— ПРИЕМЛЕМО.

Облегчения не было. Только ледяной холод в животе. Он впервые сам выбрал путь. И этот путь вёл прямо в пасть чудовищу, которое он сам и породил.

Мир вокруг них дрогнул, смазался и потёк, как акварель под дождём.

Возвращение было похоже на удар под дых. Они не просто появились в Анк-Морпорке. Они в него ввалились.

Хаос изменился. Он повзрослел. Если раньше это были детские шалости — мерцающие здания, внезапные запахи, — то теперь реальность, похоже, устала от неопределённости и начала принимать окончательные, но чудовищные решения. Парадоксы перестали быть случайными. Они начали срастаться.

Они стояли посреди Латунного Моста, и первое, что ударило по Проныре, был даже не вид, а вкус. Воздух Анк-Морпорка теперь можно было жевать. Густая, маслянистая взвесь ложилась на язык привкусом подгоревшей карамели, ржавого железа и чего-то неописуемо древнего, как пыль, вытряхнутая из савана тысячелетнего мертвеца. От этого вкуса мутило и вела кругом голова.

Проныра сплюнул. Слюна была вязкой и отдавала медью — то ли от ржавой пыли, висевшей в воздухе, то ли от того, что его собственные дёсны решили, будто сейчас самое время немного покровоточить от ужаса.

— Чтоб меня… — прохрипел он, оглядываясь.

Слева, там, где должна была находиться Гильдия Алхимиков, теперь стояло приземистое здание, которое было одновременно и Гильдией, и городской скотобойней. Из его окон валил густой, фиолетовый дым, пахнущий серой, аммиаком и свежей кровью. Из-за угла доносилось мычание, которое резко обрывалось звуком, похожим на удар молнии.

Справа, где текла ленивая река Анк, творилось нечто невообразимое. Река теперь текла в обе стороны одновременно. Два потока грязно-коричневой воды сталкивались в центре, образуя медленный, чавкающий водоворот. В нём, тяжело переворачиваясь, плавали рыбы с тусклыми, мокрыми перьями вместо чешуи и чайки, которые бестолково гребли лапами, покрытыми плавниками.

Город больше не мерцал. Город гнил заживо.

— ОН СТАБИЛИЗИРУЕТСЯ, — констатировал Смерть, глядя на речной кошмар с бесстрастным интересом патологоанатома. — ВСЕЛЕННАЯ НЕ ТЕРПИТ НЕОПРЕДЕЛЁННОСТИ. ОНА ВЫБИРАЕТ НАИБОЛЕЕ УСТОЙЧИВЫЕ ГИБРИДНЫЕ ФОРМЫ.

— Это он называет «устойчивым»?! — Проныра указал дрожащим пальцем на прохожего, у которого из шляпы рос небольшой, но вполне здоровый кактус.

Они двинулись в сторону Незримого Университета, и это было похоже на экскурсию по чьему-то воспалённому бреду. Две практически идентичные версии сержанта Колона стояли у ларька Сомнительно-Но-Вкусных пирожков и яростно спорили.

— Я тебе говорю, это была твоя очередь! — кричал один Колон, тыча пальцем в грудь другому.

— Моя очередь была в той реальности, где сегодня вторник! — отвечал второй. — А здесь, судя по запаху, уже как минимум четверг!

Проныра старался не смотреть по сторонам, но это было невозможно. Мир лез в глаза, в уши, в рот. Он видел, как стражник пытается оштрафовать собственную тень за неправильную парковку. Он слышал, как из таверны «Залатанный Барабан» доносятся одновременно три разные песни, сплетающиеся в чудовищную какофонию. Хаос перестал быть временной проблемой. Он становился новой, уродливой нормой¹.

Они наконец миновали площадь Медопатов. Стены Незримого Университета виднелись впереди. Они не мерцали. Они стояли незыблемо, но от этого становилось только хуже. Словно сам центр урагана был местом абсолютного, зловещего штиля.

Они вышли на площадь перед Университетом, и Проныра споткнулся. Не о камень, а о тишину. Весь тот балаган, вся какофония гниющего города здесь, у самых стен обители магов, стихала. Воздух терял свой отвратительный вкус, становясь просто прохладным и пустым. Квантовый Хронометр, который теперь был виден прямо с улицы сквозь просевшую, полупрозрачную стену, гудел ровно и низко. Этот гул подчинял себе всё пространство, заставляя парадоксы держаться на расстоянии.

Их ждали.

У подножия чудовищной машины, залитый ровным светом, от которого не было тени и слегка сводило зубы, стояла фигура в безупречно чистой мантии архимага. Джиминиус. Он был не один.

Рядом с ним, заложив руки за спину, стояли ещё двое.

Проныре показалось, что у него остановилось сердце.

Один из них был одет с иголочки в чёрную, потёртую кожу, отороченную стальными заклёпками. Его лицо было худым, жёстким, пересечённым парой бледных шрамов, а на губах играла ленивая, циничная ухмылка. Он смотрел на Проныру так, как мясник смотрит на тушу, прикидывая, с какой части начать. Это была Сила. Проныра-Глава-Гильдии-Воров.

Второй был его полной противоположностью. Пухлый, в дорогом бархатном камзоле винного цвета, который туго обтягивал солидное брюшко. Его пальцы, унизанные перстнями, были сложены на животе. Лицо лоснилось от самодовольства и хорошей еды. Он смотрел на Проныру с брезгливым любопытством, как на таракана, заползшего на его шёлковый ковёр. Это было Богатство. Проныра-Торговец.

А между ними, возвышаясь над ними, стоял Джиминиус. Власть.

Власть, Сила и Богатство. Весь пантеон его мелких, грязных мечт. Всё, чем он хотел стать, собралось здесь, чтобы стереть его — первопричину, ошибку, бракованную деталь.

Вся решимость, что зародилась на задворках пекарни, испарилась, как роса под палящим солнцем. Внутри у Проныры всё сжалось в знакомый, ледяной комок ужаса. Его руки сами собой начали потирать кончики большого и указательного пальцев, ища несуществующую монету — старый рефлекс, спасавший в моменты паники. Мозг кричал одно-единственное слово: «Беги!»

Но бежать было некуда. Все пути вели сюда.

Архимаг Джиминиус сделал шаг вперёд. Его движения были плавными и выверенными. Он заговорил на удивление спокойно, и в его голосе не было и тени злобы — так хирург объясняет пациенту суть предстоящей процедуры.

— А вот и наша первопричина, — сказал он, и тишина на площади, казалось, стала ещё плотнее. — Мы уж заждались.

Он окинул Проныру взглядом, от которого хотелось съёжиться до размеров насекомого.

— Не волнуйся. Мы не собираемся тебя убивать.

Джиминиус поднял руку, и воздух вокруг него и Хронометра затрещал, наливаясь силой, от которой у Проныры заслезились глаза.

— Мы собираемся тебя исправить. Раз и навсегда.

¹ И, как любая норма, немедленно привлекла внимание тех, кто видел в ней не проблему, а ресурс. Во дворце Патриция, например, царила тишина, нарушаемая лишь скрипом пера и тихим шелестом бумаг. Лорд Витинари стоял спиной к своему секретарю, Барабанту, и смотрел на огромную, многомерную карту города, испещрённую пометками, стрелками и вопросительными знаками, начертанными на нескольких прозрачных слоях.

— Сэр, — начал Барабант, прокашлявшись. — Пришло донесение. Гильдия Воров из реальности 7-Алеф-Гамма отказывается платить налог на «нематериальные активы», заявляя, что их карманы нематериальны только по вторникам, а сегодня, по их исчислению, Среда-с-половиной.

Витинари не повернулся. Он лишь постучал длинным тонким пальцем по одной из точек на карте.

— Замечательно, Барабант. Сообщите им, что в таком случае стражники из реальности 9-Бета-Дельта, которые, по счастливой случайности, существуют только по вторникам и Средам-с-половиной, будут применять к ним вполне материальные санкции в виде дубинок. И удвойте им налог за бюрократическое препирательство.

Он сделал паузу, обводя взглядом хаотичную схему своего города.

— Хаос, Барабант, — это не повод для уклонения от гражданского долга. Хаос — это новый рынок, который нуждается в грамотном регулировании. И, разумеется, в налогообложении.

Зал Незримого Университета превратился в балаган.

Это была не битва титанов, а склока в коммунальной квартире, где все жильцы носили одно и то же лицо и ненавидели друг друга с какой-то особенной, родственной страстью. Воздух густел от магии, запаха палёного бархата и неоплаченных счетов.