— Тогда садись. У меня и соус есть.

Воодушевленно метнувшись к деревянному шкафу, Катерина выставила на середину стола небольшую миску с чем-то густым и желтоватым.

— Это из кукурузы, картошки, козьего кефира. И немного соли. Можно просто макать и есть, — сообщила девушка со смущенной улыбкой и придвинула мне лепешки.

То ли её порозовевшие щеки мне понравились, то ли надышался чистого воздуха, но, как дурак, заулыбался и начал жрать лепешки, окуная их в соус. Оказалось и правда вкусно, а когда дожевывал третью, из подвала вылез дед с небольшой сумкой наперевес и вытаращился на меня.

— Ну ты и жрать, Андрей, — хмыкнул он и потряс сумкой. — Вот провизии тебе немного. Сухпаек, вода.

— Понял. Спасибо.

— Катерина, а ты чего тут? — переведя взгляд на девушку, поинтересовался дед деловито. — А ну хватит увиваться. Парень он видный, но нечего тебе вести себя как швора.

Лицо Катерины вспыхнуло пунцовым, она вытаращилась и выдохнула:

— Дед Никифор, да какая швора!

— А вот никакая. Бери свои булки…

— Это лепешки!

— Ну лепешки. Бери и иди к себе. Не мешай человеку отдыхать, — строго проговорил Никифор. — Ему долгая дорога предстоит.

Против общества Кати я ничего не имел, даже наоборот, но Катя зыркнула на него ясными голубыми глазами и с недовольным видом ушла, оставив лепешки.

С Никифором мы ещё немного поговорили, потом пришла его жена, отругала за то, что засиделись и повела меня спать на второй этаж. Там выдала одеяло и оставила одного. На кровать я рухнул, как мешок. После двухдневной гонки, кислорода и пчел усталость ломила тело, и я уснул, как был, в одежде и с рюкзаком под боком.

Проснулся от настойчивого стука в дверь, когда полоска горизонта в окне едва заметно побледнела.

— Андрей, — донёсся встревоженный шепот Полины, — вставай!

На ногах я оказался через секунду и открыл дверь. По встревоженному взгляду жены Никифора понял — дело дрянь, а она протараторила негромко:

— Служебники внизу. Никифор их убалтывает. Тебе надо бежать. Идем, покажу выход. Быстрей.

Цапнув с кровати рюкзак, я метнулся за женщиной. Та, несмотря на габариты, пронеслась по коридору, как перекати поле, и в самом углу открыла дверку. Она вывела на крохотный балкон, на котором сушится белье.

— Внизу Никифорова дрезина, — быстро сообщила женщина, с опаской косясь назад, — он наказал тебе взять. Вот ключ, она с него заводится.

Полина протянула его, я сунул в карман и, перелезая через перила, поблагодарил. До песка чуть больше двух метров. Ерунда. Повиснув на нижней части балкона, я приготовился и спрыгнул в песок, перекувыркнувшись, как учили на самбо.

На дрезину я запрыгнул, как на верблюда, но, когда повернул ключ, она не завелась.

— Швора, — выругался я под нос и снова попробовал.

Безрезультатно. Глянул в небольшое пыльное окно, там Никифор что-то активно рассказывает группе служебников из пяти человек. Все в форме сафари-цвета, с арбалетами и с намордниками от песка. Судя по мрачным лицам, рассказ деда слушают внимательно, но кто знает, сколько ему удастся их отвлекать.

Я снова крутанул ключ, дрезина ответила упрямым молчанием. Когда собрался спрыгнуть и рвануть пешком, из-за угла выскользнула тень. Я рефлекторно крутанулся для удара ногой, и успел остановить ботинок у самого носа появившегося, потому что узнал детину.

Тихо ругнувшись, я шепотом спросил:

— Ты чего тут?

— Давай заведу, — отозвался тот и жестом показал, чтобы я сдвинулся на заднее сидение.

Косясь на окно, за которым служебники уже нетерпеливо переступают с ноги на ногу, я отодвинулся. Миха запрыгнул на сидение, чуть не снеся меня рюкзаком, что-то поковырял под коробкой зажигания, чирканул, заискрило, и дрезина завибрировала тихим, низким гулом.

Я присвистнул впечатленно, а Миха быстро объяснил:

— Я часто беру дрезину у Никифора. Все ее поломки знаю.

После чего, дёрнул рулевую перекладину, и дрезина с места рванула на бархан, раскидывая в стороны брызги песка. Меня до боли вжало спиной в упорную дугу, специально толстую, чтобы пассажира не срывало при езде, волосы затрепало, от ветра заслезились глаза.

Ухватившись за боковую ручку, я проорал на ухо Михе:

— Сколько дури в этой дрезине?

Тот замысловато рулил по песчаным волнам, он крикнул через плечо:

— Не знаю! Верблюдов сто! Может больше!

— Ого!

— Ага! Никифор в неё артефакт мощности загнал! Точнее, он купил, а я монтировал!

— Хреновый, ты козовод, я сморю! — проорал я ещё громче, потому что дрезина загудела отчаяннее и пошла на бархан, размером с постоялый двор.

Миха загоготал и прокричал так же через плечо:

— А то! Батя так и говорил! Вот я остатки коз Никифору и продал! Механика мне ближе!

Водил дрезину Миха так же ловко, как и завел. Мы быстро преодолели пару больших барханов. Но когда забрались на вершину второго, и дрезина замедлилась, порыв ветра в спину принес недобрый запах, который не перепутать.

— Погоня, — коротко сообщил я.

Миху это известие почему-то развеселило, он хохотнул и отозвался:

— Ещё бы! Держись!

После чего вдавил две педали на полную. Дрезина взвизгнула, как испуганная девчонка, чуть утопилась в песок, а после рванула вниз, на миг встав на дыбы. Меня чуть не выкинуло из сидения, еле успел схватиться за боковые ручки.

Отплевываясь от мелкого песка, поскольку намордников мы не надели, я вывернул голову назад. По песку за дрезиной тянется длинный, продолговатый след от магнитной подушки.

— Миха! Мы наследили!

— А?

— След, говорю, за нами!

— А… — многозначительно протянул Миха и резко крутанул рулевую перекладину.

Дрезина заложила крутой вираж, и детина пустил её по кругу на скорости. Секунд за десять он исчертил песок кругами и полосами, затем снова пустил дрезину вперёд, на этот раз не так быстро, чтобы она не раскидывала под собой песок.

— Пускай поищут, хе-хе, — усмехнулся Миха и плавно повел дрезину в сторону каменистой поверхности.

Над ней мы полетели чуть быстрее, затем свернули к дороге и какое-то время мчали по ней. Когда темно-лиловое небо с бледной полоской у самого горизонта стало светлеть, я сказал:

— По дороге ходят автоматоны. Не наткнуться бы.

Миха озадаченно хмыкнул и отозвался:

— Точно. Ходят. Хотя в такую рань не должны. У нас мимо «Медного ковчега» первый идет в шесть утра.

— Он же не из воздуха появляется, — проговорил я, цепляясь за боковые ручки. — Значит откуда-то выезжает раньше. На те, что ползут из града плевать. Но они и на дороге есть.

Немного подумав, Миха кивнул.

— Есть паровые станции. Там заряжаются дрезины попроще, которые без солнечных панелей. По идее, автоматоны там тоже могут подпитываться.

Выплюнув песок, я отозвался:

— О том и речь. Если какой-нибудь слезет с зарядки и поползёт на встречу, приятного мало.

— Почему?

Покосившись на кудрявый затылок Михи, я сперва решил, что он шутит. Но тот молчит, значит и правда не в курсе.

— В автоматоны встроены визионы. Работают на артефактах связи, — пояснил я. — С их помощью Лютецкий пользуется спутниками.

— Я думал, они после коллапса не работают, — удивился Миха.

Я покривился.

— Лютецкий их приспособил.

Пришлось Михе согласиться и снова увести дрезину с дороги на песок. К этому моменту от «Медного ковчега» мы улетели километра на четыре, служебники до сих пор не появились, значит потеряли след. Удивительно, что Лютецкий до сих пор не потерял ко мне интерес. На его месте, я бы давно решил, что сам исчезну где-нибудь в пустыне. Его внимание намекает — мой проект в нем всколыхнул интереса не меньше, чем производство кислорода для его пент-хауса. Из чего следует, погоню он не прекратит, и нужно где-то пересидеть, пока мультимиллиардер не решит, что я помер.

Мчались мы на дрезине ещё пару часов, пока взошедшее солнце не начало палить, как адская домна. Натянув капюшон с козырьком, я крикнул Михе в ухо: