Я кивнула. В подвале, наверное, его настоящий бизнес. Оружие, наркотики, связанные люди. Или трупы.

— Здесь есть интернет, телевизор, книги. Скучать не будешь.

— А друзья? Работа? Моя жизнь?

— Твоя жизнь теперь здесь. Со мной.

Мы прошли в библиотеку. Стены от пола до потолка заставлены книгами. Классика, современная литература, книги по бизнесу и истории. Неожиданно для криминального авторитета.

— Удивлена? — заметил он мою реакцию.

— Немного.

— Я не просто бандит, Людмила. Я бизнесмен. А для бизнеса нужны мозги, а не только кулаки.

Он взял с полки томик Пушкина, полистал.

— «Я помню чудное мгновенье…» — процитировал он. — Красивые стихи. Правда, Александр Сергеевич не знал, что чудные мгновения иногда приходится отбирать силой.

— Это не любовь. Это одержимость.

— А в чем разница? — он поставил книгу обратно. — Любовь — это тоже форма рабства. Только добровольного.

Мы вышли на террасу. Вид открывался потрясающий — город как на ладони, река вдалеке, горы на горизонте. Красота, которая не могла скрыть уродства ситуации.

— Нравится? — спросил он.

— Красиво.

— Скоро ты поймешь, что красота — это не только пейзаж. Это образ жизни. Это возможность не думать о деньгах, не работать за копейки, не жить в убогой квартирке.

— За это платишь ты?

— Да, я плачу за все это для тебя, — он зажег сигарету. — Ты платишь свободой. Справедливый обмен.

— Не справедливый.

— Справедливость — понятие относительное. Для слабых это оправдание поражения. Для сильных — инструмент управления.

Он затянулся сигаретой, выпустил дым в небо.

— Знаешь, что я думал, когда увидел тебя в камере?

— Что?

— Что наконец-то нашел то, чего искал всю жизнь. Не просто красивую девку. Ты сбежала! Я хотел оставить тебя. На следующий день я выходил из тюрьмы. Ты бы поехала со мной! Ты бы изначально была моей. Королевой рядом с королем.

— Я не хочу быть королевой в твоем мире.

— Хочешь, — он повернулся ко мне. — Просто еще не понимаешь этого. Но поймешь. Со временем.

В его глазах я увидела не только похоть. Я увидела нечто более страшное — уверенность. Он был абсолютно уверен, что сможет сломать меня, переделать, сделать своей.

И самое ужасное — часть меня боялась, что он прав. Сволочь. Я должна выбраться из этого кошмара, выпутаться, вырваться. Я не хочу быть игрушкой. Не хочу вообще знаться с этой семьей. Это ненормально! То, что он со мной делает! Я не из их мира, не их религии.

— А если не пойму?

— Поймешь, — он погасил сигарету. — Потому что альтернатива — смерть. Твоя, твоего брата, всех, кого ты любишь.

— Ты псих.

— Возможно, — он пожал плечами. — Но я псих с деньгами, властью и армией. А это делает меня опасным.

Мы вернулись в дом. В холле нас ждал мужчина в дорогом костюме — лет сорока, с умными глазами и хищной улыбкой.

— Людмила, познакомься. Это Марат, мой правая рука, — сказал Джахангир. — Марат, это Людмила. Моя женщина.

— Очень приятно, — Марат протянул руку, но я не пожала ее.

— Людмила еще привыкает к новой роли, — усмехнулся Джахангир. — Время все расставит по местам.

— Конечно, — Марат улыбнулся, но в глазах плескалась холодная оценка. — Если что-то понадобится, обращайтесь. Я всегда к услугам семьи босса.

Семья босса… Значит, я теперь часть его криминальной империи. Соучастница. Сообщница. Как быстро человек может пасть с пьедестала приличной жизни в бездну.

— Марат займется документами, — сказал Джахангир, когда мы остались одни. — Развод с Рустамом, новые документы для тебя. Людмила Лаврова умрет, родится Людмила Алханова. Станешь моей второй женой, Людмила.

— Я не подпишу. И женой твоей не стану!

— Подпишешь. Потому что если не подпишешь, Пашка умрет. Медленно и болезненно.

Он взял меня за подбородок, заставил посмотреть в глаза.

— Пойми раз и навсегда — у тебя нет выбора. Есть только иллюзия выбора. Можешь сопротивляться и страдать. Можешь смириться и наслаждаться. Но уйти не сможешь никогда.

— Рустам будет меня искать.

— Пусть ищет, — он рассмеялся. — Мальчик против меня? Это будет забавно.

— Он не мальчик. Он мужчина, который меня любит.

— Он ребенок, который играет во взрослые игры. А я взрослый, который живет по взрослым правилам.

Джахангир отпустил мой подбородок, отошел к окну.

— Знаешь, что я делаю с людьми, которые мне мешают?

— Убиваешь?

— Иногда. Иногда ломаю. Иногда просто стираю из жизни, как ластиком. У меня есть на это ресурсы.

Он повернулся ко мне, и в глазах плескался ледяной огонь.

— Если Рустам попытается тебя забрать, я его уничтожу. Не убью — уничтожу.

— Он твой сын!

— Он помеха. А помехи нужно устранять.

Кровь застыла в жилах. Этот человек готов уничтожить собственного сына ради женщины, которую видел всего два раза. Это не любовь. Это безумие.

— Ты монстр.

— Да, — он кивнул. — И этот монстр сделает тебя счастливой. Или уберет всех, кто попытается этому помешать.

Он подошел ко мне, обнял за талию. Я застыла, не смея шевельнуться.

— Сегодня вечером у нас ужин. Только мы двое. Ты наденешь красивое платье, я расскажу тебе о своих планах на нас. А потом мы займемся любовью.

— Это не любовь…

— Научишься любить, — он поцеловал меня в шею. — У тебя просто нет другого выбора.

Вечером я сидела в столовой в красном платье, которое он выбрал сам. Декольте до неприличия, разрез до бедра. Наряд шлюхи для ужина с дьяволом.

Джахангир был в черном костюме, выглядел безупречно. Опасный, красивый, смертельно привлекательный. Мужчина, который мог иметь любую женщину, но почему-то выбрал меня.

— Ты прекрасна, — сказал он, подливая вино.

— Ты заставил меня это надеть.

— Заставил подчеркнуть то, что есть. Ты красивая женщина, Людмила. Время перестать прятаться за скромностью.

Ужин был изысканным — устрицы, лобстер, трюфели. Еда богачей, купленная кровавыми деньгами.

— Расскажи о своем бизнесе, — сказала я.

— Зачем тебе это знать?

— Хочу понимать, в чем участвую.

— Ты не участвуешь. Ты просто живешь рядом со мной.

— И закрываешь глаза на все?

— А что ты видела? — он наклонился вперед. — Красивый дом, дорогую еду, роскошную одежду. Где здесь преступления?

Он был прав. Внешне все выглядело вполне респектабельно. Но я чувствовала запах крови за красивыми декорациями.

— Поедем завтра за город, — сказал он. — Покажу тебе мою дачу. Там красиво, тихо. Сможем побыть наедине.

— Зачем?

— Чтобы ты привыкала ко мне. Чтобы между нами установилась близость.

— Близость насилием не создается.

— Создается, — он взял мою руку. — Просто нужно время.

— Я никогда не отвечу тебе взаимностью! Понял? Никогда!

— Тебе же хуже, птичка!

Амина Ибрагимовна приехала в особняк на четвертый день моего пленения. Я увидела ее через окно библиотеки — маленькая фигурка в черном платке решительно шла к воротам. Охранник что-то ей говорил, она размахивала руками, кричала.

Мое сердце сжалось от боли и надежды одновременно. Амина… Женщина, которая называла меня дочкой, которая любила меня, баловала, принимала как родную. Может быть, она пришла меня спасти?

Надежда — это самая жестокая из эмоций. Она заставляет поверить в невозможное, а потом больнее бьет об реальность.

Охранник говорил что-то в рацию, потом открыл ворота. Амина прошла на территорию, но шла не как гостья — шла как разъяренная фурия. Даже издалека я видела, что лицо ее искажено яростью.

— Так вот ты где…Правду люди говорили. Змея подколодная!

Я ожидала увидеть в ее глазах материнскую боль, сочувствие, желание помочь. Вместо этого увидела такую ненависть, что отшатнулась.

— Ты… — Амина смотрела на меня так, словно я была помоями. — Тварь бесстыжая!

Слово ударило меня как пощечина. Амина Ибрагимовна, которая еще неделю назад гладила мне волосы и называла своей девочкой, сейчас смотрела на меня с отвращением.