— Тут каждый измененный стоит десятка служебников.

У меня ехать верхом получалось не так умело, поскольку впервые сел на лошадь. Но зверина послушная, чувствует, что наездник слабоват и ступает мягко, топча копытами хрустящий соком папоротник.

Стараясь держаться в седле уверенно, ведь позади прижалась к спине и обнимает теплыми руками Катя, я заметил:

— Все же рискованно.

Пожав плечами Елис ответил:

— У тебя пассивная мутация. Хорошая, но в бою скорее вспомогательная. А у меня в боевом отряде измененных только активные мутации. Причем отточенные и отработанные тренировками. Вон, сам гляди.

Он с довольным лицом кивнул назад, где едет четырнадцать человек, не считая самого Елиса. Я покосился за спину и глянул поверх головы Кати и за Миху с Васой, детина покачивается в седле с уверенной физиономией, но в глазах беспокойство, поскольку он тоже верхом на лошади, не ездил. Только показать этого не может, чтобы не упасть в грязь лицом перед воительницей. А та едет сзади в седле держится за его пояс.

В отряде и правда не вооруженным глазом видно — все мутанты. Тот, что сразу за Михой, с массивными руками, тело будто увеличено, мышцы раздуты, такого только эти громадные кони и унесут. Следующий с когтями, сейчас они втянуты, но пока они гонялись за служебниками, я видел, как блестящими лезвиями вытягиваются сантиметров на тридцать. Дальше идет девушка. Идет, потому что высотой она в три моих роста и ей проще пешком, чем верхом. Еще видел паренька в чешуе, женщину с клыками, близнецов, которые дрались, как один. И остальных с явными внешними отличиями.

— Как вы здесь выжили? — наконец спросил я, равняясь с конем Елиса, когда мы, спустя минут двадцать выехали из папоротникового леса на поле, которое ковром зеленого пырея убегает в горизонт и сливается с чистым небом.

Командир измененных с прямой спиной мерно покачивается в седле.

Он ответил:

— Эти земли куда благодатнее, чем ты думаешь, парень. Когда случился коллапс сюда рванули группы ученых и с собой забрали всех мутировавших, каких смогли. Они умные люди, и рассчитали, что из-за потепления климат здесь станет комфортным. Так и случилось. За северными скалами начинаются берега великой Печоры. Она несет свои обильные воды с Каменного пояса в Великие воды…

— Это я уже знаю, — проговорил я. — Только не понятно, почему вас в первый раз не нашли служебники Лютецкого? У них здесь была база, оснащение, артефакты.

Угол рта Елиса приподнялся в довольной улыбке, он ответил:

— Сам все увидишь.

Спустя час резвого галопа, во время которого я отбил себе все филе, мы оставили позади Северные скалы. Они оказались именно скалами, а не руинами былых зданий. Солнце переползло на вторую половину неба, но день все еще ясный, хотя на юге в это время свет уже приобретает оранжевые оттенки. Катя прижималась к моей спине животом, я непроизвольно выпрямлялся, чтобы выглядеть перед ней молодцом, а не тем, кто не знает, как скакать галопом. Езде это не помогало, но сохраняло достоинство.

Несмотря на галоп, я успевал смотреть по сторонам. Миху тоже телепало в седле, но он с суровым лицом стоически переносил каждый шлепок пятой точки о него. Васа позади держалась куда уверенней, видимо, с ездой верхом знакома. Высокой девушке повезло куда больше, она неслась наравне с лошадями.

Прошло еще около часа, снова началась папоротниковая роща, и Елис дал указание замедлить ход, а когда кони перешли на шаг, он проговорил:

— Смотри, Андрей Мечников.

Пару минут мы ехали в тишине, и я только чуял, как обилие знакомых и незнакомых запахов щекочет нос. А потом воздух колыхнулся, видимость расплылась, тело обтянуло чем-то, будто я въехал верхом в густой, мутный кисель. Открыл рот, чтобы спросить, но, когда начал говорить, звук получился низким и зажеванным, а язык защекотало. Пришлось сомкнуть губы.

Сквозь кисель мы двигались метра четыре, пока с хлюпающим звуком лошади не вынесли нас на поросший сочной травой обрыв. Вид с него открылся такой, что захватило дух: внизу в долине раскинулись заросли папоротников и каких-то растений, названий которым я не знаю. Среди них вьется выложенная камнем дорога, и упирается в поселение. С высоты обрыва его видно, как на ладони. Дома в один и два этажа, в основном каменные, с металлическими крышами. У каждого дома огород, я такие видел на изображениях на этаже обучения. Коновязи, колодцы, какие-то красивые здания с колоннами. А левее вдалеке блестит вода, она тянется с юга на север к самому горизонту и теряется в небе, где облака уже начали окрашиваться в оранжевый.

Я присвистнул:

— Вот это да!

Миха слева хлопнул себя по лбу и выдохнул:

— Это что?

Подняв подбородок, Елис ответил, удовлетворенный нашей реакцией:

— Добро пожаловать в Печору. Город измененных на великой реке. Здесь вы в безопасности, собратья.

Катя позади меня высунулась и таращится во все глаза, я и сам без стеснения открыл рот. Миха и вовсе схватился за лоб и что-то шепчет.

— Благодаря способностям некоторых наших жителей мы создали вокруг этих земель непробиваемый заслон, — продолжил Елис. — Найти город снаружи нельзя. Как и пройти сквозь заслон без допуска в силовое поле. Оно настроено на измененных.

Мы с Михой обернулись на Васу в седле позади детины, я спросил:

— А как она проехала?

— С ним, — пояснил командир измененных. — Сама бы не прошла.

Брови Михи набрякли, он прочистил горло и поинтересовался:

— Я эт самое… За все благодарен. Но с ней-то что будет? Она вроде как не измененная.

Сдвинув плечами, командир ответил:

— Захочет — уйдет. У нас никто не неволит. Правда вернуться сама не сможет.

Миха развернулся в седле и посмотрел на воительницу так, что та покраснела и хлопнула его по спине широкой ладонью.

— Да сиди уже, — пробормотала она, пряча улыбку. — Разберемся.

Потом мы спускались по каменной дороге и спокойно ехали до самого города. В то, что Никифор не выдумал затерянную землю в долинах загадочной реки Печоры до сих пор не верилось. Но вот она, мерцает вдалеке серебристым светом среди темно-синей воды. А вокруг земля, плодородная, жирная, которая вскормила не одно поколение растений. Так почему ей не вырастить заново то, что возродит многообразие природы во всей палитре?

Пальцы Кати пошевелились у меня на животе и сомкнулись плотнее, а ее теплое дыхание коснулось уха.

— Мечников, — шепнула она, — а ты расскажешь им про пчел?

— Обязательно, Катенька, — ответил я, прощупывая через ткань одной рукой колбу на дне рюкзака, который уложен передо мной в седле, а второй накрывая ее тонкие пальцы. — И про семена расскажу.

Встречали нас, как родню, которую долго не видели и очень ждали возвращения. Глава города, когда узнал о семенах цветковых растений и пчеломатке с пчелами, прослезился и расчувствовался так, что его пришлось успокаивать какой-то девушке с голосом, который нагоняет сон. Потом закатили праздник в честь нас, спасенных и новоприбывших.

Елис пустил нас пожить к себе, пока всем городом нам строили дома. Местные единодушно решили, что мы с Катей пара, мы спорить не стали. Васа остаться, не повидавшись с суровым отцом, не могла, Миха убивался два дня, пока она клятвенно не пообещала вернуться.

Спустя день, когда праздник, наконец, отгремел, а глава города перестал славить нас, как гонцов новой эры, каждый раз, когда видел на улице, мы с Катей добрались до теплиц ботаников. Они бережно забрали семена цветковых и унесли к вырытым в рыхлой земле бороздкам. Один из них проводил нас к выходу со словами:

— Не переживайте. Мы выходим каждое семечко. У меня мутация связи с растениями. Я лично взращу все цветы.

Время потекло размеренно и спокойно. Мы вписались в жизнь Печоры, будто тут и родились. Пока ботаники возились с проращиванием, я с Михой и другими измененными строили дом, помогал по хозяйству Елису и его жене. Под руководством морщинистого старика, с тонкими седыми волосами до самого пояса изготавливал улей из папоротниковой прессовки. Старик не измененный, но старый на столько, что помнил мир за долго до коллапса и Лютецкого. Она говорил, что прессовка похожа на дерево и что пчелам в таком улье будет хорошо.