В итоге мы собрались за столом без Богдана и без настроения. Я была напряжена, а Петя, который вроде и слышал все наши разговоры про Милу и малыша, но никогда ничего не спрашивал, решил проявить любопытство.

— А как так вышло с этой девушкой? — поинтересовался паренек.

— Что именно? — я не знала, понял ли мальчик, что Мила — суррогатная мать нашего ребенка, или нет.

— Ну, что девушка эта, Мила, хочет отказаться от ребенка? — видимо, этот вопрос очень затронул детскую душу. Несмотря на жизненные испытания, что выпали ему в его юном возрасте, и то, что он смотрел на жизнь прагматично, Петя все равно оставался ребенком.

— У Богдана в больнице есть такая услуга, — я решила попытаться объяснить. — Если семья хочет завести ребенка, но не может этого сделать, то другая женщина его им родит.

— Так эта Мила — это суррогатная мать вашего ребенка? — я думала, глаза у паренька вывалятся из орбит, настолько сильно он их выпучил.

— Да, получается, что так, — я решила, что не стоит посвящать Петра во все подробности. Оставим, так сказать, все это за кадром. — А ты что думал? — мне стало интересно, что же предположил мальчик.

— Я думал, что она захотела отказаться от ребенка, а вы решили забрать его, — объясняет Петя, — как меня.

— Мы тебя забрали, потому что после того разговора ты не шел у меня из головы, — я вспомнила те мои посещения пункта приема вторсырья. — Я не знаю почему, но ты запал мне в душу.

— Это хорошо, потому что, даже если вы передумаете и захотите меня вернуть в детский дом, я все равно не уйду, — Петя усмехается. Понятно, что мальчик шутит. Но, как известно, в каждой шутке всего лишь доля шутки, а все остальное — потаенная правда, которую мы боимся сказать вслух и потому выдаем за шутку.

— А почему? — моя мама смотрела на мальчика с такой материнской любовью, что если бы кто-то увидел этот взгляд, то подумал бы, что бабушка любуется и гордится внуком.

— Ну что ж, я дурак, что ли? — смеется Петя и берет с тарелки колбасу, закидывает ее в рот. — У меня своя комната, свой телевизор, новый телефон и куча шмотья. Кормят как на убой, дом за городом, на уроки возит водитель, — перечисляет мальчик.

— И все? — моя мама смотрит с хитринкой.

— А еще у меня свои собственные родители, — вдруг посерьезнел Петя. — Спасибо! — мальчик вдруг рванул ко мне и моей маме и обнял нас, стараясь через силу объятий передать, насколько он нам благодарен. — Бабушка, — совсем тихо прошептал Петя.

— Ой, ладно тебе, — моя мама, растроганная моментом, вытерла выступившие слезы. — Хороший ты мальчик, — сказала женщина и, встав, вышла из-за стола.

— Ты не переживай, — пытается успокоить меня мальчик. — С вашим ребенком все будет хорошо. И с этой девушкой тоже.

— Раз уж ты назвал нас родителями, может, все-таки оформим усыновление, а не опекунство? — я тоже вытерла слезы. Умеет мальчишка вывести на эмоции. Но зато спало нервное напряжение, и стало значительно легче ждать. Словно действительно появилась уверенность в благополучном исходе.

— Э-э-э, нет! — Петя даже пальцем погрозил мне. — Все, как договаривались. Одно другому не мешает, — усмехается паренек. — Я, может, уже придумал, куда их потрачу.

— И что же ты придумал? — мне даже стало интересно, чего так сильно хочет ребенок, который так неожиданно стал мне близким и родным. Который за это непродолжительное время стал мне другом и сыном.

— Хочу, чтобы такие же, как и я, дети учились рисовать, — вдруг выдает Петр.

— Ты хочешь их пожертвовать в какой-то фонд? — я немного не поняла мысль мальчика. — В художественную мастерскую?

— Нет, — мальчик качает головой. — Я хочу создать школу, в которую сможет прийти детдомовец, и его научат рисовать бесплатно.

— А кто тебя учил рисовать? — удивительно, но за все это время мы с Петей так и не обсудили этот вопрос. Хотя нам, наверное, очень много вопросов еще предстоит обсудить.

— Сам научился, — Петя пожимает плечами. — Ролики в интернете смотрел и повторял.

— У тебя очень хорошие работы, — я вспомнила рисунки, что показывала нам директриса. — Это анимэ?

— Да. Вам действительно понравилось? — Петя удивленно посмотрел на меня. Пока мы разговаривали, перешли в гостиную и уселись на диван.

— Да, очень, — я кивнула. — У тебя определенно талант.

— А Инна Анатольевна говорила: мне к психиатру надо, — и мальчик рассмеялся.

— А почему ты не рисуешь? — мне было так интересно болтать с подростком. К нам присоединилась моя мама, которая выходила во двор погулять. Ей очень нравился дом и двор. Когда она его увидела, то сразу одобрила. Только переезжать отчего-то отказалась к нам. Сказала, что будет часто-часто приезжать в гости, но жить с нами не будет на постоянке. У нас своя семья и жить мы должны своей семьей. Видимо, боялась, что помешает нам. Но Богдан сказал, что продается соседний маленький участок и что он уже договорился его купить. Он сказал, что построит для моей матери домик поменьше. Чтоб ей было хорошо и она была всегда рядом. После той ситуации с давлением я боялась ее потерять. Я стала остро ценить время, проведенное с мамулей, и не хотела ни дня упустить.

— Да так, — смутился мальчик. Он вообще напоминал мне лук или капусту, которые надо слой за слоем очищать, чтобы добраться до сути. Он был закрытым и довольно холодно-отстраненным, когда только мы его забрали, сейчас он заявил, что мы его родители. Через пару недель мы подпишем документы и станем официально опекунами Пети. И мальчик переедет полностью сюда. Сейчас же он бывает с нами часто, но все же не весь день. И у меня сложилось впечатление, что в детском доме его настраивают против нас. Потому что после детдома он приезжает каким-то настороженным и отстраненным. И лишь спустя какое-то время оттаивает и становится самим собой. И так каждый раз.

— Тебе что-то плохое говорят про нас? — я решилась спросить. Думала, он сам расскажет, но, видимо, Петя не решился пока.

— Инна Анатольевна сказала, что, если я продолжу рисовать своих чудиков, вы подумаете, что я больной, и откажетесь от меня, — мальчик произнес это, смотря на огонь в камине.

— Ты же знаешь, что это не произойдет? — я внимательно смотрю на Петю.

— Я не понимаю, почему вы меня выбрали, — паренек словно намеренно избегает ответа на мой вопрос.

— Мне так подсказало сердце, — я не знаю, что ответить на этот вопрос. Я и сама думала и гадала, почему вдруг возникло желание забрать этого мальчика в нашу семью. И единственное объяснение, что приходило на ум, — то же самое, что я сказала Пете. Мне так подсказало сердце. — Так ты будешь снова рисовать?

Петя встал и пошел к своему рюкзаку, что лежал на тумбе в прихожей. Он порылся и достал из него тетрадь на кольцах. Я с любопытством смотрела на него. Он полистал ее и, открыв на каком-то рисунке, протянул ее мне. Я посмотрела на страницу и обомлела. Там был мой портрет, нарисованный карандашом. Простым карандашом, но так четко и красиво, словно профессиональная работа. На руках у меня была девочка, и мы улыбались.

— Это тебе, — как-то смущенно произнес Петя.

— Спасибо, — я расплакалась, и именно в этот момент зазвонил телефон. Я сразу поняла, что это Богдан.

— Да, — я схватила его и замерла в ожидании.

— Все хорошо, родила, — ответил муж. — Мальчик, пятьдесят два сантиметра и три семьсот пятьдесят.

— С ним все хорошо? Он здоров? — я боюсь услышать что-то плохое.

— Здоров, — на выдохе произносит Богдан.

Сегодня я приехала домой с крошкой дочкой на руках. Меня торжественно встречали Богдан с маленьким Демидом, Петр и моя мама.

Роды прошли хорошо, я бы даже сказала легко, хотя мне не с чем сравнивать. Я сужу по комментариям врачей, которые их у меня принимали. К слову, роды у меня начались в день, когда мы подписали документы на опекунство Петра и на усыновление Демида.

Мила отказалась от ребенка, и у нас не возникло никаких проблем с тем, чтобы в тот же день забрать малыша домой. Мы выплатили все причитающееся ей вознаграждение и понадеялись, что никогда больше ее не увидим. Адвокат подготовил документы, и все было подписано вовремя. Но спустя несколько месяцев, когда мы и думать позабыли про эту дамочку, явилась мать Милы и потребовала вернуть ее внука. Оказывается, произошла трагедия, и девушка погибла. Ее сбила машина. И когда ее мать разбирала документы дочери, то нашла договор, что девушка заключала с Богданом. Прикинула все, нашла медицинские документы и явилась к нам со своими абсурдными требованиями. Она сперва потребовала вернуть ребенка, затем были попытки шантажа, а затем и вовсе угрозы. Как итог, несолоно хлебавши она ушла, но обратилась в полицию и суд. Эта тяжба заняла весь срок до моих родов. В тот знаменательный день мы получили решение суда, где Демид окончательно стал нашим сыном. А вечером у меня отошли воды. Видимо, дочь все ждала, пока закончится эта эпопея.