— Лежи, дура, не шевелись. — Шепчу я ей комплименты на ухо. — Фрицы услышат, гранату кинут, и тогда нас точно накроет.
Вроде вняла. Во всяком случае вошкаться перестала, замерла, хоть и напряглась вся. Ощущаю это не только душевными фибрами, но и другими частями своего организма. Я мог бы и рядом прилечь, но тогда нас точно заметят с высоты человеческого роста, а так может и пронесёт, примут за бугорок или кочку. Но если фриц просто так развлекается, я ему все кишки выпущу и мехом внутрь выверну. Свой автомат я даже не трогаю, лежит он в сторонке под рукой, и пускай так и лежит. Лязгнешь затвором и всей маскировке трындец, а для боя накоротке мне и «вальтера» хватит, который в ладони сжимаю. Гансы чего-то мудрят, движки заглушили и не стреляют. Минуту тишины что ли устроили? Непонятненько. А может решили обойти и отсечь от леса, а уже оттуда начать прочёсывать? Но там наши, прикроют. Завяжут бой, услышу и начнём выбираться. Нет. Снова постреливают со стороны дороги, значит очкуют соваться в лес. Мало их, потому и не лезут, знают, что окруженцы по лесам шастают и можно нарваться на злую пулю.
Я не скажу, сколько мы пролежали в этой позе из камасутры, час, два, минуту. Но когда мотоциклетные движки снова затарахтели и начали удаляться, обрадовался несказанно. Отвалился в сторону и откатился к стволу берёзы, подхватив автомат. Не заметив угрозы, приподнимаюсь сперва на локтях, а затем занимаю позицию для стрельбы с колена и оглядываюсь по сторонам. Ничего подозрительного, можно сматываться.
— Вылезай из своей норки, мышонок Пик, уходить надо, пока не поймали. — Разрешаю я покинуть убежище комсомолке. Только она не торопится, а привстав на коленки, чего-то ищет, периодически наклоняясь и ползая в коленно-локтевой позиции по земле. Причём в одной руке Иванна что-то сжимает, а второй шарит в траве и разрывает мох на месте своей лёжки.
— Ты чего там потеряла, заполошная? Не время сейчас ползуниху собирать. — Шучу я на всякий случай, увидев непонятное выражение на её лице.
— Колечко. — Виновато лепечет партнёрша, не прекращая поисков.
— Какое ещё нах… колечко? Обручальное? — на всякий случай уточняю я, предчувствуя очередную проблему.
— Нет, от гранаты. — Подтверждает мои нехорошие предчувствия это ходячее недоразумение и садится на свою пятую точку, сжимая железный эллипсоид двумя руками.
— И где, ты, её взяла? — пытаюсь я рассмотреть предмет в её сомкнутых ладонях.
— Нашла, — опускает комсомолка глаза. — Там, в селе, ещё ночью. — Уточняет она, пытаясь жестикулировать.
— Сиди ровно на попе, не дёргайся, а то уронишь. — Упреждаю я дальнейшие манипуляции, подхожу ближе, забираю гранату, осматриваю и убираю в карман.
— Так она же взорвётся! — вытаращила на меня свои глазищи Иванна.
— Не ссы, подруга, у меня ещё есть. А теперь ходу отсюда. — Поднимаю я её с места и, придав ускорение проверенным способом, бегу следом. Некогда политесы разводить, противник может сюда нагрянуть большими силами в любой момент.
— А чего вы там так долго делали? — спрашивает Андрюха, выйдя из-за ствола дерева, когда мы остановились в заранее условленном месте встречи.
— Миловались бля. А, ты, что, ревнуешь? — слегка наезжаю я.
— Есть немного. Я же заметил, где вы упали, и контролировал ситуацию. — Признаётся кореш.
— Немцев видел?
— Нет, только слышал. Не отходили они далеко от дороги, прямо с неё поливали, если бы стали прочёсывать, открыл бы огонь и прикрыл ваш отход.
— Ладно, проехали. Барышню оденьте, чтобы не выделялась на фоне родных осин, и уходим отсюда. Оружие в очумелые ручки не давать. Даже ножик. — Предупреждаю я всех.
— Куда дальше пойдём? — спрашивает Андрюха, укутывая плащ-накидкой Иванну, которая мелко тряслась от озноба, а может и отходняк начался.
— Двигай на юго-запад, мы как раз выйдем на ту опушку, которую в бинокль рассматривали. — Сверившись с компасом, указываю я рукой нужное направление.
Наконец мы на месте, посылаю бойцов прошерстить опушку леса, а сам пытаю Иванну, чего она в этой деревне Мазановка разведала, и почему так надолго зависла. Затем пришлось дать ей карандаш и бумагу, чтобы нарисовать примерную карту местности, так что новый план начал складываться сам собой. Мы сидели на корточках под развесистой кроной дуба, и занимались своими делами. Иванна увлечённо рисовала, прикусив кончик языка и периодически слюнявя карандаш, ничего не замечая вокруг. Я размышлял над планом «Б», не забывая оглядывать местность и следить за обстановкой, иногда останавливая свой взгляд на голых коленках девицы.
— Вот и всё. — Закончила свои художества комсомолка, поменяв позу и на автомате оправив подол сарафана. После чего отдала мне блокнот, по привычке облизнув губы, заодно покрасив их в синий цвет от химического карандаша, которым она рисовала.
— Молодец! Возьми с полки пирожок. — Хвалю я её за старания, разглядывая карту-схему и прикидывая дальнейший маршрут отряда.
— А почему же она не взорвалась? — сбивает меня с мысли комсомолка своим неожиданным вопросом.
— Это, ты, про что?
— Про гранату. Я же колечко-то выдернула.
— Ну, что тебе сказать, Чебурашка? — всё ещё думая о своём, пытаюсь я сформулировать ответ на вопрос. — Просто эта граната не той системы, и ты не за то потянула.
— Но мне же объясняли, что нужно зажать чеку и выдернуть кольцо. Я так и сделала. — Уверенно смотрит она на меня.
— Никогда так больше не делай. Особенно если рядом с тобой кто-то есть. А самоубиться ты можешь и не таким способом. Нам с тобой повезло, что ты пыталась взорвать не «лимонку», а немецкое Пасхальное яйцо, они их красят, и друг дружке на Пасху дарят. Ты видишь, какая она вся гладкая и красивая, да ещё с цветной пимпочкой? — Достаю я из кармана гранату М-39. — Так вот, для того, чтобы её взорвать, нужно эту пимпочку открутить и резко дёрнуть вот за эту верёвочку, как Красная Шапочка в детской сказке. Читала? — откручиваю я колпачок и показываю за что дёргать. — Как только дёрнула, сразу бросай! У этой гранаты нет спускового рычага и сжимать её в руках бесполезно. — Накручиваю я на место красный колпачок и покрываюсь холодным потом.
— Что с вами, товарищ командир? — испуганно спрашивает меня эта вредительница, заметив неладное.
— Кто тебе дал эту хрень? Только не ври, что нашла! — Приступаю я к допросу с пристрастием.
— Ну, Мирон подарил. Сегодня, перед нашим уходом на задание.
— Что за Мирон?
— Ну, Мирон Путря из первого взвода. Сказал, пригодится. — Не стала скрывать своего воздыхателя комсомолка.
— А зачем подарил, не сказал?
— Я попросила. Он хотел табакерку сделать. Сидел, ковырял ножом, одну гранату сломал, вторую отдал мне, но у него ещё много осталось. Я видела.
Немного отлегло, но червячок сомнения всё же остался. Хорошо, если просто придурок, — а если подарок со смыслом? Колпачок красного цвета, а это одна секунда до взрыва, после срабатывания тёрочного запала. И если граната не взорвётся в руке, то бахнет в полёте. Мы в своё время дошли до этого методом научного тыка, замечая, что яйца взрываются через разное время после броска. Одни чуть ли не сразу, другие намного позже. На брак при немецком орднунге это не походило, попробовали разобраться в чём дело, так как все яйца были из одной корзины. Обратили внимание на цвет предохранительных колпачков и отложили несколько гранат с разноцветными колпачками. Жёлтого, красного и голубого цветов. Вывернули запалы и по секундомеру засекли время горения замедлителя, а потом провели эксперимент на полигоне (в овраге) и выяснили, что граната с жёлтым колпачком взрывалась через семь секунд, с голубым через четыре, и их мы в основном находили в трофеях. Яйцами с красными колпачками кидаться не стали, установили на растяжку и дёрнули за длинный шнур из окопа. Практически мгновенный взрыв подтвердил все наши опасения, а о результатах эксперимента я доложил в штаб дивизиона. Ну и махру предупреждали при каждом удобном случае, встретившись на передке, чтобы гранаты с красными колпачками использовали только для растяжек…