— Собачка — гав! — поделился его транспорт, заметив, что Никита смотрит на лохматого пса.

— Гав! — подтвердила собака.

— Кошечка — мяу, — подключилась вторая профессорша по зоологии, укачивая своего собственного мелкого.

— Уточка — кря...

[Кря сейчас скажет мой мозг, если вы не прекратите.]

— А коровка... хм, это же Сиов...

[Так коровки не говорят...]

Никита проследил за взглядом резко нахмурившейся женщины: в том же самом положении, прижав ноги к груди, так, будто бы это надежный щит, на том же месте сидит уже знакомая ему девочка-сова.

[Значит, ее зовут Сиов. Красивое имя для совы. Сова Сиов...]

— Бедное создание, — поделилась его носильщица.

[О чем вы, дамы?]

Но дамы проигнорировали его мысли.

— Не нужно жалеть ее, Сална, — строго сказала идущая рядом третья маман.

[Да что тут происходит?]

— Просто, она совсем одна... — попыталась оправдаться Сална. — Если бы не полоумная Грай, то...

— …то было бы то, что было!

[А что было? И что бы было?]

— Когда ее мать замертво рухнула на площадь с пробитым крылом и стрелой в животе, это... —Сална потупила глаза под строгими взглядами свих коллег. — Что станет с девочкой, когда Грай преставится?..

— А вот это уже не наше дело, вот что точно.

— И не твое тоже, — присоединилась, молчавшая до этого, четвертая участница экспедиции.

[Да о чем вы?!]

Никита вообще их не понимает.

[Пояснительную бригаду в студию!]

Однако, на этом обсуждения мамок маленькой девочки-совы и закончились. Что было странно. Так как данные младенценоски всегда до последней капли выжимают любые темы, касающиеся чужой жизни. Словно эта тема для них является запретной.

Вечером, перед сном, Никита решил попытать счастья, чтобы узнать у Азы, что бы это могло значить.

[Аза...]

— Что? — Аза листала саму себя, занимаясь, очевидно, чем-то навроде самокопания.

[Что не так с девочкой-совой?]

— У ней уши не на том месте, — не отрываясь от чтения, ответила она.

[Ну Аза.]

— Ну что?

[Ты знаешь, о чем я.]

— Ладно, — Аза захлопнула книгу, и та исчезла. — Что, если бы в твоем прошлом мире собаки и кошки вдруг стали на задние лапы, и потребовали равные с людьми права? Как бы ты к этому отнесся?

Никита не понимал, с чего это вдруг Аза съехала так далеко от интересующей его темы.

[Я бы захотел себе девушку-кошку.]

— Ну ты и курьи мозги... А как бы это воспринял весь остальной мир?

[Извращенцев полно.]

— А, да ну тебя!

[...]

[А если серьезно?]

— Ладно... В общем, со зверолюдьми даже богам не по пути.

[Почему?]

— Потому что они безбожники.

[Безбожники?]

— Ты будешь каждый мой ответ превращать в вопрос?

[...]

— Вера зверолюдов не прибавляет Богам сил.

[Почему?]

— Потому что у них нет души.

[С чего это такая уверенность?]

— В Зале Судеб, за целую вечность, не появилось ни одного зверолюда.

(Как вечность может быть целой?..)

Никита вспомнил милое, полное эмоций лицо Сиов… и, одновременно, самого себя в приюте. Он точно так же, всегда, находился в одиночестве, когда все остальные дети играли вместе. И никому до этого не было дела… Только, в отличие от совушки, это являлось его собственным выбором. А Сиов… Ну просто не может такого быть, что у нее отсутствует душа! Скорее всего, у зверолюдов есть свой собственный Перекресток Судеб.

[Аза.]

— ?

[Завтра мы пойдем к Сиов, и ты скажешь ей, что отныне я ее друг.]

— Чивосебе, отрасти хоть что-нибудь, чтобы командовать мной, — возмутилась Аза.

[Аза, я прошу тебя.]

Наступила тишина, в которой Аза долго изучала лицо Никиты.

— Хорошо… Но с одним условием, — произнесла она наконец, — сегодня ты мне точно дашь выспаться.

[По рукам.]

(...)

— М...

Никита наложил под себя в три часа ночи. Младенческий рот по младенческой привычке открылся для включения пронзительной сирены, но он вовремя сдержался.

Он пообещал. Ради лица Сиов, которое теперь все время стоит перед его мысленным взором. Он не оставит это милое существо в одиночестве в окружении глупых носителей душ.

Захотелось есть.

Тяжело дыша, Никита уставился на звезды, мягко переливающиеся в его окне. Всего лишь четыре вечных часа... Медленно, оттенки неба менялись под его взглядом. От иссиня-черного до темного-синего, от темно-синего до тускло-голубого. Звезды, одна за другой, гасли. А потом, откуда-то сбоку, приползла розовая дымка.

— Ты давно проснулся? — Аза вылезла из-под одеяла.

[Четыре часа назад.]

— Надо же, и не издал ни звука...

Потянувшись, Аза спрыгнула с кровати и подошла к Никите.

— Фу, ну от тебя и несет!

[Поэтому и проснулся.]

— Что? Все это время? — глаза Азы полезли на лоб.

[Ну...]

— Балбес!

Быстро подняв Никиту с кровати, Аза поспешила с ним в комнату для мытья младенцев.

— Я же… не настолько же! — возмущалась она, отмывая его от продуктов собственной жизнедеятельности. — Ты совсем без мозгов?

[Прости.]

— Не извиняйся, достал!

[Ага.]

— И не агакай.

[...]

— Больше так не делай, ладно? — Аза промакивала Никиту полотенцем, сердито смотря на него.

[Хорошо.]

— ...

[Ты же помнишь уговор?]

— Помню, помню. Отнесу я тебя к твоей даме, рыцарь, не ссы, — Аза многозначительно приподняла брови.

[Что? Да не в этом дело вообще. Она — ребенок.]

— А ты — молокосос.

Кстати об этом...

На обратном пути, Аза заскочила в зал, чтобы объяснить трактирщице свое опоздание. В зале уже расположились мамки, ожидающие своего выхода на сцену с эпизодом кормления младенца на чердаке. Навстречу Азе сразу же вскочили две из них.

[Бармен, молока! Два пожалст...]

— Мееееее!

***

Сиов.

Большие янтарные глаза девочки-совы с недоверием уставились на Никиту, который только что с помощью Справочника-переводчика, предложил ей свою дружбу.

Аза, явно чувствующая себя не в своей тарелке, скрестив руки на груди, смотрит в сторону. Нелегко быть посредником младенца.

— Дру... жить? — Сиов не верит ему.

[Да, дружить!]

— Да, дружить! — Аза уже начинает злиться, и скоро Никита отправится обратно на чердак к остальному назойливому хламу.

— Но я же...

[Сова.]

— Сова.

— Д-да, именно, — Сиов не понимает к кому обращаться, к Никите или Азе. Это довольно странная ситуация.

[...]

— Я — сова... — попыталась Сиов еще раз образумить Никиту или Азу.

[А я — Бог.]

— А он все равно хочет с тобой дружить, — бросила на Никиту гневный взгляд Аза.

[Мне что, запрещено быть Богом?]

— Ну, если так... — Сиов принялась мять свои ручки. — Тогда...

— Вот и хорошо, объявляю вас другом и другом! — терпение Азы окончательно треснуло. — Во веки веков! Алюминь! До встречи!

Никита со скоростью света полетел обратно в Хромую курицу.

— Пока! — донеслось ему вдогонку запоздалое прощание Сиов.

— Все, больше я в этом не учувствую, — бросила на ходу Аза. — Отрасти себе ноги, и ходи на свиданки сам!

Однако, даже это не испортило Никите его поднявшееся настроение. Ему показалось, или он услышал в голосе Сиов нотки радости, когда та попрощалась?

— Может, Иккинион?

[Пожалейте заик, госпожа...]

— Уйст?

[Хуйст.]

В окружении почти всех жителей деревни, Никита возлежит посреди большого круглого стола на заботливо под него подложенной подушке. Совершенно без штанов! Неписи, от мала до велика, нагло таращатся на него, даже не пытаясь культурно отвести, хоть на секундочку, свои взгляды. Никаких личных границ, а тем более банального приличия.

Им похрен — сейчас решается его великая судьба. Приперся даже староста, судя по виду, на последнем издыхании. После этой сходки его не станет.