Сушка встала посреди поля.
До едва различимой в белесой пелене вышки не доехали метров триста.
Затонов отщелкнул замки фонаря кабины, и послушное гидравлике остекление, единым для спарки блоком поднялось под сорок пять градусов.
Саша поднял забрало шлема, снял кислородную маску, вдохнул морозной сибирской свежести.
К ним по полосе уже мчалась дежурная УАЗка.
– Ну, счастливо тебе, Саша, – сказал Затонов.
– Спасибо, командир, – ответил Саша, – авось еще встретимся.
– Старцеву привет мой передавай.
– Передам… …
Едва сняв в дежурке противоперегрузочный комбинезон, едва переодевшись, в заботливо приготовленный местными ребятами камуфляж с майорскими погонами, причем именно по Сашиному росту и размеру, что он с благодарностью отметил про себя, едва выпив чашку горячего какао, что подала ему красивая девушка в форме сержанта российских ВВС, Мельников попал в объятья Цугаринова.
– Где ты пропадал, чёрт! – приговаривал Цугаринов, уминая Сашины спину и плечи.
– Я Катьку свою искал, – товарищ полковник, – ответил Саша, тоже похлопывая Цугаринова по плечам и по спине.
– Дурак ты, Сашка, дурак, – немного отстраняясь, сказал Цугаринов с улыбкой, – мы же команда, поэтому все, даже поиски родной жены должны вестись только в команде, а Ты? Эх, дурак!
Цугаринов с укоризной поглядел на Мельникова, – а ты, занялся индивидуальным сыском! В такой то катаклизме! Старцев без тебя тут совсем как без рук! И чего стоило мне тебя найти! Не стыдно?
– Стыдно, товарищ полковник, стыдно, – покорно кивнул Мельников.
– Ты старику не ври, а бей на эмоции, – посоветовал Цугаринов, когда уже сели в машину и та – по пустынной бетонке помчала их в сторону секретного портала, – старик тебя любит и простит, а ведь невыход спецагента на связь в момент дня "Д" и часа "Ч" – это больше чем преступление, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Саша, – могут и расстрелять.
– А на кой хрен ты нам нужен расстрелянный? – хмыкнул Цугаринов, – ты нам нужен живой и злой на Ходжахмета.
– Так это Ходжахмет за всем этим стоит? – спросил Саша, – тот самый Володя Ходяков что с нашим стариком в Афгане начинал?
– Именно, дорогой мой, – кивнул Цугаринов, – в том то и пикантность ситуации, что старик, как командующий резервной ставки Президента знает своего противника лично.
– Да! Это вам не Усамма Бен-Ладен! – хмыкнул Саша, – Ходжахмета мы еще по Чечне помним и знаем и личные счеты с ним имеем.
– И более того, – сделав очень серьезное лицо, каким-то не своим голосом сказал Цугаринов, – и более того, Саша, теперь личные счеты с Ходжаевым есть и у тебя.
Саша удивленно вскинул брови.
– Старик велел мне передать тебе, что Катюша твоя у Ходжаева.
– Что? – вскрикнул Саша и лицо его мгновенно исказилось, – что вы сказали?
– По нашим совершенно точным данным, Катюша твоя жива-здорова и является личной пленницей и собственностью господина главного террориста, он ее только что вместе с сотней других красивых невольниц приобрел для своего дома в Эр-Рийяде, приобрел на Интернет-аукционе, на знаменитом андижанском торжище рабынь.
У Саши ком подкатил к горлу.
– Мне поручено тебе это передать, Саша, – сказал Цугаринов, – мы сочувствуем тебе, Катюша в положении, мы в курсе. Мы понимаем, каково тебе…
В портал въезжали молча.
Бетонка притиралась здесь к скале и алюминиевые будки с охранниками, выкрашенные в коричнево-белый полосками камуфляж, почти сливались с каменной стеной, так же почирканной снежно-белыми вертикальными полосками.
Вышедший к ним начальник КТП заглянул вовнутрь УАЗика, увидев Цугаринова, молча кивнул и сделал шаг назад.
Шофер включил первую и машина поехала мордой прямо в скалу…
Но вот часть каменной стены внезапно сдвинулась в сторону, открыв черное пространство входа в самый секретный мир… Туда, где теперь сосредоточилась надежда России.
УАЗка въехала в тоннель и гулко шурша шинами по бетону, помчалась по выложенной тюбингами трубе – такой знакомой для пассажиров московского и питерского метро трубе перегонного тоннеля, как будто следующей станцией сейчас объявят Автово или Краснопресненскую. …
Лифт опустил их на шестой горизонт.
– Старика не обижай и вообще, держи хвост пистолетом, – пнув Сашу в спину, напутствовал его Цугаринов.
Прошли по коридору.
Охрана, узнавая Цугаринова в лицо, всюду пропускала их.
Дверь без таблички и без номера – стальная дверь, каких в этом коридоре не менее полу-сотни…
Цугаринов открыл ее перед Сашей и молча – пропустил первым внутрь.
– Здравствуй, Мельников, – Старцев поднялся со стула и протянув Саше руку, сделал шаг ему навстречу.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – ответил Саша.
Сашино лицо, не смотря на напутствия Цугаринова было напряжено…
Расстрельное дело – в час "Ч" не выйти на связь и заняться личными делами.
– Ну что, пропащий! – добродушно крякнул Старцев, обнимая Мельникова, – Родину позади жены поставил?
– Простите, товарищ генерал, – смущенно отводя глаза, сказал Мельников.
– Бог простит, – назидательно заключил Старцев, – ты, дурачина в том неправ, что Родину и жену разделил в своей голове, а эти два понятия должны быть для бойца нераздельными, понял?
– Понял, товарищ генерал, – кивнул Саша, сглатывая слюну.
– Ни хрена ты еще не понял, – махнул рукой Старцев, – только в команде ты можешь победить, а ты волком-одиночкой хотел, эх ты! ….
Булыгин-Мостовой выглядел вальяжным, довольным собою умным модником.
Баринов про Булыгина-Мостового как-то сказал – Dedicated follower of fashion.
Хотя сам Булыгин-Мостовой про Баринова не единыжды говорил, что тот -пижон.
Теперь они сидели в студии, как те самые голубки и довольные собою, своими умами и мыслями – ворковали.
– Но вернемся к нашим баранам, – сказал с экрана Булыгин-Мостовой, – арабы, как представители типично восточной культуры лишены ощущения времени. Для них все представление о достойной мужчины деятельности – это торговля или выполнение каких то менеджментских функций. Работа на производстве для араба постыдна и связана с внутренними страданиями. Мужчина в их понимании не должен работать на производстве – он должен руководить, торговать, быть полицейским или военным – то есть, представлять власть. И вот из числа тех, кто в первое время был вынужден работать на конвейере, выделился слой менеджеров и своей элиты, которая выполняет природные функции руководить и торговать.
– Да, важный момент! – согласился Баринов, это означает, что в цивилизации, араб только потребитель ее благ, но не производитель, а это значит…
– А это значит, – кивнул Булыгин-Мостовой, – а это значит, что завоевав Европу, они не смогут поддержать того райского состояния цивилизации, того Парижа и того Лондона, благами которых они так любят пользоваться.
– Да, – радостно подхватил Баринов, – араб должен только пользоваться. Настоящий мужчина себя работой не утруждает. Работать должна женщина, а он – должен быть начальником. И если количественный порог присутствия мусульман в Европе будет перейден, то экономика Европы просто рухнет, потому что с проникновением мусульман в менеджмент, начнется коррупция, еще хуже чем в Киргизии, Азербайджане и так далее. Представьте себе, если переселить азербайджанскую элиту в Москву, что будет? Коррупция усилится в десятки раз, и все закончится резней. И рано или поздно, Европа превратится в какое то Марокко или Ливию.
– Вы правы, – согласился Булыгин-Мостовой, – как писал Шпенглер в Закате Европы – будут какие то феллахи и все вернется на какой то первобытный уровень. Все местные народы будут истреблены или выродятся.
– Да, – перебил собеседника Баринов, – арабы, захватив Европу не смогут сохранить ее в том блеске, в который ее привели трудолюбивые европейцы, Вот существует иллюзия, будто Рим с приходом варваров передал им – варварам высокую культуру… Будто, цивилизация сохранилась с заменой римлян варварами. Будто работали акведуки и водопроводы, сохранилась письменность и так далее. Все это чушь. В Италии до Атиллы было 25 миллионов человек. С приходом варваров, несмотря на гигантский приток населения… население сократилось до… пяти миллионов человек. В самом Риме до прихода варваров было два миллиона, а осталось… четыре тысячи. И Рим превратился в большую деревню, где паслись козы, потому как некому стало следить за городским хозяйством. Был утерян секрет организации жизни в большом мегаполисе.
