— Ну, что, друзья, наш путь лежит на восток! Нас ждут дома! — пафосно произнёс профессор. — Ах да…

Старик обернулся, щёлкнул пальцами, и первым вышел под дождь. А за его спиной разом лопнули сферы и загудело пламя большого пожара, охватывающего демонический замок.

Ватага Чэча

Цепляясь рукой за всё, что только можно, Угез выбрался из фургона на облучок и перевёл дух. Ходьба по покачивающемуся, пусть и плавно, благодаря отличным рессорам, полу давалась ему ещё с трудом. Отвык за столько лет, а тут ещё деревяшка вместо ноги, на которую приходится с опаской опираться. С ней по земле-то не ходишь, а шкандыбаешь, а уж при такой качке.

Но больше возницу напрягало, не позволяя расслабиться, опасение, что он может неловко грохнуться на виду у мужиков. Не, понятно, что шутить или, того хуже, глумиться никто из них не будет. Даже встать помогут в случае чего, — народ в ватагу подобрался неслучайный, давно друг другу всё доказавший и уважавший близких не только за силу. Вон, парни, хотя на много лет старше Миклуша, слушаются его с полуслова не потому, что он считается названным сыном их пропавшего бугра, а зато, что многое знает и умеет, хотя его опыт в бродяжьем деле всего-то месяца на три побольше будет, оказывается.

Прохладный влажный воздух приятно холодил распаренное в жарком от топящейся печки фургоне лицо. Но хотя внутри уютно и тепло, здесь на облучке, несмотря на прохладу и капли дождя, залетающие под полог, ему было привычнее. «Комфортно», — проговорил про себя возница, смакуя непривычное слово, услышанное как-то в трактире Толстого Жана. Раньше он о таком комфорте и мечтать не мог. Одна тарелка горячей мясной похлёбки чего только стоит, ради которой не надо вставать на привал, искать дрова, потом приготовить, и только часа через два-три поесть. А здесь… Всё на ходу, фургон даже не остановился ни разу.

Понаслаждавшись ещё немного мгновением, недолго, — удара два, вдруг застучавшего быстрее, сердца, Угез смутился, как мальчишка, пойманный подглядывающим за переодевающими соседскими девчонками. Пока он тут кайфует, в кресле за вожжами борется с усталостью и сном Джок.

Как только Агееч громко сообщил всем, что ужин готов: «Извольте жрать, пожалуйста», Полусотник решил закончить истязание молодняка и объявил о завершении пробежки. Молодёжь разразилась тихими воплями благодарности небу. Больше всех усердствовал долговязый, за что и был оставлен Иваном на облучке подменить возницу, пока тот будет ужинать. «Если и радуешься чему-то в рейде, делай это тихо, еле слышно. Усёк?». Угез попытался было возразить, мол, пусть пацаны сначала поедят… Но замолчал, прерванный взглядом Полусотника. Позже, за ужином суровый наставник, шёпотом, чтобы не слышал напарник Джока Гнак, сидящий около печки, пояснил своё решение:

— Он пока, после тренировки, ещё держится, а тут в тепле его совсем разморит. А после этого выходить к тебе на смену, совсем мука будет. Пусть уж сейчас потерпит, а потом сразу спать ляжет.

Эти слова заставили, чуть опешившего, Угеза работать ложкой шустрее. А когда он, доев, пошёл к печке, чтобы помыть за собой тарелку в ведре с водой, мелкий гоблин поинтересовался:

— Добавки? Нет? Тогда оставь тарелку, я сегодня дежурный по кухне, — помою.

— Да я сам могу помыть. — Опешил возница.

— Ещё намоешься, когда твоя очередь дежурить придёт. А если поел, иди лучше Джока смени. А сбитень, как заварится, я тебе сам на облучок принесу, вместе с бутербродами.

Что тут скажешь? В каждой ватаге свой уклад.

— Вставай, парень, смена пришла. Иди отдыхай.

Сонно кивнув, Джок поднялся.

— Пост сдал.

— Пост принял, — ответил Угез, уже не удивляясь почти армейским порядкам, в обычной с виду ватаге бродяг.

— Подтверждаю. — Кивнул Джок. — Спокойной вахты.

— И тебе хорошего отдыха, парень.

— Хоро-ошо. — Плюхнувшись в левое кресло, протянул Угез. — Хорошо!

Как ни комфортно и тепло сейчас было внутри фургона, здесь на облучке было привычнее, а значит, — хорошо. И пусть шальные капельки бушующего ливня, залетают под навес, то дело привычное. Да и широкие поля шляпы хорошо защищают от дождя. А совсем уж шальные капли, попавшие на лицо, и утереть можно, не в первый раз.

Но всё же сначала дело. Глубоко вздохнув сырой бодрящий воздух, Угез мысленно потянулся к Бурому, мерно шагавшему в первой двойке, прислушался к его ощущениям. Матёрый бык мерно передвигал копытами по дороге, не обращая особого внимания ни на дождь, ни на мелкие то и дело попадающиеся лужи под ногами. Угез почувствовал, что несмотря на кажущееся спокойствие, бык регулярно прислушивался к тому, что происходит за, казалось бы, всё поглощающим шумом ливня. Но пока ничего не встревожило вожака маленького стада. А раз не его ничего не тревожит, то и Угезу бояться нечего.

Разорвав связь, возница открыл глаза и вовремя. Сзади послышался шелест отодвигаемой шторы, отделяющей облучок от внутренней части фургона. Обернувшись, он увидел осторожно, из-за того, что в обеих руках держал большие чашки с парящим сбитнем, выбирающегося наружу Миклуша.

— Не помешаю, дядя Угез? — поинтересовался пацан, протягивая одну чашку вознице.

— Чем? — удивился тот. — Места много, садись, куда вздумаешь. Только я думал, что ты устал, как парни, и после ужина спать завалишься.

— Устал, — согласился Миклуш, — только спать всё равно не хочется, а мне здесь сидеть нравится, — на дорогу смотреть, быков чувствовать.

— Парень, да так тебе все тайны возниц открыться могут. — Улыбнулся Угез. — А это, поверь, для будущего бугра так же важно, как и знание аномалий и монстров, скрывающихся за стеной дождя.

Прозвучало немного напыщенно, но Угез почти слово в слово повторил слова одного из своих старых учителей возничному делу, услышанные ещё тогда, когда сам был чуть старше сидящего напротив пацана. Миклуш аж вскинулся, в его глазах вспыхнули звёздочки, лучащиеся совсем ещё детским любопытством. Подавшись к вознице, он быстро зашептал:

— Дядя Угез, а ты про Приходящих с ливнем знаешь? Расскажешь? А то дед Агееч с дядей Иваном только ругаются и выпороть грозятся. — Шмыгнул носом пацанёнок.

— Миклуш, — возница, тоже подавшийся вперёд, зашептал в ответ, — ты же знаешь, что о таких вещах можно говорить только в трактирах за толстыми стенами? А на улице и, особенно, в пустоши нельзя.

— Знаю. — Вздохнул тот. — Но думал, что это… пред-рас-суд-ки.

— Чего? — Не понял Угез.

— Предрассудки, так отец говорит. Это когда люди верят в то, чего нет.

— Понятно. — Возница улыбнулся, откинулся на мягкую спинку удобного кресла и допил остатки сбитня из чашки. — Не знаю, предрассудки это или нет. Но Приходящие с ливнем действительно существуют. Хотя и сказок с байками про них напридуманно немало.

— Не расскажешь. — Разочарованно сделал свой вывод мальчишка, тоже выпрямляясь в кресле.

Угез задумался, — пацан ему нравился своим желанием узнать новое о секретах пустоши. К тому же неплохо обращался с быками, даже умений несколько нужных было. А это его: «Бугор должен всё уметь…» А почему бы и не рассказать? Его же когда-то вот так же, поздними вечерами, ветераны в дороге наставляли. И, можно смело сказать, Угез стал одним из лучших возниц в этом краю Проклятой пустоши. «Пусть и ущербным. Так это, надеюсь, пока».

— Миклуш, тебе же с быками возиться нравится?

— Да. — Согласно кивнул мальчишка, ещё не понимая, куда клонит возница.

— И быками в дороге управлять приходилось?

— Конечно, они меня, после отца, лучше всех слушаются. Поэтому и управлять доверяют.

— Вот. Можно сказать, что ты уже настоящий возница. А возница чем от обычного бродяги отличается?

Заинтересованный Миклуш, снова подавшийся вперёд, пожал плечами и предположил:

— На облучке сидит, фургоном правит, когда остальные отдыхают.

Угез согласно кивнул:

— Правильно. Это в вашей ватаге мне спальное место внутри фургона выделили. Это потому, что ватага не очень большая и фургон хороший, просторный, рассчитанный на народ с запасом. А в других ватагах или караванах вознице часто внутри фургона места нет. Да, это у вас вон чудо-печка, в дороге готовить можно, а остальным на ночёвку вставать надо, а в дороге сухарями только и давись. Потому часто мы, прямо тут на облучке или под фургоном, спим и едим. А порой, если срочно куда добраться надо, возница может и сутками не спать. Это тяжело. Вот и приходится себя чем-то развлекать. А какие в дороге ночью развлечения? Только разговоры. О чём только не судачат в дороге, порой даже о том, о чём вспоминать-то опасно, как, например, о Приходящих с ливнем. Вспоминать опасно, но интересно же. Вот и нашли пытливые умы способ один, когда и поболтать можно, и нечисть при этом всякую не привлекать.