Если он окажется сыном Рустама.

Я погладила живот и прошептала:

— Будь его сыном, малыш. Пожалуйста. Будь сыном Джахангира.

Потому что если нет — я потеряю все. И мужа, и ребенка, и дом.

Останусь ни с чем. Как и была в самом начале.

Некоторые брачные ночи запоминаются страстью. Другие — нежностью. А моя запомнилась болью и страхом перед будущим.

Джахангир вернулся только под утром. Лег рядом, не раздеваясь. Пах табаком и женскими духами — незнакомыми, дешевыми.

— Где были? — спросила я тихо.

— Проветривался.

Простой ответ. Но запах парфюма говорил, что проветривался он в объятиях какой-то женщины.

— В нашу брачную ночь?

— В твою брачную ночь. Моя кончилась, когда под окнами стал орать твой бывший муж.

— Но мы же поженились…

— Женились. И что? Думала, свадьба что-то изменит?

Он повернулся ко мне спиной.

— Ничего не меняется, Людмила. Ты как была второй, так и останешься. Привыкай.

— А я?

— А ты живи с этим. И не задавай лишних вопросов.

Он закрыл глаза, давая понять — разговор окончен.

А я отвернулась к стене и тихо заплакала. Слезы лились по щекам, но я не издавала ни звука. Плакала беззвучно, чтобы он не услышал.

Плакала от унижения, от одиночества, от понимания того, что свадьба ничего не изменила. Я как была пленницей, так и осталась. Только теперь с официальным статусом второй жены.

И понимала — идиллии не будет. Будет борьба. За его внимание, за его любовь, за право называться женой.

И самое страшное — за право остаться матерью своего ребенка.

Потому что если анализ покажет, что он от Рустама, все кончится. Джахангир может попытаться отдать его бывшему мужу, а меня выгнать из дома.

И тогда я останусь ни с чем.

Совсем ни с чем.

Рустам пришел убить меня в четверг утром.

Я сидела в саду, читала книгу. Живот уже был большой — седьмой месяц беременности. Ребенок активно толкался, и я гладила его, напевая колыбельную.

Охрана была, но далеко. Магомед с людьми патрулировали периметр, а дом казался безопасным, как крепость.

Оказался ловушкой.

Рустам появился из-за деревьев внезапно. Худой, бледный, с безумными глазами. В руке — пистолет, направленный прямо на мой живот.

— Привет, Люда, — сказал он тихо.

Книга выпала из рук. Сердце заколотилось так, что ломило ребра изнутри. В горле пересохло до боли, кожа покрылась ледяными мурашками.

— Рустам…

— Соскучилась? — он усмехнулся, но глаза были мертвые. — Я по тебе очень соскучился. По жене своей.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел забрать то, что мое.

Он шагнул ближе, и я почувствовала запах — перегар, пот, что-то кислое. Он был пьян. Пьян и опасен.

— Ты носишь моего ребенка, — сказал он, глядя на живот. — МОЕГО.

— Рустам, успокойся…

— УСПОКОИТЬСЯ? — он взвыл. — Мою жену трахает мой отец, а я должен успокоиться?

Слова резали как осколки стекла. Я инстинктивно обхватила живот руками.

— Ты предала меня, — голос дрожал от боли. — Я любил тебя больше жизни, а ты… ты стонала под ним.

— Я не хотела…

— НЕ ХОТЕЛА? — он рассмеялся истерично. — Тогда почему не кричала? Почему не сопротивлялась?

— Ты не понимаешь…

— Понимаю! Понимаю прекрасно! — пистолет дрогнул в руке. — Тебе с ним лучше! Он богатый, сильный, а я… я просто мальчишка!

Слезы покатились по его щекам.

— Но ребенок мой! Слышишь, сука? МОЙ!

— Рустам, пожалуйста…

— Если я не могу получить сына, то и он не получит!

Я поняла — он действительно собирается стрелять. В живот. В моего малыша.

— НЕТ!

Выстрел оглушил. Боль взорвалась в правом плече, прожгла насквозь. Я рухнула на траву, кричала от ужаса больше, чем от боли.

Кровь. Так много крови.

— ЛЮДМИЛА!

Джахангир выбежал из дома с пистолетом, увидел меня в крови, Рустама с дымящимся стволом.

— ТЫ РАНИЛ ЕЕ, СУКА?!

— Твою шлюху ранил! — заорал Рустам. — Воровку!

— ОНА БЕРЕМЕННА!

— МОИМ РЕБЕНКОМ!

Джахангир поднял оружие, но Рустам выстрелил первым. Пуля просвистела мимо, разбила окно.

Со всех сторон появилась охрана. Магомед с автоматом, трое с пистолетами.

— НЕ СТРЕЛЯЙТЕ! — крикнул Джахангир. — ЭТО МОЙ СЫН!

Но Рустам снова поднял пистолет, целясь в отца.

Автоматная очередь разорвала воздух. Рустам дернулся, упал навзничь. Кровь хлынула изо рта.

— НЕТ! — Джахангир бросился к сыну, упал рядом на колени.

А я лежала в собственной крови и смотрела, как умирает мальчик, которого когда-то любила.

— Сынок… зачем… — Джахангир гладил волосы Рустама.

— Я… хотел… своего ребенка… — хрипел тот.

— Он может быть не твой…

— Мой… знаю… что мой…

Рустам попытался дотронуться до руки отца.

— Прости… папа…

— Прощаю. Все прощаю.

— Береги… ее… Если ребенок… мой… люби его…

— Обещаю.

— Я… любил ее… так сильно…

Последний вздох. Глаза остекленели.

Джахангир завыл. Дико, по-звериному. Прижал мертвого сына к груди и качался.

— МОЕГО МАЛЬЧИКА УБИЛИ! СЫНА МОЕГО!

Я лежала и чувствовала, как жизнь вытекает из меня вместе с кровью. Ребенок в животе не шевелился.

— Джахангир…

Он обернулся, увидел меня. Лицо в слезах, глаза безумные.

— Людмила… — бросился ко мне. — Боже, сколько крови…

— Ребенок… не чувствую ребенка…

— Скорую! — заорал он. — БЫСТРО!

Поднял меня на руки. Я видела его лицо совсем близко — мокрое от слез и крови.

— Не умирай, — шептал он. — Не оставляй меня одного.

— Рустам…

— Забудь про него! Он мертв! А ты должна жить!

В машине я теряла сознание. Последнее, что помню — как Джахангир бил кулаками по стеклу и кричал водителю: «БЫСТРЕЕ!»

Очнулась в больнице. Джахангир сидел рядом, постаревший на десять лет.

— Ребенок? — первое слово.

— Жив. Пуля прошла мимо. Ты его спасла.

Слезы облегчения.

— А Рустам?

Лицо Джахангира исказилось.

— Похоронили.

Джахангир

Я хоронил своего единственного сына в дождь.

Небо плакало вместе со мной, поливая могилу холодными слезами. Гроб опускали в землю, а я стоял рядом и думал — это конец. Конец моей династии, моей крови, моего будущего.

Рустам лежал в дубовом гробу, бледный и молодой. Двадцать пять лет. Вся жизнь впереди, а он уже мертв. Из-за меня.

Людмила была в больнице, боролась за жизнь нашего ребенка. А я стоял на кладбище и понимал — даже если малыш выживет, он никогда не заменит мне Рустама. Дети разные. Каждый дорог по свему. Пусть я был зол на него, но он мой мальчик мой сын…

— Джахангир, — тихо сказал Серега. — Пора.

Я кивнул. Взял горсть земли, бросил на крышку гроба. Земля ударилась о дерево глухо, окончательно.

Прощай, сын. Прости меня за то, что не смог тебя защитить. От себя самого.

Мы отошли от могилы, но Амина осталась. Стояла под дождем в черном платье, смотрела, как засыпают гроб.

— Амина, — позвал я. — Пойдем.

— Куда пойдем? — она обернулась, лицо мокрое от слез и дождя. — Домой? К твоей шлюхе?

— Домой. К себе.

— НЕТ! — закричала она. — Я не уйду от сына!

— Амина, ты простудишься…

— НАПЛЕВАТЬ! Пусть умру здесь, рядом с ним!

Она упала на колени у свежей могилы, прижалась к мокрой земле.

— Сыночек мой, — плакала она. — Мой мальчик… зачем ты от меня ушел?

Смотреть на это было невыносимо. Мать оплакивала сына, которого убили из-за меня.

— Амина, встань.

— НЕ ВСТАНУ! — она обернулась ко мне, в глазах плескалось безумие. — Ты не имеешь права здесь быть!

— Что?

— ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА БЫТЬ НА ПОХОРОНАХ СЫНА, КОТОРОГО УБИЛ!

Слова ударили меня как пощечина. Боль в груди стала такой острой, что трудно стало дышать.

— Я не убивал…

— УБИВАЛ! — Амина поднялась, подошла ко мне. — Ты отнял у него жену! Довел до безумства! А потом приказал застрелить!