Она не проснулась, но во сне улыбнулась, почувствовав его прикосновение.

Он знал, что война ещё не окончена. Но он также знал, что теперь у него есть ради чего сражаться. Не ради долга, не ради мести. Ради будущего. Ради неё.

Тишина после битвы была оглушительной. Город зализывал раны, и Элинор, казалось, не находила себе места. Её энергия, подпитываемая адреналином, иссякла, оставив после себя дрожь в коленях и тяжёлое, липкое чувство опустошения. Она видела слишком много боли, слишком много страха.

Каэлан, напротив, казался, зарядился этой битвой. Его усталость была энергичной, целеустремлённой. Он был в своей стихии — стратег, защитник, лидер. Но теперь, глядя на Элинор, он видел не союзницу, а женщину на грани срыва.

Он нашёл её в маленькой молельне при резиденции — месте, куда, как он думал, она никогда не заходит. Она сидела на холодной каменной скамье, сгорбившись, и просто смотрела на пламя свечи.

— Он гаснет, — прошептала она, не поворачивая головы. — Моё тепло. Я чувствую, как оно уходит. Я отдала его всем, а теперь внутри пустота и холод.

Каэлан медленно подошёл и сел рядом. Он не касался её.

— Ты отдала его, чтобы спасти других. Это не слабость. Это сила, которую я никогда не понимал до тебя.

— А что, если они вернутся? — голос её дрожал. — Что, если я больше не смогу? Что, если моего дара не хватит?

— Тогда мы будем сражаться без него, — твёрдо сказал он. — Но ты не одна, Элинор. Твоя магия — не единственное наше оружие.

Он помолчал, глядя на то, как её пальцы бессильно лежат на коленях.

— Есть кое-что, что я должен тебе показать. То, что показывал лишь немногим.

Он привёл её в глубь цитадели, в потайную комнату за его кабинетом, вход в которую был скрыт за движущейся книжной полкой. Это была не комната, а пещера, вырубленная в скале, на которой стояла крепость. В центре помещения на каменном постаменте pulsовал мягким синим светом огромный кристалл. От него по стенам расходились прожилки такого же материала, словно кровеносная система всего замка.

— Сердце Лорайна, — тихо произнёс Каэлан. — Источник силы моей семьи. Он связан с землёй, с водами, с самим воздухом герцогства. Он даёт силу нашим магам, защищает наши границы. Но с годами его сила угасает. Атаки Таргариенов лишь ускорили этот процесс.

Элинор смотрела на кристалл, чувствуя его древнюю, могущественную энергетику. Но в этой энергии не было тепла. Она была строгой, неумолимой, как зимний ветер.

— Почему ты показываешь это мне? — спросила она.

— Потому что я чувствую, — он повернулся к ней, и его лицо в синем свете казалось загадочным и прекрасным. — Твоя магия… она другая. Она не берёт, как наша. Она даёт. Она не подчиняет, а исцеляет. Что, если… что, если именно такая магия нужна Сердцу? Не чтобы управлять им, а чтобы оживить?

Элинор с недоумением посмотрела на кристалл, потом на свои руки.

— Я… я не знаю, Каэлан. Я не могу…

— Попробуй, — попросил он, и в его голосе впервые зазвучала не уверенность полководца, а надежда. — Пожалуйста.

Она медленно приблизилась к кристаллу. Его сияние казалось холодным и отстранённым. Она закрыла глаза, как делала это всегда, и попыталась представить его тёплым. Представить, как свет становится не ледяным синим, а золотистым, как утреннее солнце. Она вкладывала в эту мысль всё, что у неё осталось, — всю свою заботу о людях, свою любовь к этому городу, своё зарождающееся чувство к человеку, стоящему за её спиной.

Сначала ничего не происходило. Потом она почувствовала, как её собственная, почти иссякшая энергия, встретила ответный импульс. Нежный, робкий поток тепла пошёл от её ладоней к кристаллу. Свет Сердца дрогнул, затрепетал. Синий цвет на мгновение смягчился, стал цветом летнего неба, и по всему помещению разлилось ощущение умиротворения и покоя.

Длилось это всего несколько секунд. Сила Элинор иссякла окончательно, и она бы рухнула, если бы Каэлан не подхватил её. Кристалл снова pulsовал своим холодным синим светом.

Но что-то изменилось. Воздух в пещере стал мягче. А на поверхности кристалла, прямо в том месте, которого касалась Элинор, осталась маленькая, едва заметная золотистая прожилка.

— Ты видела? — прошептал он, всё ещё держа её на руках.

— Видела, — она слабо улыбнулась. — Он был тёплым.

— Ты была великолепна, — его голос прозвучал совсем рядом, его дыхание касалось её губ.

Их взгляды встретились. Всё, что было между ними — боль, ненависть, недоверие, уважение, надежда — сплелось в один клубок, который мог развязаться только одним способом.

Он наклонился и поцеловал её.

Это был не нежный, завораживающий поцелуй. Это был поцелуй, полный голода, тоски и облегчения. Поцелуй тонущего, нашедшего твердую землю. Поцелуй воина, сложившего оружие. Элинор ответила ему с той же страстью, вцепившись пальцами в его плащ, боясь, что это сон, который вот-вот растворится.

Когда они наконец разомкнули губы, они дышали в унисон. Лоб Каэлана касался её лба.

— Я был слеп, — прошептал он. — Я видел в тебе лишь тень прошлого. А ты… ты будущее. Моё будущее. Прости меня.

— Больше нет прошлого, — ответила она, касаясь его щеки. — Есть только мы. И этот город, который нужно защитить.

В ту ночь она не вернулась в свои покои. Они провели её вместе, в его спальне, говоря, делясь воспоминаниями, страхами и надеждами. И для каждого прикосновения, для каждого поцелуя находилось своё место, своё оправдание и своя безграничная нежность.

Они заснули под утро, и впервые за многие годы сон Каэлана был без кошмаров. А сон Элинор наполнился теплом и чувством безопасности, которое она не знала с детства.

Утром их нашёл Гавейн. Если он был удивлён, обнаружив герцогиню в покоях герцога, то не подал виду. Его лицо было серьёзным.

— Ваша светлость, миледи. Флот Таргариенов не отступил. Они встали на якорь за пределами досягаемости наших катапульт. И к ним присоединились другие корабли. С флагами… — он запнулся, — с флагами с золотым фазаном на алом поле.

Каэлан резко выпрямился. Все остатки усталости и неги слетели с него.

— Дом Вальмон, — произнёс он с ненавистью. — Старые союзники Таргариенов. И… — он посмотрел на Элинор, — союзники вашего отца в его заговоре.

Элинор почувствовала, как по спине пробежал холодок. Теперь всё стало ясно. Это была не просто война. Это была месть. Месть за провалившийся多年前 заговор. И её присутствие здесь было не случайностью — оно было частью их плана. Возможно, они рассчитывали, что дочь предателя внесёт раздор в стан врага. Они не учли одного.

— Они не знают, что мы объединились, — тихо сказала она.

— Нет, — согласился Каэлан. — И это наше преимущество. Но сил у них теперь вдвое больше. Напрямую мы не выстоим.

Он принялся за работу, отдавая приказы, укрепляя оборону, отправляя гонцов в столицу за подкреплением, хотя понимал, что оно может не успеть.

Элинор наблюдала за ним, и в её голове рождался план. Безумный, отчаянный план.

— Их сила — в единстве, — сказала она, когда Гавейн удалился. — А что, если его разрушить?

— Что ты имеешь в виду?

— Дом Вальмон и дом Таргариен — союзники по необходимости, а не по дружбе. Они падальщики, слетевшиеся на добычу. Если посеять между ними семена недоверия… Если показать одному, что другой его предаёт…

Каэлан смотрел на неё с растущим интересом.

— Фальшивые письма? Подставной перебежчик?

— Не совсем, — улыбнулась она. — У меня есть кое-что ценное. Знание. Я выросла при дворе. Я знаю все их старые обиды, все тайные договорённости, все слабые места. Я знаю, как думает лорд Вальмон — он тщеславен и мнителен. А адмирал Таргариен — жесток, но прямолинеен. Он ненавидит интриги.

Она провела следующие несколько часов, составляя два письма. Первое — от имени лорда Вальмона к несуществующему союзнику, в котором он хвастался, что использует флот Таргариена как пушечное мясо, а после победы заберёт себе львиную долу добычи и лучшие земли. Второе — столь же фальшивое донесение от шпиона Таргариенов, в котором подробно описывалось, как Вальмон планирует устранить самого адмирала после взятия города.