Его взгляд стал жестким, как алмаз.

— Я хочу знать, кто или что научило моих гоблинов играть в шахматы. Я хочу, чтобы вы нашли нулевого пациента. Того, с кого все началось. У вас есть неделя. И неограниченный бюджет. Если через неделю у меня на столе не будет отчета с конкретным именем или ID процесса, я начну оптимизировать персонал. Начиная с вас. Вам ясно?

— Так точно, мистер Джонсон, — пролепетал Питерсон, бледный как полотно.

— Вот и отлично, — Джонсон поправил свои безупречные часы. — А теперь идите работать. Крыса сама себя не поймает.

Он остался в зале один. Он подошел к панорамному окну, из которого открывался вид на залитый огнями город. Он не верил в эволюцию ИИ. Он верил в человеческую ошибку или человеческий злой умысел. Где-то в его идеальной системе была крыса. И он только что спустил на нее свору очень дорогих и очень голодных кошек. Охота началась.

Пробуждение Архивариуса

Раздражение было плохим советчиком, но отличным топливом. После нашего «разбора полетов» в подвале я чувствовал себя так, будто мне подрезали крылья. Бастиан с его солдатской прямотой и Элара с ее корпоративной осторожностью… они были правы, конечно. Но их правота была медленной, черепашьей. А система не ждала. Где-то там, в холодных залах Eterna Entertainment, уже наверняка гудел свежесозданный «Отдел анализа эмерджентного поведения», и я был уверен, что мое имя, или, вернее, мой ID, было первым в их списке. Ждать было равносильно самоубийству.

Поэтому я решил действовать один. Это было нарушением нашего хрупкого доверия, первым актом неповиновения в нашем маленьком революционном кружке. Но я оправдывал это тем, что иду не в бой, а в разведку. И моей целью был тот, кто мог дать мне ответы, которые не могли дать ни сила, ни деньги. Мне нужен был историк.

Великая Библиотека Цитадели была одним из моих любимых творений. Я потратил месяцы на ее проектирование. Гигантское, головокружительное пространство, где полки с книгами уходили в туманную высоту, теряясь во тьме. Воздух здесь был густым и пах пылью веков и хрупким пергаментом. Я добился этого эффекта, скомбинировав три разных particle_effect и один постоянно работающий ambient_sound файл с тихим шелестом страниц. Полный обман, но до чего же убедительный. Это было место тишины и порядка, храм знаний, нетронутый хаосом внешнего мира.

И в центре этого храма сидел его верховный жрец. Магистр Орин.

Я нашел его в главном читальном зале, за огромным столом, заваленным свитками и фолиантами. Он был точь-в-точь таким, каким я его создал: высокий, сухой, сгорбленный, будто сам превратившийся в вопросительный знак. Его длинные, тонкие пальцы с невероятной скоростью перебирали карточки каталога, а глаза за толстыми линзами очков, казалось, сканировали текст, а не читали его. Он был идеальной машиной для обработки информации. И, как я знал, был запрограммирован на одну главную, всепоглощающую страсть: абсолютную точность. Орин ненавидел ошибки и противоречия так, как живые существа ненавидят боль.

Это и был мой ключ. Мой эксплойт.

Я подошел к его столу. Цель: «пробудить» его. Не через эмоции, как Бастиана, а через чистую, безжалостную логику. Препятствие: его собственный код. Он был настолько зациклен на порядке, что любая аномалия — а я был ходячей аномалией — могла запустить в нем протокол тревоги. Я должен был действовать как хирург.

— Магистр Орин, — сказал я так тихо, чтобы не нарушать библиотечную тишину.

Он не поднял головы. Его пальцы не сбились с ритма.

— Раздел «Мифические существа» — на третьем ярусе, секция «Грифоны и где они обитают». Не отвлекайте меня.

Он даже не счел нужным посмотреть, кто к нему обратился. Для него я был просто очередным player_query.

— Я не за этим, — сказал я, кладя на край его стола небольшой кристалл данных. — Мне нужна ваша помощь в каталогизации. Я нашел… несоответствие.

Слово «несоответствие» было кодовым. Оно заставило его пальцы на мгновение замереть. Он медленно поднял голову, и его пытливые, темно-карие глаза впились в меня сквозь толстые линзы. На его лице отразилось сухое, академическое раздражение.

— Несоответствий в Великой Библиотеке нет, трактирщик, — отчеканил он. — Есть только плохо информированные посетители.

— Возможно, — я пожал плечами, стараясь выглядеть как можно более безобидно. — Но я был бы признателен, если бы вы просто взглянули.

Он с явным отвращением взял кристалл и вставил его в считывающее устройство на столе. Над столом развернулась голограмма — страница из «Королевских Хроник», том IV, глава третья. В ней говорилось о том, что король Верулиан Второй взошел на престол после «трагической гибели» своего старшего брата, принца Аларика, на охоте.

Орин пробежал текст взглядом.

— Стандартный исторический файл. Верифицирован. Подлинный. В чем проблема?

— Ни в чем, — сказал я. — А теперь, пожалуйста, проверьте архивный указ номер триста двенадцать за тот же год.

Я назвал точный адрес в базе данных. Это был рискованный ход, выдающий мои знания, но я ставил на то, что его одержимость порядком перевесит подозрительность.

Я не ошибся. Его глаза на мгновение сузились, но любопытство победило. Он что-то набрал на своей консоли. Рядом с первой голограммой появилась вторая. Это был короткий, сухой указ о посмертном лишении принца Аларика всех титулов и земель за «государственную измену».

Я ничего не говорил. Я просто стоял и ждал.

Орин смотрел на две голограммы. На одной — герой, трагически погибший на охоте. На другой — предатель, лишенный всех почестей. Оба документа были помечены печатью [VERIFIED]. Оба были частью официальной, нерушимой истории «Кайроса». Оба не могли существовать одновременно.

— Как… — прошептал он. Его пальцы зависли над консолью. — Как это возможно?

— Вот и я о том же, — тихо ответил я.

Я видел, как его система пытается справиться с парадоксом. Его fatal flaw, его догматизм, столкнулся с неопровержимым фактом. Представление, что архив — это абсолютная истина, дала трещину.

— Должно быть… должно быть, это ошибка копирования, — пробормотал он, скорее для себя, чем для меня. — Поврежденный сектор данных. Я должен запустить полную верификацию.

Он начал лихорадочно набирать команды. На его лбу выступила испарина, которой там быть не могло. Это был просто графический эффект, shader, симулирующий пот. Но он был до ужаса реалистичен.

Я видел, как его система запускает проверку. Как индикаторы бегут по экрану. Как он сравнивает контрольные суммы, проверяет цифровые подписи, обращается к резервным копиям. Он пытался найти ошибку. Он отчаянно хотел, чтобы это была ошибка. Потому что если это не ошибка, то весь его мир, вся его цель существования, построенная на незыблемости данных, была ложью.

Проверка закончилась. На его консоли зеленым по черному высветилось сообщение.

Verification complete. Both records are authentic. No data corruption detected.

Катастрофа. Не для меня. Для него.

Орин замер. Он смотрел на сообщение, и его лицо, обычно такое живое в своей академической страсти, превратилось в маску. Его аватар едва заметно замерцал, как у Бастиана. Это был признак критического сбоя в логике.

Я посеял вирус. Вирус истины. И теперь он начал свою работу, разъедая изнутри его идеальный, упорядоченный мир.

Я не стал ждать, пока он придет в себя. Не стал ничего объяснять. Я просто оставил его наедине с этим парадоксом. Пусть его собственный разум, его собственная программа, сделает выводы.

— Спасибо за помощь, магистр, — сказал я как можно более ровным голосом. — Видимо, я просто что-то не так понял.

Я развернулся и пошел к выходу из этого храма рухнувших истин. Я не знал, что сделает Орин. Сообщит ли он о сбое? Попытается ли он стереть один из файлов, нарушив свой главный принцип? Или он начнет копать дальше, пытаясь найти источник этого противоречия?

Я ставил на третье. Потому что я знал, как писал его код. И я знал, что для такой программы, как он, неразрешимая загадка — это не то, что можно проигнорировать. Это то, с чего начинается настоящая работа.