– Нет.
– То-то же. А это, между прочим, рыночная ниша. Пока никем не занятая.
– Ты хочешь сказать, что…
– Именно! Представь себе жизнь простого московского зоофила. Вот закончился рабочий день. Он распихал во все дыры свой маркетинг с позиционированием, бюджетированием и брендингом. Трудился в поте лица, одним словом. И куда же ему пойти отдохнуть по интересам? Некуда. Был бы он в деревне – там другое дело. Тут тебе коровник, там конюшня, а вон и козочки бегают. Не говоря уже про прочую мелкую живность – ежики, там, хорьки, выхухоли всякие. Ну и зайцы, конечно. Да и волки тоже, если правильно организовать с ними работу. А у московского зоофила какие возможности?
– Какие? – тупо повторил тот.
– Окромя собак – никаких.
– Каких собак?
– Домашних.
– Так ты считаешь, что владельцы собак – того?
– Не считаю, – поправил его Коржик, – только предполагаю.
– Это почти одно и то же.
– Не придирайся к словам. Дело не в этом. Как говорят американцы: «Найди потребность – и озолотишься». Вот она – потребность. Теперь надо действовать.
– Общество защиты животных тебе подействует, – с сомнением сказал Талгат. – И в уголовном кодексе что-то об этом есть.
– Н-да, – Коржик задумался. – Это серьезное препятствие. Ну почему все подходы к перспективным бизнесам всегда оказываются перекрытыми?
– А ты как думал? Все прихвачено.
– Вот и получается, что нормальным зоофилам остаются только большие собаки.
– Да нет, ты преувеличиваешь. Они их просто любят.
– Конечно, любят. Только придают этому слову более широкий смысл, чем ты. А то зачем бы им терпеть все эти тяготы: кормить, гулять, лечить, стричь в парикмахерских, хоронить на платных кладбищах, ставить недешевые памятники? И это при современном темпе жизни и вечной нехватке времени? Такие почести надо заслужить чем-то большим, чем просто принести палку или подать лапу. Как ты считаешь? Талгат задумался.
– Возможно, ты в чем-то и прав. Но не все собачники такие.
– Конечно, не все, – согласился Коржик. – Только члены профсоюза.
– Какого еще профсоюза? – не понял он.
– Поговорка такая.
– Хорош хохмить.
– Забудь, – сказал Коржик. – Это шутка. Но если бы не кодекс, я бы над этим подумал. Реклама могла бы быть такой: «Дружище зоофил! Ну что ты все трахаешь свою ротвейлериху? Приходи к нам – в новый „Рогатые проказницы!" Там тебя ждет целое стадо хорошеньких белых козочек с голубыми бантами на шее. Кусочек сахара им, сто долларов нам – и любая из них твоя на сегодняшний вечер». Ну как?
– Неплохо.
– А то! Я когда-то сочинял рекламные слоганы. Но и это еще не все. Поскольку мы были бы единственными на рынке, то и конкуренции у нас не было бы никакой, первое время, естественно. К нам устремилась бы вся зоофильская элита – большие начальники, банкиры и олигархи! Посетитель получал бы костюм пастуха, шапку Гугуцэ и уединялся за изгородью со своей избранницей. Ты представляешь, какие тут можно было бы налаживать связи? Песня!
– Заманчиво, – согласился Талгат. – Я бы и сам заглянул. Только чтобы осмотреть интерьер, конечно.
– Да? А у тебя ведь дома тоже большая собака живет? Афганская борзая, если я правильно помню.
– Да, а что? – почувствовал подвох тот.
– И как у тебя с ней?
Он взвился:
– Ты на что это намекаешь? Нет, ты что имеешь в виду? Я тебе счас в пятак дам!
– Ладно-ладно, успокойся. Ничего я не имею в виду. Пошутил просто.
– Слушай, давай вали отсюда со своими шутками, пока я охрану не вызвал!
– Спокойно! Уже ухожу. Нервные все какие стали. А плакатик все-таки сними, чтобы он людей не смущал.
По дороге к себе Коржик подумал, что если бы не законодательные препятствия, то Толяну такой бизнес вполне подошел бы. Вложения небольшие, в деревне козы по три штуки на рупь, а отдача могла бы быть колоссальной. А еще доход могли бы давать сувениры, глянцевые журналы типа «Секс с лицом козьей национальности», майки с изображением коз, зоотуры для иностранцев. Жалко, что пока это неосуществимо.
Но, может быть, в будущем разрешат в порядке развития малого бизнеса?
39
Жучковский только в пьяном виде соображал туго.
На трезвую голову он полностью преображался. Это был хитрый прапорщик с нахальными глазками и грушевидным фэйсом, дослужившийся до майора и вышедший в отставку подполканом.
Он не зря сидел почти неделю за столом Коржика напротив Ларисы. За это время он сумел ее обаять, и теперь она прямо-таки расцветала, словно степь весной, когда он заходил в кабинет. Разговаривая с ним, она попискивала и одновременно ворковала от восторга. Казалось, это не она издает эти звуки, а целое гнездо полевых мышей, которое поставили на ее стол. Коржик понял, что ее интерес к нему если и не утрачен начисто, то подорван основательно.
Конечно, разве мог он тягаться с таким геройским типом, каким казался Жучковский? Настоящий, бля, подполковник! В личном плане его это вполне устраивало, но в служебном играло против него.
Жучковский заручился поддержкой Ларисы, взял в союзники Толстого Гришу, бродившего неприкаянно по офису и, казалось, никому не нужного, и пошел в наступление. К тому времени группа союзников Коржика, раньше состоявшая из Ларисы, Субботина и Саши Шлыкова, была значительно ослаблена из-за увольнения Субботина и двойственной позиции Ларисы. На его стороне, конечно, были практически все офисные тетки, включая секретарш, а также Петров, но они веса не имели и их мнением Толян не интересовался.
Очень скоро Жучковский достиг успеха. Толян, по своему обыкновению, дал всем понять, что тот теперь главный по бизнесу. Но это было еще не все. Жучковский пошел дальше предшественников. Ему очень не нравилась офисная демократия, когда Толян оставался открытым для общения почти со всеми, и он убедил Толяна, что это нехорошо и лишь отвлекает народ от работы, а его самого – от более важных дел.
Толян с ним согласился и распорядился все вопросы решать с Жучковским, а лишь затем обращаться к нему. Это был чисто армейский подход. Он сработал на руку Жучковскому, значимость которого в офисе многократно возросла. Доступ к «телу» оказался закрытым почти для всех.
Коржику было ясно, что и Жучковский долго не продержится. Что мог знать о тонкостях бизнеса отставник, только что оказавшийся на гражданке? Но это утешало мало. «Продержаться бы самому до момента его падения», – подумал он. Что-то подсказывало ему, что это будет весьма непросто.
Жучковский невзлюбил Коржика с первого дня, когда уносил свои туфли из-под его стола. Подколки на отмечании 23 февраля только подбавили масла в огонь. Смысл подколок мог потом растолковать ему Толстый Гриша. А может, эта неприязнь была вызвана очевидной близостью Коржика к Ларисе, а Жучковскому нужно было во что бы то ни стало оттеснить Коржика от нее. Влияние Ларисы на Толяна было большим, и она могла стать очень важным союзником в решении любого вопроса.
Жучковский стал давать Коржику поручения. Тот его посылал. Жучковский откатывался, но своих попыток не прекращал. На руку ему играло то, что в конторе Толяна у сотрудников не было четко очерченных обязанностей и их по мере необходимости могли бросить на выполнение любых задач.
Жучковский и Толстый Гриша стали неразлучными и бегали вместе по коридорам между кабинетом Толяна и разными отделами. Оба были невысокими, пузатыми и передвигались быстро. Коржик окрестил их связку «бегемот-экспресс». Пол под ними ощутимо прогибался и вибрировал – ковролин лежал прямо на досках. Их неразлучность вызывала у Коржика некоторые подозрения.
– Они прямо-таки любят друг друга, – обронил он как-то в приемной.
– Тише! – зашипели сквозь смех секретарши.
Как раз в этот момент открылась дверь, и «бегемот-экспресс», вибрируя полом, пронесся к Толяну. Со стола от движения воздуха упали несколько листов, зазвенели стаканы на подносе.
– Гудеть надо! – сказал Коржик им вслед.