— Воду? — удивилась Катя, удостоив нас с Михой снисходительным взглядом. — Откуда там вода?

— Так озеро там залегает, — ответил старик. — Глубоко правда. Вода соленая, минеральная. Очень полезная, говорят. Я ее не пробовал. Дорого, да и продают они ее все больше в Оазис-Техно.

Мне в Оазис-Техно минеральной воды пить тоже не приходилось, значит привозят ее скорее всего непосредственно в башню Лютецкого на самый верх.

— Я бы вас угостил, будь у меня такая вода, — проговорил я.

Проводник по-стариковски добродушно усмехнулся:

— Спасибо, парень. В общем я к чему. Вам бы я туда ехать не советовал. Вы, конечно, вольны сами выбирать, но на пути у нас будет две остановки. Одна вне града, на песочной станции сорок пять. А вторая в Рязна граде. Вот там можете сойти. Там спокойнее.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я.

Понемногу проводник подозрительным казаться переставал. Разговаривает мирно, купить ничего не предлагает. Остается угроза, что он сообщил о нас служебникам, наверняка в этом поезде есть артефакт связи, который позволяет смартфонам обмениваться информацией на расстоянии. Но тут останется лишь действовать по обстоятельствам.

— Вы подремлите пока, — посоветовал проводник. — До песочной станции еще несколько часов пути. А там стоять будем около часа.

Снова обернувшись, Катя спросила заинтересованно:

— А что на ней? На станции.

— Погрузка, дитятко, — ответил он. — Грузы в багажный вагон укладывают, и пассажиры садятся. Там они, правда, редкость. Там места неспокойные, потому и жителей мало. То кочевники, то твари Но ты не боись, дитятко. Я давно сопровождаю этот поезд. Погрузимся, да поедем. Мне пора дальше по вагонам идти. Вы, если есть захотите, идите в самый первый. Там есть уголок с водой и пайками. Скажете, от проводника. Вам и выдадут. Только не борзейте. Там пайка на всю дорогу.

Прозвучало так складно, что я непроизвольно покивал и спросил:

— А вы почему нам помогаете?

Опершись сухой, морщинистой ладонью на колено, проводник медленно поднялся, его вздох получился громким и глубоким.

— Да сына ты мне напоминаешь чуток. Только молодого. Такой же внимательный был, резвый, вникал во все. А там как уехал на заработки, так и не видел я его больше. Сперва он вести слал, что женился. А потом и вести прекратились.

Глаза проводника остановились на невидимой точке, взгляд затуманился, он потер щеку и выпрямился, со вдохом.

— Чего уж. Былого не воротишь, — проговорил он. — Мне пора работать. Если что, ищите меня в начале поезда в первом купе. Там табличка «проводник».

Развернувшись, он направился к двери бодрой и уверенной походкой для такого возрастного человека. А с учетом того, что вагоны качаются, как трусы на веревке во время песчаной бури, и того чемпион.

— Служебникам он нас сдаст, — констатировал Миха негромко, наклонившись вперед.

Глядя, на спину проводника, которая через несколько мгновений скрылась за дверью вагона, я проговорил:

— Может и не сдаст. Не похоже.

— Точно сдаст, — уверенно повторил детина. — Я разбираюсь в людях.

Обернувшись, Катя вскинула соколиные брови и выпучила глаза.

— Ты? В людях? — изумилась она. — Да ты кочевника от оазисного не всегда отличаешь. Вон, Андрея побить хотел.

Миха пожал плечами.

— Технически, я не ошибся. Мечников и правда ж оказался оазисным. Даром, что не таким, как они.

— И все равно. Проницательности у тебя, как у бетонной колонны, — не отступила Катя. — Помнишь, как тебе глазки строила постоялица? Рыжая, улыбчивая. Что ты ей сказал, когда она тебя позвала чайного гриба попить?

Брови Михи сдвинулись, он нахохлился, как громадный цыпленок и пробурчал:

— Что не люблю чайный гриб.

Раскрыв ладони, как в танце-присядке, Катя выговорила изобличительно:

— А я что говорю?

Отмахнувшись, Миха, скрестил руки на груди и отвернулся к противоположному окну.

— Да ну тебя. Это все ваши бабьи выверты. Нет, чтобы прямиком сказать. Так нет, все иносказательно, с двойным дном. Откуда я знаю, что у вас значит «попить чайного гриба».

Катя закатила глаза.

— Можно и догадаться, что на ночь глядя девушка строит глазки и зовет на чайный гриб совсем не для чая.

— А вот и нельзя.

— Ну-ну, — хмыкнула Катя. — Это я все к тому, что проводник и правда может оказаться надежным.

Их подколки я слушал в пол-уха, прикидывая, как ретироваться, если прав окажется Миха, а не Катя. Даже если он вызовет или уже вызвал служебников, раньше, чем на сорок пятой песочной станции они не нагрянут. Не догонят они поезд. Я покосился назад, затем по сторонам. Дверь, в которую мы вошли с задней части поезда, скорее всего будет перекрыта. Во всяком случае, я бы на их месте перекрыл. Окна не открываются, что понятно — открывать окна в поезде через пустыню значит постоянно кормить песком пассажиров. Да и выгребай его потом из всех углов. Спереди тоже вряд ли выйдешь, служебников отправят и туда. Остается вентиляция. Она достаточно широкая, чтобы пропустить меня. Михе может будет и тесно, но воздуховод выведет нас на крышу, а оттуда можно рвать когти.

Звонкий и дерзкий женский голос прервал размышления.

— Скучаешь?

Подняв голову, я сперва уткнулся взглядом в пышную грудь в корсете, даже рубашка не скрывает ее объемов. И только потом поднял его к лицу, на котором сияет смелая улыбка, а миндалевидные карие глаза блестят хитростью и озорством.

— Уже нет, — ответил я расхожей фразой.

Девушка, не дожидаясь приглашения, плюхнулась задом на свободное сидение, Миха глуповато заулыбался, а Катя сверкнула глазами и сцепила зубы.

— Слышала, вы в Рязна град едете? — проговорила она все так же уверенно. — Значит, нам по пути.

Катя фыркнула, а я улыбнулся.

— В хорошей компании время идет быстрее.

— Я там живу, — продолжила девушка, зрелищно закинув ногу на ногу. — Ездила к маман, у нее постоялый двор в этих краях. Дыра-дырой, сами понимаете. Пустыня. Но тут дело такое, маман все-таки. Хочешь-не хочешь, а навещать надо. Я Аделаида. Ада по-простому.

— Андрей.

— Миха.

Катя покосилась на блондинку и натянула улыбку, с которой самое то выписывать штрафы, и проговорила слишком дружелюбно:

— Екатерина.

На нее Ада только покосилась, зато на Михе взгляд остановила подольше, какое-то время рассматривала, потом потерла подбородок и произнесла:

— Миха… Миха… А ты не тот Миха, что с козячей фермы? Ну той, что разорилась.

Лицо детины сперва просияло, видимо, обрадовался, что его узнали, но потом лоб нахмурился, а он ответил настороженно:

— А чего вдруг такой интерес?

— Да просто я помню из детства мальчишку с той фермы. Тоже Михой звали. Мы маман туда ездили за молоком и козьим мясом. Но потом мамкин постоялый двор стал хиреть. Теперь вот перебивается с одного на другое.

С полминуты Миха двигал бровями, по лбу волнами ходили морщины, что означает: думает изо всех сил. Потом брови взлетели на лоб, а он выдохнул:

— О! Так ты дочка Сопочки что ли?

— Она самая, — с довольной улыбкой ответила Ада.

Развернувшись к ней всем корпусом, Миха хлопнул себя по бедрам и присвистнул. Его взгляд еще раз оценивающе прокатился по блондинке с головы до ног и обратно, задержавшись на пышных формах.

— Вот ты какая стала! Выросла-то как!

— Да ты тоже, как я посмотрю, — довольно хмыкнула Ада и повернулась ко мне. — А вы, значит, едете за лучшей жизнью в Рязна град?

Мы втроем переглянулись, пока Миха набирал воздуха для ответа, я проговорил:

— Что-то вроде.

— А почему не в Красный град? — поинтересовалась Ада и, откинувшись на спинку сидения, от чего рубашка на груди натянулась, достала из кармана мешочек с сушеным бататом и бросила кусочек в рот. — Там-то жизнь точно побогаче, чем везде. Говорят, зеленых ферм полно. И кислород бесплатно раздают

Она протянула мне мешочек и взглядом предложила угоститься. Приличия ради я взял пару долек и кивнул на Миху с Катей. На это Ада пожала плечами и передала мешочек им. Катя с хмурым лицом покачала головой, зато Миха с удовольствием цапнул и одну за другой стал закидывать дольки в бездонную пасть.