— Нет, — качает головой Мила. — Не устраивает.

— Тогда ты сейчас ведешь себя тихо, выполняешь все рекомендации, принимаешь лекарства и слушаешь врачей. И закрываешь свой поганый рот, — я борюсь с собой, чтоб не врезать этой девке. Все же она беременная моим ребенком. Нашим. Нашим с Богданом ребенком. — Еще раз услышу, что ты что-то болтаешь обо мне или всей этой ситуации, я сама расторгну с тобой договор. Поняла?

— Поняла, — кивает Мила. Я разворачиваюсь и выхожу из палаты в гробовой тишине, и лишь в коридоре меня догоняет муж.

— Аня, ты сейчас меня не то что удивила, ты меня сейчас шокировала, — говорит мужчина, а у него во взгляде промелькнуло восхищение. — Ты реально бы так сделала?

— Нет, но ей об этом знать не нужно. Я не позволю, чтобы наш малыш хоть на мгновение подумал, что он нам не нужен, — меня отпускает нервное напряжение, и я оседаю на диванчик, что так вовремя оказался у стены.

Приходила я в себя после разговора с Милой пару дней. Оказывается, он для меня тоже был эмоционально тяжелым. Муж хотел отправить меня на сохранение, но я отказалась. Не хотела, чтобы эта прохиндейка злорадно усмехалась, видя меня в соседней палате. А что мы пересечемся, будучи в одном больничном крыле, к гадалке не ходи.

В общем, я отлеживалась дома под присмотром мамы. Да, я осталась у мамы. Вроде и помирились мы, и на наши отношения взглянули под другим углом, но я не хотела ехать в нашу квартиру. И это однозначно беспокоило Богдана.

— Как ты? — муж сидел на тесной кухне и смотрел на меня взглядом побитого кота.

— Ты мне лучше скажи, как Мила? — я поставила перед мужем ужин и чай. Как-то так повелось с момента нашего возвращения из санатория, что Богдан заезжал ко мне, я его кормила ужином, и после он ехал в нашу квартиру. Глупость несусветная, но я решила не идти против себя, а поддаться эмоциям. А эмоции подсказывали мне не ехать домой.

— Мила со дня на день должна родить, — по лицу Богдана видно, что он переживает. Он с тревогой всматривается в мое лицо. — Почему ты не хочешь возвращаться домой? Ты сомневаешься во мне? Что происходит, Ань?

— Я не сомневаюсь, — я села за стол и отвела взгляд в сторону. Сложно смотреть в глаза мужа, когда он задает такие вопросы, на которые ответы даже я сама себе дать не в состоянии. — Я просто не знаю.

— Объясни, прошу, — и столько страдания в его голосе, что у меня рвется сердце на части от вида его переживаний за меня.

— Прости, это все так сложно. Но вот какая-то часть меня не хочет возвращаться. И я не знаю толком почему. То ли не чувствую эту квартиру своей, то ли не чувствую себя в безопасности, я не знаю, — слезы брызнули из глаз. Я стала такой плаксивой и эмоциональной, что порой даже сама не знаю, что от себя ожидать.

Муж пересаживает меня к себе на колени и пытается утешить, убаюкать как ребенка. На кухне мамы тесно, и даже нам двоим мало места. Этот кухонный уголок еще мохнатых годов готов рухнуть под нами.

— А давай купим дом? — вдруг выпаливает мужчина. — Мы же давно хотели и мечтали. Сейчас у нас будет большая семья, и места понадобится больше.

— Отличная идея! — именно на этой фразе в комнату вошла моя мама, а я смущенно сползла на соседнее место с колен мужа. Мы уже столько лет женаты, скоро будет ребенок, да еще и не один, но я по-прежнему стесняюсь проявлять чувства при посторонних.

— Вот и твоя мама поддерживает, — усмехнулся Богдан, довольно улыбаясь. А я как-то растерялась. Я же и в самом деле хотела дом, но мы решили с Богданом, что пока нам и квартиры хватит. Ему ближе на работу ездить, и все же дом как-то предполагает жизнь за городом, а я тогда еще не совсем была готова к загородной тишине. А сейчас, видимо, готова, потому что довольно улыбнулась. А почему бы и нет!

— А давайте, — я махнула рукой, словно мне предлагали что-то рискованное и опасное, а не приобретение загородной недвижимости.

Весь вечер мы выбирали дом, и мама принимала деятельное в этом участие. К слову, ее практический опыт был довольно ценен. Уже довольно поздно, мама ушла спать, а я предложила мужу остаться у нас. Не хотела почему-то отпускать его одного в квартиру, да и он не особо и рвался. Мы проболтали добрую часть ночи, как когда-то, и уснули в объятиях друг друга.

Утром Богдан встал пораньше, чтобы успеть заехать в квартиру, переодеться в свежую одежду и вернуться сюда. Мы договорились, что поедем в детский дом знакомиться с Петей. Да и с директрисой Инной Анатольевной пора уже пообщаться лично. Мы заехали в супермаркет и накупили гостинцев для детей. Брали все, что мне приглянулось: от игрушек и сладостей до канцелярии и одежды.

Всю дорогу я морально настраивала себя, но все равно оказалась не готова к тому, какими глазами на меня смотрели дети. С потаенной надеждой, что ли, от которой начало щемить в груди, и я усиленно заморгала, смаргивая слезы.

Инна Анатольевна встретила нас вполне доброжелательно, но, как мне показалось, настороженно. Она поблагодарила нас за подарки, но даже после этого ее настороженность не исчезла. Я обратила внимание, что она задержалась взглядом на моем округляющемся животе. После чего вежливо и вопросительно уставилась на нас.

— Мы хотели бы усыновить мальчика из вашего детского дома, — чувство неловкости, словно я делаю что-то плохое, не отпускает. Может, из-за того, что мы сперва не узнали: а хочет ли Петя, чтобы его усыновили? А может, потому, что взгляд директрисы становится колюче-холодным.

— Какого мальчика? — женщина сцепляет пальцы в замок, а я бросаю взгляд на мужа. — Малыши у нас есть, хотя, я так понимаю, вам не малыш нужен, а ребенок постарше. И, наверно, не усыновление, а опека, — и Инна Анатольевна выразительно мазнула взглядом мне по животу.

— Да, вы правы, нам нужен не малыш, а ребенок постарше, — говорит Богдан, но его тоже удивила перемена в тоне и голосе директора.

— Как я и думала, — усмехается женщина, — только обычно хотят взять под опеку девочек, — мы с мужем удивленно переглянулись. Я не понимаю, к чему клонит женщина, и недоуменно смотрю на нее, отдавая инициативу в разговоре мужу.

— Девочек? — я растерянно повторила, не совсем понимая, к чему клонит директриса. А вот муж, видимо, сразу понял, что к чему.

— Давайте я вам объясню все, а то вижу, у вас сложилось превратное о нас мнение, — Богдан усмехнулся. — Я владелец очень хорошей клиники. Доход у нас в семье позволяет нанять няню, если она нам когда-то понадобится, а не брать под опеку ребенка для этих функций, — мужчина замолчал и строго посмотрел на Инну Анатольевну. — Моя жена познакомилась в пункте приема вторсырья с мальчиком по имени Петр и, пообщавшись с ним какое-то время, захотела предложить ему стать членом нашей семьи, — я не ожидала, что муж будет говорить такие слова. Они прозвучали довольно весомо и основательно. Я с восхищением посмотрела на него. — Мы не знаем, захочет ли мальчик войти в нашу семью, но мы были бы очень рады, если бы он захотел. И мы хотим именно усыновить мальчика, а не брать под опеку.

— Зачем вам это надо? — директриса лишь кивнула на выпад мужа и откинулась на спинку стула. Сейчас она откровенно нас сканировала взглядами. Она искала подвох, это однозначно.

— Мы хотим дать семью мальчику, — я смотрю прямо на женщину. Мне скрывать нечего.

— А вы понимаете, что ребенок — это не игрушка? — Инна Анатольевна сжала челюсть и сурово уставилась именно на меня. — Его обратно не сдашь, когда надоест.

— Я отдаю себе отчет, — отвечаю и стараюсь, чтобы мой голос не дрожал так предательски.

— А вы знаете, как страдает детская психика, если ребенок понимает, что не нужен в новой семье? — директриса, похоже, думает, что сможет прогнуть меня. Убедить или хотя бы заставить усомниться.

— Если вы намекаете про нашу семью, то этот мальчик нам нужен, — я стараюсь держать себя в руках.

— У вас родится ребенок, вы будете поглощены им, и на подростка времени уже не будет хватать, — решила расписать нам наше будущее директриса. — Тут свои дети при рождении малыша чувствуют, что их подбросили, а это приемный.