Благодарно прижав руку к сердцу, Булыгин стал рассказывать дальше.

Кончился эфир, ну я ей и говорю, а поедемте Марианночка отметим наш успех где-нибудь в тихом ресторанчике. А она удало этак, тряхнув причесочкой своею, и отвечает, а что? И поедем, отметим! Вобщем, повез я ее на Арбат в Ангару, и так мы застряли в пробке на Сухаревской, что ни туда – ни сюда, а я чую, что момент готовности то утекает, дамочку то надо ковать, пока она горяча! Вобщем, предлагаю ей, а не плюнуть ли нам на ресторан, и не поехать ли прямо ко мне, виски, да коньяк у меня никогда в баре не переводились, а съесть что-нибудь такое, мы можем сами приготовить, у меняв морозилке и курица и бифштексы…

– Ах. Не травите душу, Булыгин, – взмолился Ширский, – курица и бифштексы это тема табу!

Ладно! – согласился Булыгин, – про еду не буду, буду только про секс…

Вобщем, пришли мы ко мне домой, в сорок седьмую мою квартирку, значит пришли.

Снимаю я снее этак плащик, а сам думаю – не надо тянуть, надо сразу брать, а уже потом, когда первая страсть уляжется, можно и все нежности – типа ванна, джакузи, сигаретка и кофе в постель, Мик Джаггер из стереосистемы и все такое прочее…

Вобщем, снимаю с нее плащик, а сам ее за титечки, за титечки. А она уже и дышит прерывисто и бормочет всякую обычную для таких случаев чепуху, типа – мол. Что вы делаете, да что вы такое позволяете, а сама не вырывается, сама об меня только трется и дышит часто-часто…

Ну, вобщем, первый раз я ее отымел прямо в прихожей на ее же пальто… А она, как оголодалая…

– Ассалям алейкум, уважаемые, – прервал кто-то Булыгинский рассказ.

Стальная дверь трансформаторной будки со скрипом отворилась и в проеме показался какой-то восточный мужчина с полным ртом золотых улыбчивых зубов.

– Что вы тут делаете, люди хорошие?

– Ступай отсюда, басурманин! – сделав недовольное лицо, сказал Становой, – это наша будка, мы ее давно уже заняли, и участковый мурза в курсе…

– Да что ты суетишься, уважаемый, – успокоил Станового восточный улыбчивый человек, – никто тебя из будки выселять не собирается, я наоборот вам сигарет и денег дам, вы мне скажите, где теперь Булыгин-Мостовой из сорок седьмой квартиры живет?

– Ты сигарет наперед дай, мы тебе тогда и скажем, – с максимальной серьезностью сказал Ширский.

Человек протянул ему пачку Мальборо.

– Этого мало, – сказал Ширский.

Человек порылся в карманах халата и показал еще две пачки Мальборо. Показал, но не дал.

– Дай сигареты, я скажу! – воскликнул Становой.

– Нет, ты уж мне дай, я сам скажу, – не выдержал Булыгин, поднимаясь с матрасов.

Две пачки Мальборо перешли к нему в руки.

– Ну, говори теперь! – сказал восточный человек.

– Ну я – Булыгин, а что? – вызывающе выпятив грудь, сказал Булыгин.

Возникла пауза.

Доценты и писатели вопрошающе глядели на восточного человека с рандолевыми фиксами.

Восточный человек присел на корточки, развязал свой рюкзачок, молча достал оттуда бутылку коньяка с довоенной наклейкой "Дербент" и откупорив, сказал, – Пророк не велел пить вина на земле, и тогда нашелся один правоверный, который стал залезать на дерево и пить сидя на суку, потому как про то, что нельзя пить на дереве, Пророк ничего не говорил…

Пустили бутылку по кругу.

Закурили свежераспечатанное Мальборо…

– А кто теперь в твоей сорок седьмой квартире живет? – спросил восточный человек.

– А бывший шофер и осветитель с того самого телеканала Магомед Талбоев живет, причем вместе с телеведущей Марианночкой сожительствует… … …

Катюшу поместили в двух комнатах женской половины дома.

А Лиду и Милу назначили к ней в служанки.

– За что мне такие почести? – попыталась она выяснить у старшей жены.

Но та ничего объяснять не стала.

Пришлось принять статус без объяснений.

Разве худо?

Месяц ехала на нарах в скотских условиях, а тут попала в рай – кругом ковры, домашние сады с бассейнами и павлинами, питание – на убой, все свежее – курочка, мясо, плов, фрукты – любые!

Разоделась в шелковые шароварчики, да в бархатные топики.

По-восточному.

С Милкой и Лидией – Катюше было нескучно.

Но старшая жена строго следила за тем, чтобы равенства между бывшими товарками не было. Катюша – госпожа, а Лида с Милой – ее служанки. Поэтому, есть вместе – нельзя, купаться вместе в бассейне – тоже нельзя… Можно только почтительно разговаривать с госпожой, если та позволит…

Катюша попросила, чтобы ее показали акушеру-гинекологу…

К ней привезли сразу троих…

И аппарат УЗИ привезли, и кресло, и все что надо для анализов, вместе с компьютером.

Посмотрела на экране, как бьется сердце ее маленького.

Подтвердили то, что ей говорили еще в Москве, еще до событий, что мальчик у нее.

И скоро уже рожать…

– А кто наш хозяин? – украдкой, шепотом спросила Катюша у Лиды.

– Говорят, что некий Ходжахмет Ходжаев, – отвечала Лида, – а еще говорят, что он твой, то есть ваш муж…

– Но я ведь замужем, – возмутилась Катюша.

– Для них это неважно, – пожав плечиками, отвечала Лида, – на кухне служанки говорят, что ты, то есть вы, будете скоро старшей женой…

Ходжахмет Ходжаев иногда позволял себе часок-другой побыть Володей Ходяковым.

Вот и теперь.

Велел вертолетчикам посадить машину в том месте, где Калужское шоссе пересекает реку Десну. Когда-то здесь на пляже он познакомился с девушкой-москвичкой, а она, узнав, что он из Ульяновска, презрительно отвергла его ухаживания.

Если б она знала, во что, какими слезками потом отольется миллионам москвичек это ее тогдашнее "нет", по-покладестее, наверное была бы тогда с ним?

Саму девчонку, ее лицо, Володя уже давно позабыл.

Помнил, только, фигурку ее ладненькую в модном тогда махровом бикини, да светло-русые пряди, шевелимые теплым июльским ветерком.

Ходжахмет раздраженно махнул рукой, веля летчикам улетать, а охранникам – скрыться в кустах, не маячить перед глазами и не портить впечатление от созерцания природы.

Вертолет завыл форсажем турбины и косо наклонившись, над самым полем быстро улетел прочь.

Володя остался один.

Нет, один он никогда теперь не оставался.

Человек с пол-ста охранников с винтовками и автоматами засели по периметру – там и там – глядят в оба, охраняют…

Он теперь главный вождь движения.

И хоть и не духовного звания, но покруче любого айятоллы.

Володя присел на корточки, поднял камешек, бросил в воду.

Здесь они купались.

Много машин еще стояло тогда на траве – это дикие туристы из Москвы приехали искупаться.

И он тогда вместе с московским своим дружком – Андреем.

А она местная была. Вернее – москвичка, но с местных дач.

Сколько времени прошло?

Он тогда только школу закончил в Ульяновске и приехал поступать в институт.

Выбрал себе автомобильный – МАДИ и факультет – эксплуатацию автотранспорта, чтобы потом на жигулевском автосервисе в Ульяновске работать – хорошую деньгу зашибать…

Не поступил.

Баллов недобрал, а нак вечернее не было смысла, вечерний отсрочки от армии не давал.

Вернулся в Ульяновск, на Тутти к себе.

А осенью его и в армию забрали.

С Лешкой Старцевым.

А вот интересно, если бы тогда не отбили они Лешку, когда его боевики Хамид-шаха выкрали, там с горки, где Леха собаку хоронил? Что бы сталось?

Может, Лешка теперь был бы Ходжахметом? А он – Володька – русским генералом, который бы этого Ходжахмета ловил?

Может!

Все может быть.

Аллах велик.

И все в воле его.

Володя вспомнил, что теперь время молитвы.