Но граф Малькольм, наблюдавший за этим спектаклем из своего угла с ледяным спокойствием, только усмехнулся про себя. Публичное поражение лишь заставило его сменить тактику. Если нельзя ударить по Элинор directly, нужно найти её слабое место.

И он думал, что нашёл его. Её прошлое. А в прошлом был человек, о котором все забыли. Человек, который знал все secrets дома д’Арнель. Бывший управляющий её отца, пропавший без вести после скандала. Малькольм знал, где его искать. И знал, что тому есть что рассказать.

Игра только начиналась.

Следующие несколько недель были временем относительного затишья и напряжённой работы. Город отстраивался, под руководством Элинор и при поддержке Каэлана были запущены новые проекты — школа для одарённых детей из бедных семей, больница, где наряду с традиционными методами начали применять и её целительный дар.

Каэлан, вдохновлённый её успехом, всё больше внимания уделял внутренним реформам, а не только военной мощи. Их правление становилось настоящим партнёрством — он был стратегом и защитником, она — душой и сердцем их общего дела.

Они были счастливы. По-настоящему, глубоко счастливы. Их связь, усиленная магическим единением, росла с каждым днём. Они могли понимать друг друга с полуслова, с одного взгляда. Ночью они засыпали в объятиях, а просыпались с улыбкой.

Однажды утром Элинор обнаружила, что сон по утрам стал приходить к ней с трудом. Появилась лёгкая тошнота и странное обострение обоняния. Запах кофе, который она так любила, теперь казался ей слишком резким.

Она не придала этому значения, списав на усталость. Но Алрик, наблюдавший за ней своими зоркими глазами, однажды остановил её после урока.

— Позвольте взглянуть на вас, дитя, — попросил он и, прежде чем она успела возразить, положил руку ей на лоб. Его серебряные глаза расширились. — О… О! Поздравляю, миледи. Поздравляю! В вас зародилась новая жизнь. Новая надежда для Лорайна.

Элинор замерла, не веря своим ушам. Ребёнок? Их ребёнок?

Когда вечером Каэлан вернулся с инспекции новых укреплений, она встретила его не у дверей, а сидя в кресле у камина, с лицом, сияющим от счастья и волнения.

— Что-то случилось? — мгновенно насторожился он, подходя к ней.

— Случилось нечто прекрасное, — улыбнулась она, беря его руку и прижимая её к своему ещё плоскому животу. — Нас стало трое, Каэлан.

Он не понял сразу. Потом до него дошло. Его лицо преобразилось. Суровые черты смягчились, а в глазах появилось такое изумление, такая трепетная радость, что у Элинор навернулись слёзы.

— Правда? — прошептал он, опускаясь перед ней на колени и прижимаясь щекой к её рукам. — Наш ребёнок?

— Наш, — кивнула она, гладя его волосы.

Они просидели так всю ночь, мечтая вслух о будущем. О том, каким будет их ребёнок. О том, как они будут его растить, чему учить. Каэлан, всегда сдержанный, был раскован и по-детски непосредственен. Он говорил о том, что построит для него самую лучшую колыбель, что научит его держать меч и управлять магией, что защитит его ото всех зол.

Элинор слушала его, и её сердце переполняла любовь. Казалось, ничто не может омрачить их счастье.

Но тьма уже подбиралась к ним. Граф Малькольм получил долгожданное письмо. Его агент разыскал бывшего управляющего д’Арнелей, старого, опустившегося пьяницу, живущего под чужим именем в трущобах столицы. И тот был готов говорить. За соответствующее вознаграждение и гарантии безопасности.

Малькольм улыбнулся. Он не собирался убивать Элинор или свергать Каэлана. Нет. Он собирался сделать нечто более изощрённое. Он собирался отравить их счастье изнутри. Посеять такое семя сомнения, которое уже никогда не будет искоренено.

Он приказал доставить свидетеля в Солиндейл в строжайшей тайне. Его план был прост и гениален. Он собирался обнародовать информацию не сам. Он сделает так, чтобы Каэлан «случайно» обнаружил её сам. Чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения в её подлинности.

И он знал, какую именно тайну откроет старый управляющий. Тайну, связанную с тем самой «Туманной хворью» и смертью матери Каэлана. Тайну, которая могла разрушить всё.

Пока герцогская чета мечтала о будущем, к городу тайно приближалась карета, везущая их прошлое — прошлое, которое могло похоронить их настоящее под обломками лжи и предательства.

Радостная новость о беременности Элинор быстро перестала быть тайной. Слуги заметили изменения в распорядке герцогини, а придворный лекарь подтвердил догадки. В цитадели воцарилась атмосфера приподнятого ожидания. Даже самые суровые стражники украдкой улыбались, глядя на свою госпожу.

Каэлан превратился в само воплощение заботы. Он лично проверял меню, запретил Элинор поднимать что-то тяжелее книги и то и дело прикладывал руку к её животу, как будто hoping почувствовать обещанное Алриком «новое сияние».

— Я не хрустальная ваза, — ворчала Элинор, но её глаза смеялись. — Я могу сама дойти до библиотеки.

— Никаких резких движений, — парировал Каэлан с комичной серьёзностью. — Алрик сказал, что твоя магия сейчас особенно уязвима и перестраивается. Полный покой.

Алрик, наблюдая за этой суетой, лишь добродушно покачивал головой. Его уроки теперь были сосредоточены на том, чтобы помочь Элинор стабилизировать свой поток энергии, научиться защищать растущую в ней жизнь. Он учил её направлять тепло не вовне, а внутрь, создавать уютное, безопасное «гнёздышко» для ребёнка.

Именно во время одного из таких уроков в личные покои Каэлана был доставлен пакет документов из столичного архива. Курьер, подосланный Малькольмом, «случайно» перепутал дверь и отнёс его не в кабинет, а в спальню, положив на прикроватный столик рядом с фарфоровой чашкой матери Каэлана.

Вечером, уставший после долгого дня, Каэлан зашёл в спальню, чтобы сменить одежду. Его взгляд упал на неприметный свёрток пергамента. Он развернул его, ожидая увидеть отчёт о налогах или чертежи новых кораблей.

Но это было нечто иное. Это была подборка старых, полуистлевших писем и финансовых отчётов, связанных с делом его отца. Среди них был расшифрованный дневник бывшего управляющего дома д’Арнель — человека по имени Лучано.

Каэлан начал читать, сначала из вежливого интереса, а затем — с нарастающим леденящим ужасом.

Согласно дневнику, его оте, Орлан, знал о готовящемся заговоре. Более того, он планировал нанести упреждающий удар, спровоцировав Таргариенов на нападение и затем разгромив их, чтобы раз и навсегда утвердить мощь Лорайна. Письмо с отравленным вином, которое выпила его мать, Беллатрис… не было предназначено ему. Оно было адресовано лидеру Таргариенов. Это был хитрый, дьявольский план, который пошёл наперекосяк из-за простой ошибки курьера.

Но самое страшное было не в этом. Самое страшное заключалось в том, что Лучано прямо указывал: Элинор знала. Не обо всём, конечно. Но она, тогда ещё юная девушка, случайно подслушала разговор отца с его сообщником и догадалась, что готовится нечто ужасное, направленное против дома ди Рейнер. И она… ничего не сказала. Ужаснулась, испугалась, но умолчала, надеясь, что всё обойдётся.

Для Каэлана, который всю жизнь видел в её отце исчадие ада, а в ней — невинную жертву, это стало ударом ниже пояса. Она не была невинной. Она была сообщницей. Она могла предотвратить смерть его матери, но не сделала этого. Всё её раскаяние, вся её доброта, вся их любовь… всё это suddenly предстало в его глазах колоссальной, искусной ложью. Ложью, которая длилась годами.

Он не заметил, как сжал пергамент в кулаке так, что костяшки побелели. Он не почувствовал, как по его щеке скатилась слеза ярости и боли. В ушах стоял оглушительный звон.

В этот момент в комнату вошла Элинор. Она была умиротворённой и счастливой после урока с Алриком.

— Каэлан? Ты уже вернулся? — её голос прозвучал как гром среди ясного неба.

Он медленно обернулся. Его лицо было искажено такой ненавистью и болью, которых она не видела даже в самые их худшие дни.