, много миллионов людей ради своей идеи. Не знаю, как они сюда попали, но ваш мир в опасности. Магия, чародейство, но вдобавок ещё невероятно злобное.

Торольд и Федор переглянулись и приступили к вопросам. Но пока я мало на что готов был им ответить.

Следующий день начался для меня с сигнала боевой тревоги. Так как вернулся на крейсер поздно, да еще после цая был угощен ягодной наливкой, то благополучно набат проспал. Очухался после того, как мне брызнули на лицо водой.

— А⁈

— Набат, а ты чего разлегся?

Сквозь дрему я разлепил веки и невольно залюбовался лицом Милы, которое просматривалось сквозь густую завесу золотистых волос, затем мои глаза опустились немного ниже. Вот тут по телу прокатилась тревога несколько иного плана. Под вырезом ночной рубашки можно было сполна налюбоваться спелыми девичьими грудками. А у девушки отличная фигурка! Ей никакой фитнес не требуется. Пусть и мимолетно, но я уже успел нарисовать в голове цельный ее образ. Почти со всех ракурсов. Разве что «тыловой» пока был обойден вниманием. Но где наша не пропадала! Затем представил девушку в коротких обтягивающих все выпуклости шортах, облегающем топике и без лифчика. Все мужики бы вслед оборачивались! А я гордо шел рядом. Что еще нам, мужикам нужно?

Затем меня сызнова облили водой, и в глазах Милорады заплескалось искреннее возмущение. Она заметила цель моего пристального взгляда и запахнула сорочку.

— На лодье набат, а он изволит охальничать!

Мне отчего-то было сейчас совершенно наплевать на объявленную тревогу. Хотелось просто любоваться ее эмоциями. А то и чего побольше.

— Одевайся немедля, господарь!

Как тут одеваться при девушке, когда в штанах «тревога»!

— А вот это некрасиво! Забыла, что ты моя суженая! Могла бы и по имени назвать.

Милорада стояла в центре каюты, прямая, руки в боки, в глазах плескался гнев, оставляя там нотку для кокетства.

— Суженых любят и голубят! А не отворачиваются к стенке!

Ни фига себе заявление! Прямое и не принимающее отказа. И что мне дальше с этой неугомонной девахой делать? Но решать проблему в данный момент вовсе не хотелось, я бы и дальше лежал, и смотрел на ее ладную фигурку. Мила встала как раз напротив иллюминатора, и пробивающееся оттуда утреннее солнце просвечивало тонкую рубашку насквозь. Затем девушка осознала в чем дело, и чего это я с улыбкой на нее пялюсь, охнула и кинулась в угол, закрывая его пологом, чтобы переодеться.

В этот момент в дверь громко постучали.

— Набат!

Тут же из ушей как будто беруши вынули, и я услышал топот ног и выкрики. Дьявол, подери, это точно не морской круиз! Накинуть на себя штаны и рубаху, схватить левер и пояс, и затем проскочить вверх по трапу, было делом пары минут. В таком деле я мог сделать фору любому местному. Я еще сразу по попаданию заметил, что тутошний народ несколько, на мой взгляд, медлительный. Видимо, сказывалась разница в темпе эпох. Я дитя двадцатого века, жил в двадцать первом и даже за этот промежуток заметил всеобщее ускорение и утроенную мобильность пипла. Так что на палубу ввалился не последним. Мне тут же жестами указали место рядом с абордажниками.

Рено покосился в мою сторону исподлобья и едко процедил:

— Мои збройники выходят первыми.

Я, застегивая рубашку и прилаживая поудобней пояс с револьвером, с грустинкой вздохнул:

— Извини, босс, семейная сцена задержала.

Видать, мой «перевод» не сразу поняли. Для подобных водевилей в любом языке имеются собственные идиоматические выражения. Но соль вопроса абордажники все равно уловили, и по команде прошелся еле слышное ржание. Рено скривился, видимо, не приветствовал дружеских подначек и пробормотал:

— Дал же создатель воя, коего девка пинками в бой выгоняет.

Смех стал заметно громче, но на фоне всеобщей суеты потерялся.

С рубки за действом всеобщего сбора с кислой миной на лице наблюдал Федор и один из проводников. «Испанец». Я заметил, что тот с пристрастием уставился на мою зеленую бандану. На его голове была синяя, но над ней обычная для этих краев шляпа. Сверху на палубу посыпались едкие замечания:

— Расслабились, Вергой вам в глотку! Самый ленивый усинец бы за это время добрался до поварни и успел закусить. С этого момента всем спать с оружием и не раздеваясь. Иначе пай обрежу!

Народ никак не выказывал ни неудовольствия, ни особой радости. Я же только сейчас успел осмотреться. Видимо, мы вышли из порта с рассветом. С западной стороны за бортом просматривался ряд идущих одни за другим плоских островков, за ними в нескольких километрах к западу синел высокий берег с густым лесом. С востока же картина береговой линии несколько изменилась. Прибрежный кустарник стал заметно жиже, за ним до горизонта расстилалась сожженная жарким солнцем равнина, но уже в нескольких километрах к северо-востоку поднимались вверх песчаного цвета возвышенности, а вот за ними наблюдалось лишь марево.