Я посмотрела на них — моих мужчин, мой дом, мою землю. И поняла, что именно это — и есть та самая «ноша», которую Сарайн хотела разделить.

— Ладно, — я встала, — завтра с утра — усиление периметра. И, Каэль…

— Да, Света?

— Сними этот ошейник к чёрту.

Он замер. В его глазах на секунду мелькнуло что-то вроде неверия и… благодарности.

— Ты уверена? — спросил он.

— Уверена. Я хочу, чтобы мои мужчины носили только то, что выбирают сами.

И в этот момент дом за моей спиной выдохнул так, будто стал ещё чуть больше.

«Ночь, когда дом дышал в такт»

Я не помню, кто первый предложил остаться в зале у камина. Может, Ардан — он всегда любит огонь. Или Каэль, который тихо сказал, что «ночь лучше встречать вместе». Или Риан, просто принесший ещё одно покрывало. Но в какой-то момент мы уже сидели втроём, я — между ними, а пламя в очаге отбрасывало тёплые, оранжевые блики на кожу.

Вино сделало своё дело: язык стал смелее, улыбки шире. Я уже не замечала, что халат слегка распахнулся на колене, а мужчины — что их взгляды задерживаются дольше, чем дозволено по правилам матриархата.

— У вас… — Каэль тихо замялся, — мягкие руки. Не как у наших женщин. Они привыкли… держать кнут, а не книгу.

Я усмехнулась, проводя пальцами по его запястью:— Кнут мне не идёт. Разве что… для украшения интерьера.

Ардан фыркнул, но глаза его скользнули по линии моего бедра.— Интерьер у нас уже слишком… тёплый, чтобы добавлять в него оружие.

Риан не сказал ничего, но его ладонь легла на моё плечо. Не как собственник, а как тот, кто проверяет, жива ли ты после долгого пути.

— Давайте договоримся, — я откинулась на спинку дивана, чувствуя, как тёплый воздух и лёгкий хмель в голове делают мою речь мягкой. — Здесь никто никого не берёт силой. Всё только по желанию. И… дружить — это не клятва на крови. Это когда тебе нравится быть рядом.

— И… иногда хочется больше? — уточнил Ардан.

Я встретила его взгляд, в котором было и вызов, и тепло.— Иногда — да.

Тишина повисла густая, как мёд. Потом Каэль осторожно взял мою руку и поднял к губам. Поцелуй был лёгким, но в нём было столько благодарности, что сердце сжалось. Ардан наклонился ближе, пальцы скользнули к моему лицу, проводя по скуле.

И тут Риан — молчаливый, всегда на шаг в стороне — вдруг сделал этот шаг. Его тень упала на нас, и я почувствовала, как его губы коснулись виска. Медленно. С нажимом, который не оставляет сомнений, что он долго этого ждал.

Мир сузился до трёх точек тепла, трёх дыханий, трёх разных запахов — древесной смолы, свежей травы, раскалённого камня.

Даг, наш живой дом, тихо треснул балкой, как будто поддакивая этому ритму.

Я смеялась — от абсурдности, от неожиданности, от того, что впервые за долгое время чувствовала себя не пленницей, а женщиной, которую хотят не по обязанности, а потому, что она — она.

А за окнами два солнца медленно скользили к горизонту, окрашивая ночь в сиреневое и голубое. И мне вдруг показалось, что дом и мы — одно живое существо, дышащее в такт.

Глава 6.

«Имя дороги и вкус горячего хлеба»

Утро пришло не спеша, как хорошо воспитанная гостья: постучалось в окна золотыми пальцами сиреневого солнца, насыпало голубых искр в рябь озера и оставило на перилах веранды серебряные капли росы. Дом Даг сладко потянулся древесиной — хрустнул так, что у меня под лопатками приятно отозвалось.

— Подъём, — объявила я в щёлку двери. — Сегодня у нас день красивых слов и юридических мелочей.

— Красивые слова — моя слабость, — отозвался из кухни Ардан, и запах свежего хлеба раскатился по дому, как барабанная дробь перед хорошей новостью.

Риан выставил на стол миски с густым супом из «свет-слоя», Каэль подал травяной настой и трижды за утро сказал «утро» — каждый раз всё увереннее, словно учился говорить не «да, госпожа», а здравствуй. Иллена вошла последней: дорожный плащ, собранные в гладкий узел волосы, взгляд, в котором умеют соединяться нежность и стратегия.

— Совет ночью заседал, — сообщила она без прелюдий. — Голоса разделились, но благодаря храму постановление о «пропусках» откатили до обсуждения норм. У нас окно. Узаконить твою тропу как «общественную артерию» можно сегодня.

— Тогда идём, — сказала я. — Пока окно не захлопнули кому-нибудь по пальцам.

Феникс, сидевший на коньке крыши, вспорхнул и брызнул золотой пылью — на счастье. Сфинкс важно потребовал «задачу на день» — я торжественно выдала: «Охрана периметра и по одному умному замечанию в час». Феликус, пернатый кот с характером главного библиотекаря, прилёг в мой портальный рюкзак и заявил, что «контроль качества гостинцев из Подземья» должен делать кто-то компетентный.

У ворот нас встретил прохладный выдох камня. Внизу — храм. Пахнет сухими травами, свечной гарью и чистой водой. Центральный кристалл — молочно-светлый, ровный, как дыхание спящего зверя. Жрица Эйлин уже ждала; у неё сегодня украшение одно — тонкая серебряная нить вокруг запястья.

— Дом Ланы, — сказала она вместо приветствия. — Тропа слышит твоё имя дальше, чем обычно слышат наверху. Сегодня — имя дороги.

— Громким шёпотом, если можно, — попросила я. — Мне нравится, когда мир переговаривается, а не орёт.

Эйлин улыбнулась не губами — взглядом. Мы положили на чёрный камень шесть кристаллов: от ограды, от двери Тамар, от источника, от кухонной печи (не смейтесь — кухня в любой цивилизации священна), от уличного очага и от моего кулона-маяка. Жрицы обвели ладонями по кругу, и свет вошёл в камень не вспышкой, а глубокой, тёплой волной.

— Скажи, кому дорога, — произнесла Эйлин.

— Тем, кто умеет дышать, — ответила я, чувствуя, как в груди отзывается то самое мы. — И тем, кто учится.

— Назови её.

Я вдохнула.— Тропа Двух Солнц к Дому Ланы.

Кристалл в центре храма взял это имя как воду берёт камень: без брызг, но с вечной памятью. На моей коже мурашками прошёлся холодок; в глубине черепа будто щёлкнуло — знакомыми словами чужого сна: имя — потом огонь.

— Пророчество — терпеливое, — тихо сказала Эйлин, заметив, как я вслушиваюсь в себя. — Сегодня оно довольно. Не торопи.

Жрица-писарь внесла в книгу: «Тропа Двух Солнц к Дому Ланы. Право прохода: по договору, по зову, по свидетельству храма. Ответственность: Дом Ланы». Стало как-то легко: будто мы не бежим всё время наперегонки с системой, а начинаем в ней переукладывать камни.

На обратном пути я купила на базаре у старого артефактника пару глиняных чаш, крошечный колокольчик «на ветер» и мешочек проса — для птиц. Артефактник подмигнул:— Птицы кормят дом известиями лучше соседок.

Я довольно рассмеялась. У нас будет своя почта — крылатая. Мир любит простые решения, если их вовремя заметить.

«Двери, которые выбирают; свидетели, которые не врут»

Днём дверь Тамар — зелёная, с узорами-сетями — дышала как живая. Снаружи — тёплый ветер, внутрь — запах горячего хлеба и сырой древесины, звук воды из нашего источника. На воротах мы прибили табличку: «Дом Ланы. Договариваемся словами». Сфинкс прочитал, одобрил, но попросил добавить мелким шрифтом «и слушаем ответ». Добавили.

Пришли те, кого ждали: лечец Эрин (уже в рабочем фартуке, счастливый, как мальчишка у большой реки), близнецы Нэр и Норан, мастерица Тамар с коробом замков. И те, кого не ждали, но были рады видеть: двое ремесленников с Верхней линии и женщина с тонкими, почти музыкальными пальцами — мастер резных форм. У неё был сын — худой, настороженный, с ошмётком прежней цепочки на шее, как шрам.

— У нас контракты, — напомнила я мягко. — И право сказать “нет”.

Юноша кивнул — не рефлекторно, как привык, а после паузы, как человек, который примеряет на язык новое слово.

Свидетели? Иллена села с краю, как строгая тётушка, которая и печенье принесёт, и по рукам даст, если кто соврёт. Сфинкс занял высокий камень и делал вид, что запоминает на века (и, кажется, не врал). Феникс тихо грел крылом дверной проём — не огонь, а золотая ладонь счастья.