— Цела? — подхожу я к Нине и присаживаюсь на корточки возле неё.
— Вроде. Только всю задницу отбила, когда падала. Зачем ты меня уронил без предупреждения? — морщась, привстаёт она на коленки.
— Ну, извини, так получилось. Вставай и пошли отсюда. — Аккуратно поднимаю и ставлю я на ноги боевую подругу.
— А что это было? — потирает она ушибленное место ладошкой.
— Да так, ерунда, не бери в голову.
— Понятно, что в попку толще, а всё-таки? — не отстаёт от меня девушка, идя следом.
— Стреляли в нас. Пролазь. — Раздвигаю я доски забора, висящие на одном гвозде, и пропускаю Нину вперёд.
— Кто⁇ — удивляется она.
— Я сам не знаю, но попытаюсь всё выяснить. Давай, дуй к себе. Ты ничего не видела, и тебя здесь вообще не было. — Предупреждаю я Нину.
— Я и так ничего не видела.
— Вот и дуй. — Хотел я придать ускорение лёгким шлепком, но вовремя вспомнил про пострадавшую часть организма подруги…
— Ты где был? — когда я прибежал к месту сбора тревожной группы, спрашивает Лёха-танкист.
— По нужде отлучался. Всё после… — отмахиваюсь я от него.
— Всю ночь? — тупит он, но увидев, показанный мною кулак, понятливо кивает головой.
— А что случилось, мужики? — задаю я вопрос, конкретно ни к кому не обращаясь.
— Стреляли поблизости. — Отвечает мне Лёха. — Сейчас пойдём выяснять где.
Пока группа быстрого реагирования из санитаров и выздоравливающих собиралась, экипировалась и вооружалась, на улице совсем расцвело, так что фонарики искали зря. Ну а когда во главе с лихим комиссаром, вооружённым революционным маузером, отряд добрался до предполагаемого места ночной перестрелки, то естественно никого не нашли (так как искали совсем не там), зато хорошо затоптали все следы, когда возвращались обратно. Мы с Лёхой в состав группы «быстрого» реагирования не входили, так что по дороге отстали, и я успел осмотреться, и даже нашёл место засады, подобрав несколько окурков от папирос возле толстого ствола дуба. Гильз ночного стрелка не нашёл, так как он стрелял из нагана, зато собрал почти все свои, пока народ болтался где-то в лесу. Ну и смог примерно прикинуть, как долго охотник находился в засаде и ждал добычу. Хотя может хотел просто попугать, но скорее всего убить, так что если бы у меня не было ствола, и я не начал отстреливаться, то лежал бы сейчас с дыркой в башке где-нибудь в подвале морга или в овраге (если бы киллер решил замести следы). Также нам повезло, что мы не шли по тропинке, а приняли вправо, иначе с десяти шагов в меня бы точно попали, а ночью, с двадцати метров, да ещё из нагана, это надо быть очень целким стрелком, особенно если стрелять в голову.
Судя по валяющимся возле дуба окуркам, «киллер» ждал кого-то довольно долго, да и какой он к херам киллер, если курил на месте засады. Так — дилетант, но стрелять обучен, так как не стал разряжать в меня сразу весь барабан, а стрелял одиночными, значит целился, скорее всего это был — Слонёнок. Или отвергнутый ухажёр. Свой ствол я старался вообще никому не светить, и даже друзьям не показывал, тем более сопалатникам. Отбивался последним, покурив на крыльце, а входя в палату, всегда выключал свет, гася огарок свечи. Утром либо вставал до подъёма, пока все дрыхли, либо выходил из палаты последним, заправив кровать и спрятав пистолет в карман халата. Спокойно, без всякой очереди, умывался и шёл на процедуры. Хотя свои может и догадывались, но языком зря не мололи. Вот и о ночном происшествии я рассказал только Лёхе-танкисту, с ним мы и осматривали место преступления, прямо как Шерлок из Холмса и доктор из Вацлава.
После того, как мы нашли всё, что могло хоть как-то относиться к перестрелке. Я поставил танкиста на своё место, а сам отошёл к засадному дереву и навёл на него указательный палец, проведя воображаемую прямую прямо над Лёхиной головой. Затем пошёл по этой прямой к деревянному забору из горбыля и начал искать входное отверстие от пули.
— И что мы тут ищем, мистер Холмс? — скаламбурил танкист, подойдя ближе.
— Пулю, которая должна была попасть мне в башку, если бы не пролетела мимо. — Не отрываю я взгляда от сосновых досок, проверяя на ощупь каждую дырку от короеда.
— А если преступник целился не в башку, а в пузо? — выдвинул свою версию низкорослый, но плечистый танкист.
— Тогда с этим хуже, пуля могла попасть в землю и мы её вряд ли найдём.
— Я тогда с другой стороны забора гляну, доски толстые, да ещё и прибиты внахлёст, так что пуля могла в них застрять. — С разбегу вскарабкивается Лёха на высокий забор и, спрыгнув с другой стороны, начинает искать пулю.
— Нашёл! — Радостно кричит он, прямо как Архимед, когда ему на голову свалился кирпич.
Я как Архимед прыгать и кричать пока не могу, поэтому просто воспользовался потайным проходом в заборе.
— А что, так можно было? — с удивлением спрашивает Лёха. — Зачем же я тогда через забор прыгал?
— Ну, у ловких свои причуды. Показывай.
— Вот. Доски уже потемнели от времени, а это свежий расщеп, да ещё в нижней прожилине. Побоялся он тебе в голову стрелять. Видать в брюхо метил, или ещё куда. — Проявил дедуктивные способности доктор Лёха.
— Походу так всё и было. Ладно, выковыриваем пулю и валим отсюда, а то на завтрак опоздаем. Не люблю я холодную сечку тёплым чаем запивать. — Заканчиваем мы осмотр места происшествия и возвращаемся в госпиталь, пока остальные ищут диверсантов-парашютистов.
Днём случилось ещё одно происшествие. На работу не вышел бухгалтер-казначей. В своей каморке под лестницей он не ночевал. По месту прописки в городе его тоже не смогли отыскать. Невыход на работу без уважительной причины — косяк конкретный. В то время когда за пять минут опоздания давали 5 лет лагерей, за прогул могли и вышку назначить. Конечно утрирую, но для хромого это залёт (если он ещё жив), поэтому никто шибко не удивился, когда после обеда в госпиталь приехали сотрудники местного НКВД, и не какие-то там менты из УгРо, а самая что ни на есть «кровавая гэбня», как её окрестила дерьмократическая пресса новой России.
К тому времени я уже почистил свой ствол (пока Нина делала мне перевязку), заодно и заинструктировал её до слёз, чтобы лишнего не болтала, утопил гильзы в реке и спрятал улики в надёжном месте. Вальтер тоже пришлось припрятать и выстрогать такой же из куска деревяшки. А то мало ли что, вдруг сдаст кто, что видел у меня пистолет. Вот и предъявлю. Я ж контуженный на всю голову, и про это в истории болезни записано, так что мало ли какой заскок у меня может быть. И это даже не патология, так, издержки профессии. После обеда всех заперли по палатам и начались следственные мероприятия (допросы, избиения, «пытки»), «кровавая гэбня» работала как на конвейере. Кого допросили, обратно уже не возвращались, их отводили в столовую, где они и сидели под присмотром комиссара госпиталя, как потом выяснилось. До нашей палаты добрались часа через два, отконвоировали в главный корпус и, построив в коридоре, рядом с кабинетом главного врача, по одному стали тягать на допрос. Меня же вызвали самым последним из сопалатников и началось.
— С какой целью ты, Доможиров, проник в этот госпиталь? — задал мне первый вопрос молодой пухлый следак, после заполнения анкеты. Хрена себе у него подходики. Мы вроде не друзья, да и свиней я с ним тоже не пас.
— Не проник, а был направлен на излечение после тяжёлого проникающего ранения. — Поправил я следака.
— А у меня вот другие сведения. Так что пиши, где и когда, ты, был завербован немецкой разведкой. — Наехал на меня опер. Это он совсем оборзел, с такими подходами. Ему суке что, настоящих шпионов и диверсантов мало? Решил ещё палку на липовых срубить. А вот хрен ему по всей хитрой морде.
— А с какой целью вы, товарищ оперуполномоченный, пытаетесь подорвать боеспособность Красной Армии, оговаривая честных бойцов и командиров? Может это, Вы, немецкий шпион? — задал я простенький вопрос. Ух, как его перекосило. Сначала он покраснел, потом побелел как полотно, глаз задёргался, морду скособочило.
