В полдень тенью и миром полны переулки.

Я часами здесь сонно слоняться готов,

В аккуратных витринах рассматривать булки,

Трубки, книги и гипсовых сладких Христов.

Жалюзи словно веки на спящих окошках,

Из ворот тянет солодом, влагой и сном.

Корпорант дирижирует тростью на дрожках

И бормочет в беспомощной схватке с вином.

Вот Валькирия с кружкой… Скользнешь по фигуре,

Облизнешься – и дальше. Вдоль окон – герань.

В высоте, оттеняя беспечность лазури,

Узких кровель причудливо-темная грань.

Бродишь, бродишь. Вдруг вынырнешь томный к Неккару.

Свет и радость. Зеленые горы – кольцом,

Заслонив на скамье краснощекую пару,

К говорливой воде повернешься лицом.

За спиной беглый шепот и милые шашни.

Старый мост перекинулся мощной дугой.

Мирно дремлют пузатые низкие башни

И в реке словно отзвуки арфы тугой.

Вы бывали ль, принцесса, хоть раз в Гейдельберге?

Приезжайте! В горах у обрыва теперь

Расцветают на липах душистые серьги

И пролет голубеет, как райская дверь.

Печаль и боль в моем сердце,

Но май в пышноцветном пылу.

Стою, прислонившись к каштану,

Высоко на старом валу.

Внизу городская канава

Сквозь сон, голубея, блестит.

Мальчишка с удочкой в лодке

Плывет и громко свистит.

За рвом разбросался уютно

Игрушечный пестрый мирок:

Сады, человечки и дачи,

Быки, и луга, и лесок.

Служанки белье расстилают

И носятся, как паруса.

На мельнице пыль бриллиантов,

И дальний напев колеса.

Под серою башнею будка

Пестреет у старых ворот,

Молодчик в красном мундире

Шагает взад и вперед.

Он ловко играет мушкетом.

Блеск стали так солнечно-ал…

То честь отдает он, то целит.

Ах, если б он в грудь мне попал!

За чаем болтали в салоне

Они о любви по душе:

Мужья в эстетическом тоне.

А дамы с нежным туше.

«Да будет любовь платонична!» —

Изрек скелет в орденах.

Супруга его иронично

Вздохнула с усмешкою: «Ах!»

Рек пастор протяжно и властно:

«Любовная страсть, господа,

Вредна для здоровья ужасно!»

Девица шепнула: «Да?»

Графиня роняет уныло:

«Любовь – кипящий вулкан…»

Затем предлагает мило

Барону бисквит и стакан.

Голубка, там было местечко —

Я был бы твоим vis-à-vis[3] —

Какое б ты всем им словечко

Сказала о нашей любви!

      В облаках висит луна

Колоссальным померанцем.

В сером море длинный путь

Залит лунным, медным глянцем.

      Я один… Брожу у волн.

Где, белея, пена бьется.

Сколько нежных, сладких слов

Из воды ко мне несется…

      О, как долго длится ночь!

В сердце тьма, тоска и крики.

Нимфы, встаньте из воды,

Пойте, вейте танец дикий!

      Головой приникну к вам,

Пусть замрет душа и тело.

Зацелуйте в вихре ласк,

Так, чтоб сердце онемело!

      Этот юноша любезный

Сердце радует и взоры:

То он устриц мне подносит,

То мадеру, то ликеры.

      В сюртуке и в модных брючках,

В модном бантике кисейном,

Каждый день приходит утром,

Чтоб узнать, здоров ли Гейне?

      Льстит моей широкой славе,

Грациозности и шуткам,

По моим делам с восторгом

Всюду носится по суткам.

      Вечерами же в салонах,

С вдохновенным выраженьем,

Декламирует девицам

Гейне дивные творенья.

      О, как радостно и ценно

Обрести юнца такого!

В наши дни, ведь, джентльмены

Стали редки до смешного.

Море дремлет… Солнце стрелы

С высоты свергает в воду,

И корабль в дрожащих искрах

Гонит хвост зеленых борозд.

У руля на брюхе боцман

Спит и всхрапывает тихо.

Весь в смоле, у мачты юнга,

Скорчась, чинит старый парус.

Сквозь запачканные щеки

Краска вспыхнула, гримаса

Рот свела, и полон скорби

Взгляд очей – больших и нежных.

Капитан над ним склонился,

Рвет и мечет и бушует:

«Вор и жулик! Из бочонка

Ты стянул, злодей, селедку!»

Море дремлет… Из пучины

Рыбка-умница всплывает.

Греет голову на солнце

И хвостом игриво плещет.

Но из воздуха, как камень,

Чайка падает на рыбку —

И с добычей легкой в клюве

Вновь в лазурь взмывает чайка.