– Только бы они не вернулись, – сказал кто-то и сплюнул три раза через левое плечо.

Другие согласились с ним и постучали по дереву.

Но Коржик знал, что они не вернутся. Он видел, чем закончилось дело. Ганс довел клерков до обрыва, как раз к тому месту, где Россия нависает над Европой и Америкой.

– Получите обратно, – негромко сказал Ганс в пространство, ни к кому не обращаясь.

Говорил он по-русски и совершенно без акцента.

– Нам чужого не надо! – добавил он.

А затем повернулся к клеркам и гаркнул:

– Всем фиксировать прибыль! Экономика вступает в рецессию, рынки накануне спада, волатильность высокая. Инвесторы перекладываются в драгметаллы!

Клерки заблеяли и послушно посыпались с обрыва, прижимая к груди портфели, уцелевшие анализы, ноутбуки и дыроколы. Некоторые, не приходя в сознание, продолжали читать народные клерковские газеты «БарыгаЪ» и «Неведомости», другие натужно кнопили смартфоны и КПК.

Когда с обрыва упал последний клерк и улеглась пыль, Ганс исчез, словно растворился в воздухе.

Что стало с клерками дальше, никто так и не узнал. Коржик не захотел смотреть вниз, чтобы и самому не свалиться, а мейлов и смс от них не было. Только он никак не мог взять в толк, что же все-таки произошло с ним самим – ушел ли он с клерками или остался в Москве? Если ушел, то, может, ему тоже следовало броситься с обрыва вместе со своими братьями? А если остался, то откуда ему известно, чем все закончилось?

Потом он вспомнил, что уехал из Москвы с ворованными деньгами, а значит, все-таки бросился с обрыва, только с другого.

Подъезжаем к Белгороду! – объявила проводница. – Мужчина, вставайте! Коржик продрал глаза и посмотрел в окно. Была уже ночь, показались окраинные огни города. «Поздно объявила, – подумал он, – наверное, сама проспала». Немного болела голова. Он решил, что его продуло от окна.

Он спрыгнул с полки и стал спешно собираться. Соседи спали. Женщина лежала лицом вниз, а мужчина накрылся почти с головой. Закинув рюкзак на спину, он взял сумку и из дверей еще раз оглянулся на купе – не забыл ли чего? Ему показалось, что попутчики какие-то не такие – те, вроде, были похудее. «Это от одеял», – решил Коржик и пошел к выходу.

– Билет нужен? – спросила проводница.

Коржик на секунду задумался.

– Да.

Она порылась в дерматиновой папке с кармашками и протянула ему сложенный в двадцать восемь раз билет.

Он зашел в здание вокзала и посмотрел расписание. Первая электричка на Харьков отправлялась в пять тридцать утра. «Нужно сдать вещи», – подумал он.

Поставил сумку в окно камеры хранения. Служащий взялся за ручки и одновременно окинул его взглядом.

– Рюкзак будете сдавать? – спросил он.

– Нет.

Он отнес сумку на стеллаж и стал выписывать квитанцию:

– Фамилия?

Коржик едва не сказал «Фролов», но вовремя вспомнил, что Фролова больше нет. По крайней мере, на некоторое время.

– Погребняк, – назвал он фамилию из украинского паспорта.

Все его следы обрывались в Москве. Там он пропал вместе с деньгами. Толян должен думать, что его ограбили и убили.

Он пошел в зал ожидания. Остаток ночи предстояло коротать здесь. Можно было пойти в гостиницу, но ему не хотелось светить паспорт, даже украинский.

В зале было прохладно. Он устроился на жестком деревянном сиденье и огляделся. Тут и там сидели люди с баулами и бурдюками, бродили бомжи. Один ходил по залу кругами и оставлял за собой длинный шлейф густой вони, настолько плотной, что ее можно было нарезать ножом.

– Если он еще раз пройдет, – сказала пышная крашеная блондинка по соседству, – я поставлю ему подножку.

– Тогда он упадет и будет вонять здесь, – заметил Коржик.

Народ засмеялся. Бомж зашел на новый круг, и Коржик перешел в другой зал. Он сел недалеко от худого старика с седой шевелюрой, похожего на пьющего отставника. Тот втирал что-то благообразной чисто одетой старушке. Коржик невольно прислушался.

– У меня раньше была квартира, – говорил старик, – но пришлось продать.

– Почему? – испуганно спросила старушка.

Выглядела она очень уютно, как пожилая сова, распустившая перья от холода. Наверное, ехала в гости к детям.

– Нужны были деньги на операцию, – пояснил старик.

– А что оперировали?

– Глаза.

– У вас были проблемы со зрением?

– Почти ничего не видел, – важно сказал старик. – На метр перед собой, да и то с трудом.

– А теперь?

– Теперь – другое дело. Вижу как молодой.

– Хорошо! – порадовалась она за него.

– Но только одним глазом, – сурово продолжил старик.

– А почему одним? – огорчилась она.

– На пересадку другого денег не хватило.

– Как на пересадку? – поразилась старушка.

Старик кивнул:

– А вот так – мне пересадили глаз. Спасибо профессору в Москве.

– Что, неужели уже и глаз можно пересадить?

– Можно, были бы деньги.

– До чего наука дошла, – заметила старушка.

– Да, наука теперь сильная.

– Прямо-таки пересадили? – все еще с сомнением переспросила она.

– Сами посмотрите, – старик наклонился к ней лицом. – Один глаз серый, а другой – зеленый. Вот его-то и пересадили. И шрам рядом остался.

Старушка рассмотрела его глаза и покачала головой. Он ее убедил. Коржик тоже скосил глаза и увидел неровный шрам между глазом и виском. Такие остаются после падения фэйсом вниз, если человек мертвецки пьяный. Почему-то вспомнилась поговорка «Натянул глаз на жопу», хотя она сюда и не подходила.

– А откуда они его взяли? – спросила она.

– Кого?

– Глаз.

– Ясное дело – донорский, – уверенно сказал старик.

– Это какой же донор отдаст свой глаз?

– Это не добровольно. На машине один разбился насмерть, а глаз уцелел. Ему он уже все равно без надобности был.

Некоторое время они молчали.

– И где вы теперь живете? – спросила старушка, вспомнив, что за глаз пришлось отдать квартиру.

– А вон, у нее, – старик кивнул на дежурную по вокзалу.

И добавил после паузы:

– Крутая баба, однако. В хорошем настроении пускает к себе, а в плохом – выгоняет. Тогда я сюда.

Старушка деликатно промолчала. Ей не хотелось вмешиваться в чужую полусемейную жизнь.

Коржик начал дремать и уронил голову. «Черт, как же неудобно везти с собой полный рюкзак налички. Найти бы для нее место и брать по одной пачке. Плохо, когда денег нет, но когда они есть, возникают совсем другие проблемы. Все равно покоя нет».

Он обнял рюкзак одной рукой, намотал лямку на другую, положил на него голову и заснул. Но назвать сном это был нельзя. Так, короткая дрема и периодические просыпания с мыслью: «Рюкзак цел?» Цел. Ну, слава богу.

Задолго до отправления электрички, Коржик уже стоял с вещами на перроне. Публика здесь собралась простая: пенсионеры, приграничные торговцы с клетчатыми сумками да нелегальные гастарбайтеры, возвращающиеся из Москвы.

Границу пересекли без проблем. Пограничники и таможенники только прошли по вагонам, но документы ни у кого не спрашивали. Тут все были местные. Утром – туда, вечером – обратно. Проверять у таких документы – только время терять.

Через несколько часов электричка прибыла в Харьков. Коржик вышел на перрон и облегченно вздохнул.

Первая и самая трудная часть его плана удалась. Перед ним лежала Украина и все прилегающие к ней страны. Где ему осесть, он еще не решил. Денег, которые у него с собой, должно было хватить надолго. Если бы он остался в Москве клерком, то смог бы заработать такую сумму лет этак через сто. И то, если бы не пил, не ел и не надо было умирать. Видит Бог, он хотел по-другому, но не получилось. Ну что ж, путь клерка был для него ошибочным и не мог привести никуда, кроме тупика. Но он из него вышел.

Да и не был он никогда стопроцентным клерком. В душе он всегда оставался байкером с косой и татуированными драконами на руках. Им он и будет в ближайшие лет пять.