— Джахангир сказал…

— Джахангир говорит много чего. Особенно когда хочет потрахаться с молоденькой дурочкой.

Кровь ударила в виски. Я сжала кулаки до боли в костяшках.

— Не смейте так говорить!

— А как мне говорить? — Амина встала, подошла ко мне. — Ты же понимаешь, что он ко мне вернется? Всегда возвращается.

— Нет.

— Да. Потому что я знаю его лучше, чем ты знаешь себя. Знаю каждую родинку на его теле, каждую привычку, каждый страх.

Она говорила правду. И эта правда убивала меня медленно, методично.

— А ты что знаешь? — продолжала Амина. — Как он любит кофе? Как спит? О чем думает по ночам?

Я молчала. Потому что не знала. Я была для него игрушкой, красивой вещью. А она — женщиной, которая знала его душу.

— Вчера он рассказал мне о твоем побеге, — сказала Амина с усмешкой. — Как ты ползала на коленях, лизала ему ботинки. Мы смеялись.

Мир покачнулся. Он рассказывал ей о моем унижении? Они смеялись над этим?

Стыд обжег лицо так, что захотелось спрятаться. Каждая клетка тела кричала от боли и унижения.

— Вы лжете, — прошептала я.

— Лгу? А это что?

Амина достала телефон, включила видео. На экране был двор этого дома. Я на коленях. Целую его ботинки. Кричу, что больше не буду сопротивляться.

Меня вырвало бы, если бы желудок не был пуст. Ломило кости, как при высокой температуре. Кожа горела, как после ожога.

— Откуда у вас это видео? — прошептала я.

— Охрана сняла. И прислала мне. Все знают, какая ты на самом деле — жалкая, ползающая на коленях шлюшка.

Предательство режет глубже любого ножа. Особенно когда тебя предает тот, кому ты начинала доверять.

— Сука, — прошипела я.

— Ах, как грубо, — Амина покачала головой. — А я думала, ты воспитанная девочка.

— Вы оба суки. И он, и вы.

— Может быть. Но мы — семья. А ты временное развлечение.

Я бросилась на нее. Не помню, как. Просто в какой-то момент мои руки были на ее горле, а она царапала мне лицо ногтями.

Мы упали на пол, катались, дрались как уличные кошки. Амина была старше, но злее. Я моложе, но отчаянней.

— Сука! — кричала я, пытаясь ее душить. — Гадина! Убирайся из моего дома!

— Твоего? — Амина ударила меня коленом в живот. — Это МОЙ дом, шлюха!

Мы рвали друг другу волосы, царапались, кусались. Вся ненависть, вся боль вылились наружу в этой дикой схватке.

Драка — это возвращение к животным инстинктам. Когда цивилизация слетает как тонкий лак, остается только первобытная ярость самки, защищающей территорию.

Нас разняли охранники. Ворвались в комнату, растащили в разные стороны. Я вырывалась, хотела добить ее, стереть эту самодовольную морду.

— Тихо! — крикнул один из них. — Хозяин едет!

Хозяин. Джахангир. Сейчас он увидит нас — растрепанных, исцарапанных, униженных. И что подумает?

Через несколько минут он вошел в дом. Поднялся в гостиную, посмотрел на нас — на меня с разорванной блузкой и царапинами на лице, на Амину с растрепанными волосами и синяком под глазом.

— Что здесь происходит? — спросил он спокойно.

— Эта дрянь напала на меня! — закричала Амина. — Как дикое животное!

— Она показала мне видео! — крикнула я. — Сказала, что охрана сняла и прислала ей! Что все смеются надо мной!

Джахангир посмотрел на Амину. В глазах вспыхнул такой гнев, что я невольно отступила.

— Ты что сказала?

— Я… — Амина вдруг побледнела.

— Ты сказала ей, что МЫ смеялись? Что Я тебе показывал?

— Джахангир, я просто…

— ОТДАЙ ТЕЛЕФОН!

Крик был таким громким, что задрожали стекла. Амина попятилась, прижимая телефон к груди.

— Нет, это мое…

Джахангир рванулся к ней, вырвал телефон из рук. Бросил на пол и растоптал каблуком. Раз, два, три — пока от устройства не остались одни осколки.

— Какого хрена ты врешь ей про меня? — рычал он. — Какого хрена говоришь, что мы смеялись?

— Я хотела…

— Ты хотела настроить ее против меня! Сука лживая!

Он схватил Амину за горло, прижал к стене. Лицо его было искажено яростью.

— Еще раз соврешь про меня — убью. Собственными руками.

— Но…

— Никаких «но»! Убирайся домой!

— Джахангир…

— УБИРАЙСЯ!

Крик был такой силы, что Амина вздрогнула. Но не ушла.

— Ты выбираешь ее? — спросила она тихо. — Эту малолетку? Вместо меня?

— Я не выбираю. У меня две жены, и вы обе должны это принять.

— Я не потерплю ее в своем доме!

— Это МОЙ дом. И здесь живет тот, кого я хочу.

Джахангир подошел ко мне, взял за подбородок. Его пальцы были неожиданно нежными.

— Больно? — спросил он.

— Нет, — солгала я.

— Врешь. Но молодец, что дала ей сдачи.

Он повернулся к Амине.

— А ты разочаровала меня. Думал, ты умнее.

— Я защищала свои права!

— Твое право — быть моей женой. Не больше, не меньше. А если хочешь войну — получишь войну. Но тогда не жалуйся на последствия.

В его голосе звучала угроза. Холодная, четкая, смертельная.

— Уходи, Амина. Сейчас. И больше не приходи без приглашения.

— Но…

— Уходи, пока я добрый.

Амина посмотрела на меня. В глазах плескалась ненависть.

— Это не конец, — сказала она. — Война только начинается.

— Я не боюсь войны, — ответила я.

— Боялась бы. Я знаю способы причинить боль, о которых ты не подозреваешь.

Она ушла. А мы остались одни — я и Джахангир.

— Зачем вы ей показывали видео? — спросила я.

— Не твое дело.

— Мое. Это мое унижение на записи.

Джахангир усмехнулся.

— Ревнуешь, что поделился с ней твоими слезами?

— Ненавижу вас обоих.

— Знаю. И это меня заводит.

Он поцеловал меня. Грубо, властно, со вкусом крови на губах — Амина меня все-таки царапнула.

— Ты дралась как тигрица, — прошептал он. — Защищала свою территорию.

— Это не моя территория. Вы сами сказали — у вас две жены.

— Две жены, но ты мне больше нравишься.

— Почему?

— Потому что у тебя есть когти. И ты их показала.

Он обнял меня, прижал к себе. Я чувствовала его запах, тепло его тела. И ненавидела себя за то, что это успокаивало.

— Амина права в одном, — сказал он. — Война только начинается. Она не простит тебе сегодняшнего унижения.

— Что она может мне сделать?

— Многое. Она знает этот мир лучше тебя.

— Я не боюсь ее.

— Должна бояться. Женская месть страшнее мужской. Мы убиваем быстро. А женщины убивают медленно.

Его слова легли на сердце холодным камнем. Амина действительно знала этот мир. Знала, где болит, где давить, как причинять максимальную боль.

А я была всего лишь девочкой из хорошей семьи. Что я могла противопоставить ее опыту?

— Защитите меня, — прошептала я.

— От чего?

— От нее.

Джахангир покачал головой.

— Это женская война. Мужчины в нее не вмешиваются.

— Но…

— Никаких «но». Хочешь быть моей женой — учись выживать в моем мире.

Выживать. В мире, где женщины дерутся за мужчину как собаки за кость. Где униженная первая жена готова убить молодую соперницу.

Где я должна стать хищницей, чтобы не стать жертвой.

Войны между женщинами не заканчиваются перемирием. Они заканчиваются только тогда, когда одна из соперниц уничтожена полностью.

Сегодня началась моя война с Аминой. Война, в которой могла выжить только одна.

И я не собиралась проигрывать.

__________________

Первый подозрительный симптом появился через неделю после драки с Аминой.

Меня стошнило от запаха кофе. Просто так — открыла банку, и тут же побежала в туалет, выворачивая желудок наизнанку. Потом еще два дня меня мутило от одного вида еды.

Я списывала это на стресс. На нервы. На все что угодно, только не на ТО.

Но когда задержка перевалила за две недели, я поняла — отрицать больше нельзя.

Я беременна.

Сидела на кровати с тестом в руках и смотрела на две полоски. Две четкие, яркие, беспощадные полоски, которые изменили мою жизнь навсегда.