В нем крепла уверенность, что все задуманное получится наилучшим образом.

Сосед вернулся из коридора, и Коржик уступил ему место у окна, а сам подвинулся поближе к двери.

Потянулись всегдашние железнодорожные коробейники. Соседи с интересом рассматривали их товар и многое покупали. В Туле оба затарились большими круглыми пряниками.

У торговца игрушками, который появился на следующем перегоне, женщина купила плюшевого медведя и куклу, которая говорила «Я люблю тебя», а потом радостно смеялась.

– Для подарков, – объяснила она мужчинам.

У глухонемого книжника сосед купил кучу фривольных брошюр, объяснявших, что нужно делать с эрекцией.

Потом прошла крашеная перекисью торговка в красном кожаном пиджаке, смахивающая на бывшую вокзальную проститутку. Она предлагала икру в стеклянных пол-литровых банках. Мужчина купил черную, а женщина – красную. На взгляд Коржика, икра была из кожзаменителя, но он ничего не стал говорить – у самих есть глаза, должны видеть.

Он полез на полку и за дальнейшими их покупками наблюдал уже оттуда.

Женщина купила два маникюрных набора у цыганки, которая уверяла, что они из очень хорошей инструментальной стали и сделаны на военном заводе.

Мужчина вышел на полустанке и вернулся с двухлитровым пузырем пива, но не стал его открывать. Название пива было выведено готическими буквами, и Коржику показалось, что там написано «Обосранный Ганс» или что-то в этом роде.

Потом через коридор проходил другой коробейник, и у него сосед купил баклажку лимонада. «Куда ему столько?» – удивился Коржик.

У другого глухонемого мужчина купил фонарик на голову, а женщина – настольную лампу на батарейках.

Дальше Коржик углубился в чтение книжки из КПК и перестал следить за покупательским бумом в своем купе. Хотелось почитать что-нибудь грязное и матерное, и он открыл Чарльза Буковски. Все книги Буковски были об одном и том же – как он напивался каждый день, трахал разных женщин, тоже любивших выпить, и иногда дрался. И тем не менее, они никогда не надоедали. Сначала Коржик думал, что автор привирает, но потом заглянул в его биографию и убедился – да, тот пишет о себе, так оно все и было.

Коржик тоже хотел бы так жить, но почему-то не получалось. Наверное, кишка была тонка. Не зря же Буковски велел выбить на своей могиле надпись: «И не пытайтесь». Знал, выходит, что повторить его опыт вряд ли кому удастся.

Читая, он все время прикасался ногой к рюкзаку – так было надежнее.

Потом стали ходить менялы и предлагать купить гривны. Он отвернулся. С каждым годом менялы становились все наглее и появлялись все раньше. Прежде они работали в одиночку, теперь ходили группами. Крепкие парни, очень смахивающие на провинциальных бандитов, которые давно уже никого не грабили и малость поиздержались. В прошлом году он купил среди ночи у одного такого менялы со шрамом от уха до подбородка через шею двести гривен. Тот криво усмехнулся, отсчитывая деньги из очень толстой пачки, и спросил с плохой дикцией, не надо ли ему еще двести. Коржик подумал, что когда ему резали фэйс, наверное, задели и язык. Ответил, что нет, не надо.

Бумажки оказались фальшивыми, и он едва не угодил с ними в киевскую кутузку. Тут же на вокзале продавались настоящие гривны, менять их в поезде не было никакой необходимости.

Вспоминая этот досадный случай, Коржик подумал, что Украина – страна дорожных мошенников и в Москве во всех отношениях лучше. Но он покинул ее и уже вряд ли вернется.

Временами Коржик наклонялся сверху над столом, брал свою бутылку и пил воду. Вторую бутылку он так и оставил в рюкзаке, потому что соседей больше не опасался. Сразу видно, что люди они семейные, солидные и совсем не похожие на мошенников. Да и не покупают те всякую лабуду у дорожных коробейников. А эти думают о подарках для близких.

От дорожной тряски, чтения, усталости и жары, его стало клонить в дрему. Он переставил рюкзак к изголовью, положил на него руку и уснул.

Сон ему приснился странный. Как будто москвичи, уставшие от клерков, которые изменили весь привычный уклад жизни в городе, пригласили Ганса-Крысолова. Уж где они его искали и как нашли, осталось загадкой. Казалось, нет уже давно Ганса на свете.

Но он пришел и несколько дней ходил по городу, чтобы оценить масштабы предстоящей работы. Клерков в Москве оказалось очень много, и Ганс запросил за работу такую сумму, что москвичи только крякнули и долго чесали репы. Но пришлось согласиться, потому что житья от клерков совсем не стало.

И однажды погожим майским днем Ганс вышел на Арбатскую площадь, настроил свою дудочку на клерковскую частоту и заиграл волшебную мелодию. Первыми зашевелились ведущие экономисты. Они молча встали, почесали засидевшиеся задницы, сделали знак ведомым экономистам и потянулись к выходу. Ведомые экономисты шли за ними, как зачарованные, слушая дудочку Ганса, которая играла негромко, но была слышна по всей Москве. Потом пошли начальники отделов. По пути они отделяли зерна от плевел, то есть тех, кому нужно уйти, от тех, кому нужно остаться. За ними следовали финансовые директора, просто директора и генеральные директора. Бухгалтеров Ганс почему-то не тронул, и они остались на месте.

Финансовые аналитики несли с собой финансовые анализы. Биржевые аналитики – биржевые анализы. Аналитики рынков – анализы рынков. Специалисты по ценным бумагам несли сразу по два анализа – технический и фундаментальный. Все анализы, как им и полагается, были в стеклянной посуде с плотно завинчивающимися крышками, и на каждой баночке имелась наклейка с надписью, кем этот анализ произведен. Это чтобы Ганс не перепутал, хотя ему, кажется, было все едино. Но аналитики все равно гордо несли свои анализы, потому что только их и умели делать.

Ганс повел толпу клерков по Новому Арбату, потом по Кутузовскому проспекту, через Триумфальную арку и увел на Запад, потому что с Запада они к нам и пришли.

Много в Москве оказалось клерков. Они шли с двенадцати часов дня до глубокой ночи, и колонна клерков все никак не кончалась, только пыль стелилась над дорогой от модельных офисных туфель. Колонна клерков напоминала колонну пленных немцев много лет назад, с той лишь разницей, что их никто не охранял. Но это было и не нужно, потому что мелодия дудочки держала их вместе лучше всякой охраны. Вот только анализы то и дело выпадали у них из рук и разбивались о мостовую. Жалко было смотреть – сколько труда зря пропадало!

А клерки, которые не успели выйти со всеми, или которых не пускали домашние, просто выпрыгивали из окон, но не разбивались, а плавно и мягко, благодаря волшебной мелодии, опускались на землю и присоединялись к колонне. Хорошая была мелодия, завораживающая. Слушать бы ее и слушать, смотреть бы на людской поток и смотреть.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, закончились и клерки. Было уже далеко за полночь, когда походкой парализованных лунатиков проканали последние. Они тащили с собой портфели, ноутбуки и дыроколы, думая, что они им еще когда-нибудь пригодятся.

Ганс так не думал, но ничего говорить не стал – он был занят игрой на дудке.

А на следующий день москвичи проснулись в другом городе. Никто никуда не торопился. Было так тихо и спокойно, как не было уже много лет. Все улыбались друг другу, никто не дергался и не излучал агрессию. Еще через пару недель все узнали, что перестали расти цены на нефть, потому что пропали биржевые клерки, никогда живой нефти в глаза не видевшие, а только дурачившие всех своими фокусами с трехмесячными фьючерсами и нагонявшие мандраж на настоящих нефтяников.

По той же причине перестали расти цены на продукты питания, а цены на квартиры даже поползли вниз. Из киосков исчезли глянцевые многосисечные журналы, а из телевизора – попса. С домов сама собой облезла реклама. В магазинах появились трехлитровые банки с настоящим соком и пропало поганое пойло в тетрапаках.

Все вздохнули с облегчением и поняли, что Ганс не зря получил свои деньги.